– Где он взял деньги? – спросил Джайлс.

– У меня в сумочке. Он так сказал. Во всяком случае, находился в отвратительном состоянии.

Джайлс нахмурился:

– Был пьяным вдрызг?

– Нет, ни в коей мере. Это бы еще куда ни шло, мы могли бы уложить его в постель. Вряд ли Роджер может прилично вести себя в подпитии: к этому времени у него развязался язык. Он был самим собой, только в самом худшем виде, и говорил просто отвратительные вещи. Начал с бедняжки Мергатройд, все спрашивал, помнит ли она того молочника – видимо, она тайком грешила с ним, но это было еще до меня. Мергатройд очень расстроилась, однако никто его не прервал, потому что Кеннет находился в мрачном настроении из-за Виолетты и не обращал внимания на Роджера, хотя и мог вышвырнуть его за дверь. Поэтому вмешалась Виолетта. Она была необычайно любезна и обаятельна с Роджером, но он заявил, что к нему бесполезно подольщаться, он слишком опытен, чтобы его окрутить, и вообще ему не нравится ее тип. Надо отдать Виолетте должное: она восприняла это достойно. Но даже она выглядела недовольной, когда Роджер сказал Кеннету, что мог бы при желании отбить у него эту девушку, просто не захотел.

– Ну и компания! – воскликнул Джайлс. – И долго это продолжалось?

– Пока после ужина не появился Рудольф. Тут Роджер принялся за него. Спросил, почему у него такие волнистые волосы, и заявил, что они ему не нравятся, а когда услышал, что Рудольф помолвлен со мной, спросил меня, что же такого я в нем нашла. В таком вот духе. Рудольф, разумеется, понял, что Роджер пьян, и делал вид, что не слушает. Перед моим уходом Роджер все еще твердил, что я спятила, раз собираюсь замуж за Рудольфа, Рудольф вещал, что не убивал Арнольда, а Кеннет набрасывался на всех по очереди. Поэтому я покинула их и пришла поговорить с тобой. Кофе замечательный.

– Я рад. Когда Роджер собирается покинуть студию?

– Как только сможет. Должна сказать, я благодарна тебе и Гордону Трулаву за то, что ссудили его деньгами. Я не так настроена против Роджера, как Кеннет, но долго выносить его не смогу. Он собирается снять квартиру с гостиничным обслуживанием.

– С обслуживанием! Почему, черт возьми, он не может жить на Итон-плейс?

– Говорит, это не его стиль. Услышав это, Кеннет поддержал его, но, оказалось, Роджер имел в виду, что терпеть не может многочисленную прислугу. Сказал, она будет его нервировать. И Виолетта, которой очень хочется жить на Итон-плейс, поддержала его и сказала, что знает очень хороший многоквартирный дом. Насколько я поняла, она хочет взять его за руку и отвести на квартиру.

– Виолетта ведет себя с подлинным благородством или все-таки пытается увлечь Роджера?

– Не знаю. Не думаю, что она пытается увлечь его, потому что ей незачем быть помолвленной с Кеннетом, если она поставила себе целью выйти замуж за богатого.

– Тони, богатые не всегда стремятся к браку.

– Да, наверное. Но мне кажется, она подольщается к Роджеру в надежде уговорить его дать Кеннету большое содержание. Только Кеннет не примет его, не захочет принять.

– Похоже, Кеннет воспринимает это очень тяжело, – сказал Джайлс. – Однако я не сказал бы, что он очень жаден до денег.

– Конечно, не жаден, но сейчас очень нуждается, и после того как считал себя в шаге от большого состояния, должно быть, очень неприятно обнаружить, что ты так же беден, как прежде. – Антония встала и пристегнула поводок к ошейнику Билли. – Пожалуй, пойду. Знаешь, Джайлс, я, похоже, начинаю жалеть, что Арнольд убит.

– Тони, ты жестока!

– Ты должен признать, что сначала это выглядело хорошо. Только теперь мы все оказались из-за этого в неприятном положении, и все очень изнурительно. Я рада, что у нас есть ты. Единственный, на кого можно положиться.

– Спасибо, Тони, – с легкой улыбкой произнес Джайлс.

– И я рада, что мы окончательно помирились. Ты мне нравишься, Джайлс.

– Подумай как следует, – сказал он.

Антония нахмурилась:

– Почему? Ты мне не веришь?

