– Вам не нужны его двести пятьдесят тысяч фунтов? – небрежно спросил Ханнасайд.
– Не задавайте нелепых вопросов, – огрызнулся Кеннет. – Конечно, нужны! Кто бы от такого отказался?
Ханнасайд встал.
– Из моих знакомых никто, это уж точно. У меня пока больше нет вопросов, как нелепых, так и не очень.
– Отлично, – подвел итог Кеннет. – Тогда я ухожу. Джайлс, не забудь заглянуть вечером. И помни об угрожающей мне нищете! По словам Мергатройд, она уже у двери. До свидания, дядя. Передавайте привет тете Дженет.
– Мне тоже нужно идти, – сказал Ханнасайд, когда за Кеннетом закрылась дверь. – Мистер Каррингтон, я могу поступать с этим письмом так, как сочту нужным?
Чарлз Каррингтон кивнул:
– Будьте благоразумны, суперинтендант. По-моему, это качество вам присуще.
Ханнасайд улыбнулся.
– Надеюсь, – сказал он и обратился к Джайлсу: – Надеюсь увидеться с вами завтра на дознании.
Джайлс протянул ему руку:
– Я непременно приду.
Ханнасайд обменялся с ним рукопожатием и тепло, по-дружески посмотрел на молодого человека.
– Если обнаружится что-то интересное, я вам сообщу.
Как только он вышел, Чарлз Каррингтон отодвинулся от письменного стола вместе с креслом.
– Так, так, так, – произнес он. – Это, конечно, пустая, но забавная трата моего времени.
– У меня было желание попросить Кеннета поискать другого адвоката, – проворчал Джайлс.
Чарлз Каррингтон вновь принялся рыться в ворохе бумаг на столе.
– Чепуха! – воскликнул он. – Этот парень либо неисправимо правдивый юный осел, либо блестящий актер. Джайлс, он заставил твоего суперинтенданта поломать голову. Более того, и тебя тоже. Как ты думаешь, он совершал это убийство или нет.
– Понятия не имею. Не знаю даже, способен ли он на это. Кеннет – странный человек. Удивительно хладнокровный.
– На убийство он вполне способен. Но совершил его или нет, не могу понять. Черт возьми, где мои очки?
Глава восьмая
Заместитель управляющего компании «Шен-Хиллз майн» мистер Гарольд Ферфекс принял суперинтенданта Ханнасайда с взволнованной почтительностью и охотно позволил ему расспросить кое-кого из служащих. Мистер Ферфекс был худощавым, невысоким, довольно нервным человеком среднего возраста. На тайну смерти Арнольда Верекера никакого света он пролить не смог.
– Видите ли, – говорил он с подавленным видом, – очень многие недолюбливали мистера Верекера. Он был суров, очень суров! Я… я полагаю, мне он доверял. Хочется думать, что да. Мы никогда не ссорились. Временами он бывал со мной резок, но я знал его много лет и, думаю, понимал. Ужасно, что его убили, просто ужасно. И возможно, из-за того, что кто-то не смог примириться с его вспыльчивостью.
От мисс Миллер, секретарши Арнольда Верекера, толку было больше. Эта деловитого вида женщина неопределенного возраста не отводила от суперинтенданта холодных, умных глаз и отвечала на его вопросы спокойно, с оттенком презрения. Она назвала точное время появления Арнольда Верекера в кабинете в субботу утром, зачитала список встреч, какие у него были назначены, и описала его визитеров.
– В двадцать пять минут одиннадцатого, – оживленно сказала она, – мистер Верекер вызвал мистера Мезурье. Тот находился в его кабинете двадцать семь минут.
– Вы очень пунктуальны, мисс Миллер, – вежливо отметил суперинтендант.
Она улыбнулась со снисходительным превосходством.
– Конечно. Я горжусь своей точностью в работе. Мистер Мезурье был вызван сразу же после ухода сэра Генри Уотсона, встреча с которым, как я уже сказала, была назначена на десять часов. Мистер Седрик Джонсон из компании «Джонсон, Хейс и Хеверсайд» был приглашен к одиннадцати часам и приехал на семь минут раньше. Я тут же сообщила об этом мистеру Верекеру по внутреннему телефону, потом мистер Мезурье вышел и, полагаю, вернулся в свой кабинет.
– Благодарю вас, – сказал Ханнасайд. – Не могли бы вы сказать, возникали ли какие-то неприятности во время встреч мистера Верекера тем утром?
