Положение рода правителей Ямато стало угрожающим. Тесная и давняя связь с кланом Сога лишила его многих потенциальных сторонников: были уничтожены Мононобэ и принижен клан Накатоми. В царском клане не было вождя: правительницей Ямато стала Когёку — ставленница Сога.

Перед лицом надвигающейся гибели «царская партия», однако, сумела сплотиться и найти вождя. Им стал Накатоми Кама- тари. В то время Каматари находился во главе своего клана — наследственного жреца синто. Однако он был горячим последователем идей Сётоку-тайси и, главное, обнаружил полную готовность и способность претворить их в жизнь. Заручившись поддержкой двух членов «царского» дома — Кару и Нака-но Оэ, он составил заговор. В ходе его выполнения он женил последнего на дочери главы боковой линии Сога, разбив тем самым единый фронт членов этой фамилии. В 644 г. на царской аудиенции, даваемой корейским послам, Сога Ирука был убит. Тотчас же Ая-но атаэ поднял своих подопечных в помощь дому Сога. Однако бывший приближенный Сога, перебежчик Косэ-но Токудай-но оми сумел убедить выступивших на помощь, что положение дома Сога безнадежно, раз даже царица не защитила Сога Ирука, а покинула зал для аудиенции. На следующий день Сога Эмиси и его приближенные погибли, осажденные в своем доме.

Царица Когёку отреклась от своего поста (впервые в истории Японии, если верить «Нихонги») в пользу своего сына Нака-но Оэ, Но эта кандидатура, очевидно, устраивала Каматари меньше, чем его младший брат — Кару, который и стал царствовать под именем Котоку. Можно добавить, что власть для видимости была предложена и Фурубито-но Оэ — сыну Когёку и протеже Сога. Но тот правильно оценил обстановку и постригся в монахи. Впрочем, влияние Сога не было уничтожено, как и сам дом. Тот же Фурубито-но Оэ через несколько месяцев возглавил восстание, но был убит, а его отряды рассеяны.

Сложность отношений между кланами и локальность заговора отразились уже на первых политических мероприятиях. Царем стал наиболее старый и пассивный член триумвирата — Кару. Тесть царя Нака-но Оэ, глава боковой линии Сога, стал одним из двух первых министров. Душа и руководитель заговора Каматари, похоже, был отстранен от участия в управлении государством. Подлинным правителем стал самый молодой член триумвирата— представитель царской фамилии Нака-но Оэ.

Страна вступила в полосу реформ, и одним из первых признаков этого стало введение с 645 г. девиза годов правления (нэнго), многозначительного в своем чтении — Тайка, т. е. «великие реформы» или «великие перемены». После первых шагов в этом направлении в первом месяце нового, 646 г. появился «Манифест о реформах».

Внешние сношения в эпоху Ямато не могли не отличаться от заморских поездок посланцев союза Ематай. Лишь объект поездок в целом остался прежним (Китай, Корея), да и то теперь там были иные политические образования. Изменение исходного и конечного пунктов таких путешествий предполагало перемену маршрута и влекло за собой смену средств и способов его прохождения. Но особенно изменились, как мы увидим дальше, цели и характер самих сношений.

Не существует единого мнения как о времени возникновения отношений между режимом Ямато и корейскими царствами, так и о характере этих отношений на ранней их стадии. По «Нихонги» видно, что прочные отношения завязались после правления Юряку (середина V в.). Некоторые не без основания утверждают, что исторические материалы о времени до Юряку отражают события позднего времени и особенно подверглись обработке в проимператорском духе (см. [Ким Сокхён, 1966, с. 265–328]). В «Нихонги» можно выделить историческое повествование официально- китайского типа, начиная со второй половины правления Киммэя (540–571), и предшествующую, традиционную часть. Последняя, конечно, тоже подверглась известной обработке, но значительно меньшей. В главах, посвященных наиболее раннему периоду от Судзина до Тюая (97 г. до н. э. — 200 г. н. э.), собраны сведения о связях с Мимана и Силлой, о походе Дзингу против Силлы. В этот период каждый японский клан более или менее свободно сносился с Кореей, и сведения этих глав «Нихонги» основаны на материале кланов. Для времени от Дзингу до Нинтоку (201–399) сведения о сношениях основаны на «Пэкче ки» и на преданиях иммигрировавших в Японию кланов. Для третьего периода, от Юряку до Бурэцу (457–506), свидетельства о сношениях с Кореей концентрируются в «Нихонги» в главе о Юряку. Наконец, для четвертого периода, от Кэйтая до Киммэя (507–571), сообщения о связях частично основаны на «Пэкче понги», а частично на клановых преданиях [Inoue, 1971].

