Литмир - Электронная Библиотека

В его взгляде из-под полуопущенных век, который остановился на губах Эванджелины, бурлил жар. Протест, формировавшийся у нее в голове, улетучился в то мгновение, когда Лахлан легонько коснулся большим пальцем ее нижней губы. Когда он нагнул голову, рука, которой Эванджелина собиралась оттолкнуть его, зацепилась за грубую ткань его рубашки и притянула его ближе. Лахлан накрыл ее губы поцелуем таким теплым и нежным, что ее сопротивление растаяло так же быстро, как таяли снежинки у нее на щеке. Легкий ветерок охлаждал пылающие щеки Эванджелины, и она с удовольствием приняла согревающее мужское тепло, а Лахлан, воспользовавшись вырвавшимся у нее тихим стоном удовольствия, проскользнул языком за ее приоткрывшиеся губы. Поцелуй стал не нежным, а жестким, не теплым, а горячим, требовательным, страстным и самозабвенным. Паника взвыла внутри ее громко, как вьюга, теперь заносившая их снегом, ледяной страх заполнил Эванджелину так же быстро, как снег запорошил ей лицо, и она, обезумев, постаралась оттолкнуть Лахлана.

Она должна заставить его прекратить это.

Глава 7

Лахлан уткнулся лицом прямо в гриву лошади, а затем, рывком выпрямившись, стал напряженно всматриваться в слепящую пургу. При мысли о том, что Эванджелина каким-то образом упала с его лошади, Лахлан ощутил, как у него бешено застучал пульс. Каковы бы ни были ее магические способности, он не мог выбросить из головы картину ее предыдущего головокружительного падения. Его взгляд устремился к призрачным фигурам, сквозь снежную завесу прокладывающим путь к нему. Ритмичный свист их крыльев стал громче, и мрачные опасения Лахлана исчезли, когда он увидел Эванджелину, сидящую верхом на Боуэне.

Эта окаянная женщина доведет его до смерти. Эванджелина была то теплой и податливой в его объятиях, то в следующее мгновение шарахалась в сторону от него. Ее упрямый отказ встретиться с ним взглядом действовал Лахлану на нервы, но это не означало, что он обращал на нее особое внимание. Будь все проклято, у него не было ни времени, ни желания размышлять над причиной ее стремительного бегства — особенно теперь, когда их накрыла яростная снежная буря. Ему нельзя отвлекаться, и, рассудил он, нужно, чтобы с Авророй был взрослый человек — взрослый, который не забывал бы, что его место там.

О чем он только думал?

Он не думал — в этом-то и дело. Вначале он, возможно, хотел подразнить Эванджелину, показать ей, что она упускает. Но шутка обратилась против него самого. Он не понимал, как и почему Эванджелина пробудила что-то у него в душе, что-то зарытое им так глубоко, что он думал, оно давно умерло. Никто из женщин, которые побывали в его постели за последние два года — а их было немало, — не вызывали в нем тех чувств, которые вызвала Эванджелина.

Да, она красива. И когда он наклонился, чтобы поцеловать Эванджелину, ее длинные ресницы, покоившиеся на скульптурно высеченных фарфоровых щеках, снежинка на кончике ее изящного носа, изгиб ее пухлых губ воспламенили в нем желание, которого он не знал прежде. Но существовало и нечто большее. Она интересовала и привлекала его своим умом. Ее энтузиазм, сила и убежденность приятно отличали Эванджелину от вялых красавиц, переполнявших его двор. В надежде изменить направление, которое выбрал его одурманенный вожделением мозг, Лахлан добавил к этому списку высокомерие, вспыльчивость и упрямство.

— Эванджелина! — крикнул Лахлан, заглушая тоскливое завывание ветра. — Ты можешь прекратить бурю?

С развевающимися позади нее длинными волосами Эванджелина всмотрелась в небо, а потом, переведя взгляд на Лахлана, отрывисто кивнула.

Хорошо, все вернулось в норму, подумал Лахлан, облегченно вздохнув, когда к нему приблизились Бродерик и Гейбриел.

— Не питай надежд. Единственный волшебник, который на моих глазах управлял погодой, — это Иский. Какой бы сильной ни считала себя Эванджелина, она не Иский, — говорил Бродерик, пока они смотрели, как Эванджелина, подняв руки и откинув назад голову, шевелит губами.

