Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ни один из текстов не дает ни единого намека на то, что в это время с шанцами — точнее, с протошанцами эрлитоу-эрлиганской фазы — произошло нечто экстраординарное. Разве что упомянутые в «Чжушу цзинянь» нашествия кочевников могут считаться свидетельством некоего контакта протошанцев с мигрантами, знакомыми с элементами урбанистической цивилизации (в частности, с колесницами). Но невнятные сведения не дают никаких оснований для сколько-нибудь определенных выводов. Перед нами нечто необъяснимое: археология свидетельствует о резком качественном скачке между обеими фазами (эрлитоу-эрлиганской и аньянской), а в текстах все до предела гладко.

Можно, конечно, сетовать на то, что дидактические тексты чжоусцев, которые имеются в нашем распоряжении, отражают их концепцию истории, что в этих текстах не столько рассказ о реальных событиях прошлого, сколько реконструкция историзованных легенд, составлявшихся задним числом. Но ведь и в шанских надписях тоже нет доаньянской истории. Правда, там вообще нет истории, никакой, кроме разве что упоминаний о существовании «верхних предков», которые некогда были правителями.

Итак, факт остается фактом: письменная историографическая традиция как самих шанцев после У Дина (аньянская фаза, гадательные надписи), так и сменивших их чжоусцев со свойственным им гипертрофированным вниманием к переинтерпретируемой ими истории не дает и намека на что-либо экстраординарное, что должно было — судя по данным археологии — произойти с протошанцами бассейна Хуанхэ где-то во время правления Пань Гэна, чуть раньше или чуть позже.

Впрочем, есть все же одна зацепка. Сразу же необходимо заметить, что использование ее невозможно без натяжек. Но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба. Приведу полностью эпизод, о котором идет речь. Взят он из гл. 3 «Шицзи», но подтверждается и рядом глав «Шуцзина» — правда, из версии гу-вэнь, т.е. неаутентичной.

«[Однажды] ночью У-дин во сне увидел мудреца, которого звали Юэ. [Помня] увиденное во сне, [он] осмотрел своих приближенных и чиновников, но никто не был таким, [как Юэ]. Тоща [У-дин] заставил чиновников принять меры и найти мудреца вне города. Нашли Юэ в Фусяни. В это время Юэ как колодник работал на строительстве в Фусяни. [Когда найденного человека] показали У-дину, У-дин сказал, что это он и есть. Обретя Юэ и поговорив с ним, [У-дин понял], что это действительно мудрый человек, и выдвинул его, сделав своим первым советником. Иньское государство [с тех пор] стало хорошо управляться. Поэтому впоследствии по местности Фусянь ему дали фамилию, прозвав Фу Юэ» [86, т. 1, с. 173].

Этой истории в «Шуцзине» посвящены три небольшие главы. В первой рассказывается о вещем сне вана, обнаружении Юэ, строителя из Фуяня (не Фусяни!), назначении его премьером-помощником с широчайшими полномочиями. Во второй говорится, что Юэ давал вану мудрые советы об основании государства, построении столицы, назначении титулованных особ и должностных лиц, о военных делах, о методах управления, основанных на добродетели. В третьей — о том, как ван просил Юэ помочь ему, научить его; о том, как ван был ему благодарен (см. [255, т. 3, с. 248—263]).

Что же во всем этом интересного? Прежде всего то, что речь идет о ком-то чужом, этнически чуждом шанцам. Чужак был настолько мудр, что стал первым помощником правителя. Он владел мастерством строителя, был умелым администратором, происходил издалека (словосочетание Фусянь можно интерпретировать различно, но всерьез локализовать эту местность вообще нет возможности, хотя гипотезы подчас и предлагаются).

Если обратиться к шанским надписям, то там мы не обнаружим никаких данных о Юэ и его столь важной социальной и политической роли. А ведь свыше половины всех надписей посвящено именно У Дину, событиям его длительного, в несколько десятилетий, правления. Стало быть, либо вся история с Юэ досужая выдумка, своего рода легенда, либо эту историю следует понимать не буквально, а, скажем, аллегорически. Другими словами, многое из мудрости и достижений У Дина и вообще шанцев аньянской фазы (начавшейся с периода правления У Дина — если судить по надписям) мы вправе отнести на счет некоего чужака из Фусяни (или Фуяня), научившего У Дина тому, что и как следует делать.