Сведения о связях с Кореей в течение первого и второго периодов в «Нихонги» не классифицированы, и их невозможно приурочить к какому-нибудь конкретному времени или царствованию. Попытки связать их с хронологией, созданной уже в VII–VIII вв., методически ошибочны.

В соответствии с уже известной традицией невероятно удревнять корни императорского дома и политическую историю Японии различные события внешней политики и дипломатических связей датируются столь же древним периодом. Можно напомнить, что традиционная хронология возводит основание Мимана к 12-му году правления Судзина (85 г. до н. э.?), знакомство с корейской материальной культурой и медициной — к 1-му году правления Суйнина (29 г. до н. э.), поход Дзингу против Силлы — к 9-му году правления Тюай (200), первую дань из Силлы — к 8-му году правления Дзингу (208 г.), приезд «культуртрегеров» из Пэкче — к 1-му году правления Одзина (270), из Когурё — к 3-му году правления Юряку (459 г.). Невероятность датировок всех событий, кроме последнего, не нуждается в обосновании, но очередность завязывания новым режимом связей с разными государствами полуострова передана вполне достоверно (ср. [Kurihara, 1967, с. 87; Ким Сокхён, 1963]).

Падение китайских префектур в Корее в 313 г., появление в Южной Корее Пэкче и Силлы, а в самой Японии — режима Ямато изменили ситуацию. Прервавшиеся было контакты японцы возобновили— теперь уже под видом помощи Пэкче, наиболее заинтересованной в поддержке извне [Hirano, 1977].

Японское посольство, отправившееся в Корею в 366 г., уже знало о желании Пэкче. На следующий год пэкчийское посольство посетило Японию, вероятно прося войск, которые и были посланы в 369 г. На востоке полуострова экспедиционная армия заняла бассейн р. Нактонган, сдерживая силланский нажим. На западе она захватила обширное пространство от р. Сёмчин до р. Кймган, дойдя до южных границ Пэкче. Эта земля принадлежала племенам кая и их владению Кара.

Таким образом, в 366–371 гг. создалось японское владение Мимана, получившее название по географическому району Ми- манакара (Кая). Японцы захватили район, еще не поделенный Пэкче и Силлой и склонны были рассматривать оба эти государства как своих вассалов [Уэда, 1969, с. 98—115]. В районе нынешнего города Кымхэ было создано управление — Нихон-фу. В каждую деревню или общину был послан японский чиновник (мико- томоти), подчинявшийся начальнику данного района (канки). Японские войска размещались в стратегических пунктах. Не имеется сведений ни о разветвленной гражданской администрации Мимана, ни о количестве и дислокации японских войск.

Расцвет японского владения Мимана приходится на вторую половину IV в. В конце этого периода, потерпев поражение от японских и пэкчийских войск, когурёские силы перегруппировались и в 396 г. на суше и на море разгромили Пэкче. В 400 г. Когурё вытеснило японский гарнизон из столицы Кая в Мимана и в 427 г. перенесло столицу на юг, в Пхеньян. Отсюда оно развернуло новое наступление, в результате которого в 475 г. столица Пэкче пала, король погиб в бою. Пэкчийский принц нашел убежище в северо-западных областях Мимана. Это спасло Пэкче, но ослабило Мимана. Пэкче в 512 г. присоединило четыре района Мимана на юго-западе, в 513 г. — еще два. Западная часть Мимана вышла из-под японского контроля. Под властью Мимана остались лишь земли к востоку от гор Сёбэк и к западу от р. Нактонган.