Лунный свет, плясавший на черном зеркале озера, освещал ему дорогу. Осматривая берег в том месте, где Урсула сбросила ребенка с утеса, он похолодел при мысли, что среди скал увидит разбившееся тело сына, и поблагодарил Господа, когда не нашел там никаких его следов. Но это небольшое чувство облегчения мало помогло успокоить панику. Озеро еще должно было отдать ребенка.

Если бы не магия Эванджелины, ледяные воды оставили бы его без сил. При мысли о жене у Лахлана заболело сердце, и он заставил себя не думать о ее бледном лице.

Неожиданно воды вокруг него всколыхнулись, через него перекатились волны, а мимо пронесся поток горячего воздуха. Лахлан медленно повернулся — и оказался лицом к лицу с чудовищем озера. Вскрикнув от испуга, он замолотил руками и ногами, стараясь спастись, но затем резко прекратил свои лихорадочные движения. Он должен найти сына и вернуться к Эванджелине, и он не может позволить этому созданию выгнать его из озера.

— Я не собираюсь обижать тебя, поэтому будь хорошим зверем и уходи, — сказал Лахлан и плеснул водой в чудовище с пронзительными желтыми глазами.

Несколько мгновений оно смотрело ему в глаза, а затем погрузилось в воду, и его скользкая черная кожаная шкура скрылась в мрачных глубинах.

Облегченно выдохнув, Лахлан поплыл через озеро, но не успел проплыть и пары футов, как в нескольких ярдах от него снова появилось чудовище, держа во рту что-то белое и бесформенное, и Лахлана охватила слабость от радости — это был его сын. Нежность, с которой чудовище обращалось с ребенком, немного успокоила страхи Лахлана. Не желая испугать животное, он поплыл, делая медленные, осторожные гребки. Изогнув длинную шею, рептилия положила его сына на скалистый выступ, потом кивнула древней головой, и ее тело, извиваясь, исчезло в волне.

Лахлан подплыл к кромке воды и, схватившись за гранитный выступ, подтянулся, выбрался на покрытые скользкими водорослями скалы и пошел к сыну. Ребенок в белой ночной рубашке дрожал, всхлипывал и тер глаза кулачками.

— Теперь ты в безопасности, малыш. — Нагнувшись, Лахлан осторожно коснулся мокрых кудрей ребенка. — Больше никто никогда не обидит тебя.

У него так сжалась грудь, что слова получились резкими и хриплыми. Ощутив жжение в глазах, он протер их, возвращая себе самообладание, потом глубоко вздохнул и, присев на корточки возле маленького мальчика, искал следы ранения. Обрадовавшись, что ребенок, очевидно, невредим, он быстро одел его в теплую ночную рубашку и создал плед. Быстро переодевшись в сухую одежду, Лахлан завернул сына в теплый шерстяной плед и взял на руки. Ребенок, прерывисто вздохнув, уткнулся во впадинку у шеи Лахлана.

Тупая боль наполнила его грудь, и он крепче прижал к себе ребенка. У него есть сын, и теперь ребенку ничто не угрожает, но Эванджелина остается в опасности.

Глава 30

Пытаясь уловить хоть какой-нибудь признак того, что Лахлан спас сына, Эванджелина не замечала приближения Урсулы.

— Каково это узнать, что ты так мало значишь для своего мужа, что он пожертвовал тобой ради своего ребенка — своего ребенка от другой женщины? Отвечай мне! — завизжала Урсула.

Негодование лишило Эванджелину той небольшой силы, что еще оставалась у нее, но она отказывалась подчиниться злой ведьме.

Стремительно повернувшись, Урсула выхватила цепь из руки Ламона и принялась злобно наматывать холодный металл, так что он врезался в поцарапанную кожу Эванджелины, не давая ей дышать. Хватая воздух, Эванджелина упала на колени и, обхватив пальцами цепь, из последних сил старалась ослабить ее удушающее сжатие.

Пробормотав проклятие, Ламон отобрал у Урсулы цепь.

— Нам не будет от нее пользы, если она умрет, — сказал он и, схватив Эванджелину за рубашку, заставил встать. — Иди! — приказал он, когда Эванджелине с трудом удалось подняться на ноги.

— Она фэй, я не могу ее убить. Хотя я бы сказала, что она выглядит полумертвой. Мне не верится, что она обладает такой силой, как он сказал.

Презрительно фыркнув, Урсула толкнула ее в спину.