Еще раз следует поварить: версия построена на натяжках. Но это единственная зацепка, которая позволяет хоть как-то свести концы с концами и найти в исторической канве китайской традиции пусть косвенные, но все же свидетельства, фиксирующие генезис тех качественных перемен, которыми аньянская фаза столь зримо отличается от доаньянской. Впрочем, вернемся к историографической традиции.

Период У Дина описан в исторических текстах подробно, включая и обычно весьма скупую на информацию «Чжушу цзинянь». Там тоже сказано об Юэ и достаточно подробно описано все долгое царствование вана, получившего посмертный титул Гао-цзун (важно оговориться, что в надписях нет упоминаний об этом; скорей всего, упоминание о посмертном титуле — чжоуское добавление к шанским реалиям). У Дину наследовали его сыновья и внуки. Последним в их ряду был У И — фигура весьма примечательная. В «Чжушу цзинянь» он рисуется как деятельный правитель, за период царствования которого особенно усилилось вассальное владение Чжоу, расширявшее свою территорию за счет побед над соседями. Умер У И от удара молнии во время охоты на территории, близкой к Чжоу.

Сыма Цянь интерпретирует материалы о нем в ином ключе. Не сообщая практически ничего о политических акциях вана, он подчеркивает только, что тот отличался недобродетельным поведением. В качестве примера приводится легенда о том, будто бы У И стрелял в наполненные кровью кожаные торбы, называя это «стрельбой по Небу». Вообще, согласно «Шицзи», У И подчеркнуто не уважал Небо. Он, например, велел сделать фигуру человека, которую назвал «духом Неба» и с которой играл в азартные игры (за Небо выступали назначенные им приближенные). Из всего изложенного Сыма Цянем вытекает, что У И был поражен молнией за его грехи [86, т. 1, с. 174].

Наследником У И был Тай Дин (в «Чжушу цзинянь» — Вэнь Дин), которому наследовал его сын Ди И, а последним правителем шанцев был сын Ди И — Чжоу Синь (Ди Синь). Сразу же существенно заметить, что в «Чжушу цзинянь» история царствования последних ванов и особенно Чжоу Синя подается в сдержанных тонах, преимущественно на фоне успехов чжоусцев, шаг за шагом теснивших шанцев и переманивавших на свою сторону либо завоевывавших прежних сторонников и союзников вана. Если следовать тексту указанного источника, то перед читателем предстает картина постепенного упадка Шан: приближенные и чиновники вана бегут в Чжоу, попытки надавить на чжоусцев успеха не приносят, включая и временное задержание их вождя, будущего Вэнь-вана. Природные же явления или загадочные феномены (женщина превратилась в мужчину; вышло одновременно два солнца и т.п.) ничего хорошего шанцам, судя по контексту изложения, не сулят — как то и соответствует чжоуским представлениям.

Впрочем, прямого осуждения последнего шанского вана в «Чжушу цзинянь» все же нет. Иное дело в «Шуцзине» или у Сыма Цяня. Эти тексты наполнены инвективами по поводу недобродетельного поведения Чжоу Синя, а в гл. 3 труда Сыма Цяня они конкретизированы и наглядно проиллюстрированы. Если верить «Шицзи», Чжоу Синь был силен, способен, красноречив, но любил вино и распутство. Он культивировал непристойные мелодии, нещадно облагал налогами людей, пренебрегал уважительным отношением к духам и любил развлекаться самым непристойным образом, устраивая, в частности, пьяные оргии с ночными развлечениями голых мужчин и женщин. Чжоу Синь истязал достойных людей, приближал к себе льстецов и корыстолюбцев, не слушал добрых советов. Заключив в тюрьму будущего Вэнь-вана, он затем легко поддался на подкуп и за красивую девушку и нескольких добрых лошадей отпустил пленника. Вследствие всего этого князья и чиновники уходили от него в Чжоу, что и сыграло в конце концов свою роль в гибели последнего шанского вана и крушении Шан. В битве при Муе армия Чжоу Синя была разбита, а сам он, одевшись в драгоценные одежды, бросился в огонь (см. [86, г, 1, с. 175— 178]).

66
{"b":"276896","o":1}