– Теперь все понятно, – сказал Ханнасайд. – Вы попросили о второй встрече, но мистер Мэтьюс отказал, так?

– Отказал, – кивнул Генри Лэптон, судорожно сглатывая слюну. – Это было утром в день его смерти, тогда и состоялся наш последний телефонный разговор. Грегори звонил из своего кабинета, мы с ним так и не встретились.

– А в котором часу он звонил?

– Довольно рано, не позднее одиннадцати.

– Ясно. А что вы делали потом?

– Ничего. – Лэптон в изумлении уставился на Ханнасайда. – То есть я пошел к себе в кабинет. Понимаете, ведь у меня своя работа. Так что ничего плохого я совершить не мог.

– И вы больше не пытались увидеться с мистером Мэтьюсом, скажем, за ленчем?

– Нет, это все равно ни к чему не привело бы. Я же знаю Грегори. Я пообедал в одиночестве, так как хотел выиграть время и все еще раз обдумать.

– И где вы обедали, мистер Лэптон?

– Как обычно, в маленьком ресторанчике под названием «Виноградная лоза». Там меня знают и, уверен, подтвердят мои слова.

– А чем вы занимались после ленча?

– Разумеется, вернулся на работу. Вообще-то в тот день я ушел из офиса раньше обычного, еще до чая.

– И куда направились?

– На Голдерс-Грин. Хотел повидать миссис Смит.

– Ну да, конечно, – деликатно кашлянул Ханнасайд. – Естественно, вы намеревались обсудить с ней сложившееся положение.

– Нет, я об этом даже не упомянул. Собирался, но не смог. Все еще надеялся найти какой-то выход. И понимаете… мы никогда не затрагивали тему моей семейной жизни. Не хотелось огорчать Глэдис, вот я и промолчал о случившемся.

– Вот оно что! – хмыкнул Ханнасайд. – И в котором часу вы ушли от миссис Смит?

– Точно не скажу, но к ужину я был дома. То есть с Голдерс-Грин я сразу отправился домой.

– А чем занимались после ужина?

– К нам пришли гости, мы играли в бридж. Из дома я в тот день больше не выходил, а на следующий день мы приехали в «Тополя».

– Благодарю. – Ханнасайд с бесстрастным видом что-то быстро записывал в блокнот.

Лэптон поглядывал на него с тревогой:

– Не знаю, могу ли быть еще чем-либо полезен? Если вопросов больше нет, позвольте мне уйти. Жена будет…

– На сегодня все, – сообщил Ханнасайд.

– Тогда?.. – Генри Лэптон робко приподнялся с кресла.

– Разумеется, вы свободны, – подтвердил Ханнасайд.

Маленький человечек покинул комнату, а Джайлс, отойдя от окна, где стоял все это время, обратился к Ханнасайду:

– Вот бедняга! В какую передрягу попал по собственной глупости! Вас не устраивает его рассказ?

– Меня не устраивает его алиби.

– Что именно? Ах, вы о Глэдис Смит! Я думаю, он действительно к ней ходил. Слабая надежда найти утешение. Очень сентиментально.

– Конечно же, миссис Смит подтвердит, что Лэптон был у нее, – заметил Ханнасайд.

– Возможно, только я не совсем понимаю, как он сумел пройти в такой час в дом Мэтьюсов и не встретился ни с кем из членов семьи или прислуги. Ведь вы на это намекаете?

– Ну, ничего сложного здесь нет, – скептически усмехнулся Ханнасайд. – В этот дом, мистер Каррингтон, можно пройти не только через парадный вход. Например, сбоку имеется дверь, которая выходит из гардеробной на тропинку в саду. Всякий, кто хочет проникнуть в дом незаметно, воспользуется именно этим ходом. Нужно только улучить подходящий момент. Семья и прислуга пили в тот час чай, так что путь был свободен, и Лэптон вполне мог предвидеть такую ситуацию.

– Хорошо, только какой в его действиях смысл? – не понял Джайлс. – Грегори Мэтьюс на тот момент отсутствовал, и куда же Лэптон мог в таком случае налить яд?

– Я думаю о флаконе с тонизирующим средством, который так своевременно разбили, – предположил Ханнасайд.

– А разве Лэптон знал, где он хранится? – нахмурился Джайлс. – И каким образом и когда он умудрился разбить флакон?

– Может, и знал. А разбить его не составило труда, когда на следующее утро Лэптон приехал сюда с женой.

– Думаете, Генри Лэптон способен на подобный поступок? – усомнился Джайлс. – Слабый, бесхарактерный человечек!