– Да, разговор мистера Верекера с мистером Мезурье был, как мне кажется, очень неприятным.
– Почему у вас создалось такое впечатление, мисс Миллер?
Она приподняла брови.
– Эта комната, мой кабинет, сообщается с кабинетом покойного мистера Верекера. Я не могла не узнать о ссоре, происходившей за дверью.
– Знаете, в чем была ее причина?
– Если б знала, то немедленно назвала бы ее, это важная информация. Но у меня нет привычки подслушивать у замочной скважины или попусту тратить время своего нанимателя. Во время разговора мистера Верекера с мистером Мезурье, а затем с мистером Седриком Джонсоном я занималась корреспонденцией мистера Верекера, пользовалась диктофоном и пишущей машинкой. Поэтому не слышала того, что говорилось, и не хотела слышать. Время от времени голоса за дверью повышались до крика. Больше ничего сказать не могу.
Суперинтендант задал ей еще пару вопросов, а потом попросил о встрече с Рудольфом Мезурье.
Мезурье вошел через пять минут. Выглядел он неважно, но приветствовал суперинтенданта бодро и непринужденно.
– Суперинтендант Ханнасайд, не так ли? Доброе утро. Насколько понимаю, вы ведете дело о смерти Арнольда Верекера? Согласитесь, случай ужасный? Получить удар ножом в спину. Я буду очень рад оказать вам помощь – только, боюсь, мало что смогу сказать. – Он сконфуженно засмеялся и присел на край пустого стола красного дерева, аккуратно поддернув тщательно отутюженные штанины. – Что бы вы хотели узнать?
– У меня к вам несколько вопросов, мистер Мезурье, – ответил суперинтендант. – Можете припомнить, где вы были в субботу ночью между… скажем, одиннадцатью и двумя часами?
Мезурье наморщил лоб.
– В субботу, дайте подумать. Ну да, конечно! Я был дома, Редклифф-Гарденс, Эрлз-Корт. У меня там берлога.
– Уверены, что в это время вы были дома, мистер Мезурье?
– Ну, в общем… – Мезурье снова слегка нервозно засмеялся. – Безусловно, я переживал! В тот вечер у меня побаливала голова, и я рано лег в постель.
Ханнасайд несколько секунд смотрел на него. Мезурье выдержал его взгляд и облизнул губы.
– Где вы держите свою машину? – спросил Ханнасайд.
– Какой странный вопрос! За углом, у меня есть запирающийся гараж в извозчичьем дворе.
– Вы никогда не забываете запирать гараж, мистер Мезурье?
– О, боюсь, что иногда бываю слегка рассеян, – ответил тот с легкой поспешностью. – Конечно, обычно я помню, что его нужно запирать, но порой, когда спешу… знаете, как это бывает!
– Вы пользовались машиной в субботу?
– Нет, как будто… хотя да, пользовался!
– В какое время?
– Право, не помню. Во второй половине дня.
– И когда поставили ее снова в гараж?
Мезурье развел скрещенные ноги, потом снова скрестил их.
– Должно быть, где-то ранним вечером. Я не обращаю особого внимания на время. И само собой, не представлял, что время моего возвращения в гараж будет важно. Я имею в виду…
– Вы уверены, мистер Мезурье, что, говоря «ранним вечером», не имеете в виду «ранним утром»?
– Я… я вас не понимаю. Я уже сказал, что рано лег в постель. Не понимаю, к чему вы клоните. Если думаете, что я имел какое-то отношение к смерти Арнольда Верекера, это совершенно нелепо.
– Владелец четырех запирающихся гаражей в извозчичьем дворе, – сказал Ханнасайд, просматривая свои записи, – утверждает, что вы выехали из гаража примерно в пять часов.
– Думаю, он совершенно прав. И не собираюсь это оспаривать. Только не понимаю, почему вы так интересуетесь моими передвижениями. Вы очень скрупулезны и все такое, но, должен сказать, мне кажется смешным, что вы берете на себя труд расспрашивать людей в гараже!
– Кроме того, владелец утверждает, – хладнокровно продолжал Ханнасайд, – что в час сорок пять ночи уже в воскресенье его разбудил стук двери, открываемой в одном из гаражей. Очевидно, гараж, который вы снимаете, расположен прямо под его спальней. Он заявляет, что узнал звук мотора въезжавшей в гараж машины.