– Верю, – ответил он. – Только никогда не считал, дорогая моя, что хоть что-то лучше, чем ничего.

Утром, протрезвев, Роджер бодро объяснил свое состояние долгим вынужденным воздержанием от спиртного. Это побудило Кеннета сообщить ему, сколько бутылок виски он выпил с появления в студии, но Роджер лишь сказал: «Подумаешь, что тут такого», – и разговор прекратился.

Виолетта пришла вскоре после завтрака. Кеннет, все еще разгневанный, злобно спросил ее, бралась ли она за работу. Сам он был в комбинезоне и хмуро смотрел на незаконченную картину на мольберте. Виолетту не возмутил его тон. Она ответила, что уже отправила почтой несколько рисунков с моделями нарядов и считает, что заслужила выходной.

– Понятно, – сказал Кеннет. – И, разумеется, решила посвятить его мне.

– Нет, дорогой, – спокойно ответила Виолетта. – Позволь сказать, что ты невыносим. Я хочу заняться переселением твоего единокровного брата в отдельное жилье.

– Очень мило с твоей стороны, лапочка. Надеюсь, он оценит этот чистый альтруизм.

Виолетта постояла, поджав губы. Потом подошла к Кеннету и взяла его за руку повыше локтя.

– Кеннет, дорогой, постарайся быть рассудительным, – попросила она. – Нам нужно выселить отсюда Роджера. Он делает вашу жизнь невыносимой. Ты прекрасно знаешь, что он не уйдет по доброй воле, и раз ни ты, ни Тони ничего не делаете, этим придется заняться мне. Полагаю, я заслуживаю какой-то благодарности.

– Ты делаешь это ради собственной выгоды, – заметил Кеннет.

– Ну и что, если так? – немного помолчав, сказала Виолетта. – Почему бы ему не сделать что-то для нас? Может, ты и хочешь быть бедным, но я не хочу.

Он поглядел на нее, прищурившись:

– Погоня за деньгами, не так ли? Девочка моя, а тебя интересует хоть что-нибудь еще?

– Кеннет, я не желаю выслушивать такое, – возмутилась Виолетта. – Я уйду.

Наступила пауза. Кеннет, впервые равнодушный к ее гневу, повернулся к недописанной картине. Виолетта пошла к двери, но, не открыв ее, обернулась. Тон ее изменился. Она мягко сказала:

– Если хочешь разорвать нашу помолвку, скажи мне об этом, пожалуйста! Хочешь, Кеннет?

Кеннет молча повернулся к ней и поглядел на нее, хмуря брови.

– Не знаю, – сказал он наконец.

Она стояла, не двигаясь и глядя большими глазами ему в глаза. Кеннет неожиданно отложил палитру, широким шагом подошел к Виолетте и грубо обнял ее.

– Нет. Не хочу. Черт возьми, у тебя нет сердца, но я напишу тебя вот такой, у двери, с падающим именно так светом.

Виолетта тоже обняла Кеннета, а потом взяла его лицо в свои тонкие руки.

– Дорогой, постарайся не относиться ко мне с недоверием. Это мучительно.

– Тогда оставь в покое Роджера, – ответил он.

– Оставлю, дорогой, как только переселю его, – пообещала она. – Не думаешь же ты, что он меня хоть сколько-то интересует!

Кеннет прекратил разговор на эту тему, но вполне мог бы продолжать его гораздо суровее, если бы слышал, что говорит в эту минуту Антонии их единокровный брат.

Роджер, которого, по его словам, раздражал вид работающего кистью Кеннета, пошел искать убежища в кухню, где Антония гладила носовые платки. Вряд ли это зрелище было утешительнее того, чем художник за работой, но здесь по крайней мере не пахло скипидаром. Узнав, что Мергатройд ушла за покупками, Роджер сел в плетеное кресло у печи и закурил сигарету.

– Если войдет Мергатройд, тебе достанется, – предупредила его Антония.

– Думаю, она вернется не так уж быстро, – с надеждой сказал Роджер. – Эта девица опять здесь.

– Кто? Виолетта?

– Она хочет найти мне квартиру с гостиничным обслуживанием.

– Хорошо, – сказала Антония. – Чем быстрее, тем лучше.

– Ну, не будь такой злобной! – воскликнул Роджер. – Во-первых, ты мне очень нравишься, во-вторых, у меня есть хорошая идея.

– С чего это я тебе нравлюсь? – спросила Антония, любопытная, но неблагодарная.