– Не забывайте, мистер Каррингтон, он впал в отчаяние и сам в этом признался. Осмелюсь утверждать, эта Глэдис Смит занимает главное место в его жизни.

– Ну, полагаю, он предпочел бы убийству развод, – заметил Джайлс.

– Не могу с вами согласиться, – покачал головой Ханнасайд. – Лэптон никогда не пошел бы на такой громкий скандал. Вероятно, он любит дочерей, и если решился совершить убийство, то только в надежде выйти сухим из воды. С разводом так не получится. Вы же видели его супругу. Представляете, какой поднялся бы шум?

– Ну хорошо, но подумайте сами, – возразил Джайлс. – Убив Мэтьюса, Лэптон не мог обеспечить себе безопасность. Ведь Мэтьюс мог рассказать о его связи с миссис Смит кому-нибудь еще. Именно так он и поступил. Этот молодой хлыщ Рэндол не просто попал пальцем в небо, он точно знал, что говорит.

– Разумеется, Рэндолу все известно. Но вы заметили, как это удивило Лэптона? Вероятно, он думал, что Мэтьюс не успел разгласить его тайну. – Ханнасайд взял письмо Лэптона и положил в блокнот, а потом в задумчивости посмотрел на письменный стол и, выдвинув один из ящиков, нахмурился. В ящике находился всякий хлам. – Хотелось бы знать, что интересного нашел мистер Рэндол Мэтьюс среди этого барахла.

– А разве он чем-то заинтересовался? Я и не заметил.

– Думаю, я не ошибся. Только не знаю, нашел ли он то, что хотел, или, наоборот, не обнаружил того, что ожидал увидеть. Если отбросить в сторону обязанности душеприказчика, которыми Рэндол не слишком себя обременяет, с какой стати он вдруг загорелся желанием присутствовать вместе с нами при просмотре дядиных бумаг? Думал, мы что-то найдем? Но что именно?

– Возможно, вот это самое письмо Лэптона.

Ханнасайд на мгновение задумался над словами Джайлса.

– Вполне вероятно, что и так, если старик Мэтьюс доверил ему семейные тайны. Только что из содержимого ящика может вызвать интерес?

– Может быть, вы правы, предположив, что этот предмет на данный момент в ящике отсутствует.

– Да, кто знает. Но я заметил одну странность, которая бросается в глаза: ни в доме, ни в офисе Мэтьюса не сохранилось никакой старой переписки.

– Некоторые люди имеют обыкновение рвать письма, как только на них ответят, – предположил Джайлс. – А вы думаете, кто-то успел покопаться в бумагах Мэтьюса?

– У меня пока нет предположений на этот счет. Однако если Мэтьюс лично уничтожал все письма, это, должно быть, перешло у него в манию.

– Значит, поработала разрушительная рука Рэндола, – весело предположил Джайлс.

Ханнасайд невольно улыбнулся в ответ:

– Понимаю. Вы решили, что я именно его и подозреваю. Должен признаться, нет никаких подтверждений, что Рэндол находился где-то поблизости от «Тополей» между двенадцатым и пятнадцатым мая. Однако вы правы, – добавил он с сожалением, – я действительно подозреваю этого молодого человека, и его алиби не вызывает доверия. Оно такое безупречное, что, похоже, над его созданием потрудились заблаговременно. Только, положа руку на сердце, я, мистер Каррингтон, ума не приложу, каким образом Рэндол мог совершить убийство дяди.

– И вас это, похоже, огорчает, – рассмеялся Джайлс.

– Не совсем так. Но я обеспокоен. Брожу на ощупь в темноте, и все время не покидает неприятное чувство, что сбился со следа. Если бы только установить, посредством чего яд попал в организм покойного! Возможно, его подмешали в стакан с виски с содовой, который подал дяде Гай Мэтьюс. Сам Грегори Мэтьюс мог обработать царапину отравленным лосьоном. Только во всем доме нашелся один нераспечатанный флакон с лосьоном «Понд» в нетронутой упаковке. Возможно, яд добавили в тонизирующее средство и разбили флакон. Все это время я ломаю голову над различными версиями. Может быть, выбрали момент и подмешали отраву за несколько дней до смерти Мэтьюса. Я вот подумал о таблетках аспирина, но покойный не принимал лекарств. Хемингуэй допросил с пристрастием всю прислугу, но оказывается, Мэтьюс ел и пил то же, что и остальные члены семьи, не считая виски с содовой и тонизирующего средства. – Ханнасайд замолчал и поднялся с места. – Что толку сидеть и теряться в догадках, мистер Каррингтон? Меня ждет срочная работа, да и вам, вероятно, не терпится вернуться в город.