Теплое свечение окружило Эванджелину, она улыбнулась, и у Лахлана от ослепительной улыбки, осветившей ее лицо, перехватило дыхание. Эванджелина широко раскинула руки, словно встречая любовника, и белая меховая накидка, которая теперь была на ней, распахнувшись, открыла намокшую от снега рубашку, которая прилипла к ее груди. Сопротивляясь настойчивому желанию взять в руки эти упругие мячики, Лахлан сжал поводья своего коня и снова обратил взгляд к лицу Эванджелины.

Шейла, которая скакала рядом с Эванджелиной, жестом велела Авроре прыгнуть к ней в вытянутые руки. Воздух вокруг Эванджелины начал потрескивать, из ее полураскрытых губ вырвался хриплый торжествующий смех, и Лахлан разинул рот от изумления. Черт побери, неудивительно, что ей не нужен любовник. По выражению восторга на лице Эванджелины было ясно, что ни один мужчина не мог пробудить в ней чувства, сравнимые с теми, что вызывала в ней ее магия.

Голубые, желтые и красные искры фонтаном слетали с кончиков ее пальцев. Эванджелина подняла руки над головой, и мерцающее разноцветье взмыло вверх и осветило небо, а когда она соединила руки, оглушительный грохот потряс воздух, как если бы одновременно выстрелили два десятка пушек. Лахлан пригнулся к коню, когда все небо вокруг задрожало, и тряхнул головой, чтобы избавиться от болезненного звона в ушах, а потом, подставив ладонь, поймал снежинку, спускавшуюся с неба на теперь нежном ветерке, и взглянул на женщину, чья энергия лишила его дара речи.

— Она сделала это.

Благоговение в голосе Гейбриела отражало чувства самого Лахлана.

Шейла, Райана и Аврора выразили ей свое восторженное одобрение, но остальные воины смотрели на Эванджелину со смесью восхищения и ужаса. По рядам пополз мрачный неодобрительный гул, в котором отчетливо различались слова «мать» и «зло». Шейла и Райана повернулись в седлах, словно бросая мужчинам вызов повторить их обвинения. Лахлан замер, вглядываясь в группу воинов, загораживавших задние ряды, откуда, очевидно, исходили замечания, а потом снова посмотрел на Эванджелину, которая, нагнувшись, разговаривала с Авророй. Он был уверен, что она просто делала вид, что не слышала прозвучавших слов. Или она так привыкла к ненависти фэй, что стала к ней нечувствительной?

Нет, понял Лахлан, заметив ее неестественную улыбку; мерзавцы причинили ей боль и вынудили его достать свой меч — лезвие светилось ярко, как небо перед тем оглушающим взрывом. Увидев, что Лахлан направил своего коня к ним, Райана посторонилась, освободив ему место, и он поехал рядом с Эванджелиной. Она взглянула на меч, лежавший у него на коленях, и ее испуганный взгляд метнулся к Лахлану.

— Я думала, ты хотел, чтобы я прекратила бурю.

— Да, конечно. — Он нахмурился, гадая, что в его поведении заставило ее усомниться в его желании. — Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты сделала. Я все это время не понимал, что, взяв тебя с нами, поступил правильно.

Когда Эванджелина закатила глаза, Лахлан усмехнулся, довольный тем, что смог отвлечь ее мысли от оскорбительных замечаний воинов.

— О да, мы так рады, что ты соблаговолил допустить Эванджелину к спасению Иския, — съязвила Шейла и, перебросив через плечо длинные золотисто-каштановые волосы, вернула Аврору Эванджелине.

— Да, на этот раз одно из твоих решений достойно восхищения. О, постой, ведь сделать это тебя заставила Сирена, — ядовито добавила Райана.

Лахлан мрачно смотрел на двух сестер, которые откровенно издевались над ним, и радовался, что Фэллин держалась где-то в задних рядах и не имела возможности вместе с сестрами выплеснуть на него свое презрение.

Он поймал себя на том, что, вспоминая, как яркие искры слетали с пальцев Эванджелины, ищет у нее на руках какие-либо следы ожогов.

— У тебя нет последствий от твоей магии?

Его забота, очевидно, вызвала у Эванджелины удивление и, вполне понятно, у него самого тоже.

16
{"b":"273206","o":1}