— Ты прекрасно знаешь, что железо забирает ее энергию.

Ламон толкнул Эванджелину вниз на крутую тропу.

— Тогда убери железо, иначе она будет бесполезна для нас, — потребовала Урсула, следуя позади.

— Нет, нам нельзя рисковать.

Эванджелина зацепилась за камень и снова упала на колени. Урсула была недалека от истины, когда сказала, что Эванджелина похожа на полумертвую: именно так она себя и чувствовала. Стараясь не задумываться о том, что задерживает Лахлана, и не позволять своим страхам завладеть ею, Эванджелина искала способ убежать от Урсулы и Ламона, пока они не добрались до двери.

Незаметно пошарив в мокрой от росы траве, она нащупала камень размером с кулак, с острым краем и взяла его. Когда Ламон наклонился, чтобы поднять ее на ноги, она ударила его камнем в висок, так что он покачнулся, выхватила цепь у него из руки и, собрав последние остатки сил, опутала железной цепью его ноги. Он взвыл, но прежде чем Эванджелине удалось свалить его на землю, Урсула с разъяренным воплем накинулась на нее. У Эванджелины со свистом вырвалось дыхание, но она сумела броситься в сторону Ламона и сбить его с ног. Он упал и покатился вниз с холма, а Урсула локтем ударила ее в затылок, и Эванджелина опрокинулась лицом в папоротник.

— Ты мне за это заплатишь! — прошипела Урсула, за волосы поднимая Эванджелину.

В горячем, тошнотворно-сладком дыхании Урсулы Эванджелина сквозь пелену боли почувствовала запах — запах настойки опия, и ее замутило.

Проклиная мокрую землю, Ламон старался оставаться на ногах, скользя вниз по тропинке.

— Приведи ко мне стерву! — махнул он рукой Урсуле.

— Дура, теперь ты его разозлила! — грубо засмеялась Урсула и толкнула Эванджелину к Ламону.

Эванджелина не успела опомниться, как Ламон ударил ее тыльной стороной руки в перчатке. У нее стукнули зубы, а рот наполнился металлическим вкусом крови, но она, отодвинувшись, выплюнула эту кровь в его закрытое маской лицо. С горящими от бешенства глазами он занес руку, но из темноты выскользнула фигура в накидке, и длинные белые пальцы схватили Ламона за запястье так, что он вскрикнул от боли.

Морфесса. Эванджелина, не веря себе, как оглушенная смотрела на своего спасителя.

Радость еще больше ослабила ее, и Эванджелина пошатнулась. Морфесса ненавидел ее, но она знала, что он сделает все, что в его силах, чтобы помешать Урсуле и Ламону выпустить темные силы.

— Ты впустую тратишь время. Веди ее к двери.

У Эванджелины остановилось дыхание. Нет, она, должно быть, ослышалась.

Сбросив руку Морфессы, Ламон схватил Эванджелину за локоть и потащил дальше вниз по тропинке.

— Нет! — Вырываясь из рук Ламона, она бросила взгляд на Морфессу, который стоял, скрывая лицо капюшоном. — Ты не понимаешь. Они хотят открыть дверь. Останови их! — закричала Эванджелина.

Ламон дотащил ее до уступа отвесной скалы, под которым далеко внизу плескались о камни чернильно-черные воды озера. Эванджелина попыталась разжать его пальцы, сжимавшие ей локоть, но Ламон ударил ее по ногам. Она снова упала на колени и, почувствовав приступ тошноты, зажала рукой рот.

— Мне не нравится… — пробормотала Урсула, с опаской ступив на уступ. — Пожалуй, я лучше останусь там.

Она указала дрожащим пальцем обратно на тропинку и, испуганно вскрикнув, прижалась к ползучему плющу, покрывавшему гранитные стены.

— Стой на месте! — рявкнул Ламон на Урсулу и, размотав цепь с шеи Эванджелины, прижал к горлу Эванджелины кинжал. — Не пытайся что-нибудь сделать, — предупредил он, сбросив длинную цепь с уступа, и вслед за всплеском Эванджелина услышала несколько приглушенных вздохов.

Ламон оторвал плющ от стены, и под ним оказался он, самый страшный ночной кошмар Эванджелины — дверь в преисподнюю. Она от ужаса съежилась и, попытавшись вырваться, оцарапала колени о валявшиеся острые куски сланца и почувствовала, как из ран течет кровь. Она должна убежать.