Взяв в свои большие, теплые и грубоватые руки ее грудь, Лахлан ласкал ее, глядя ей в глаза, а потом взял в рот сосок.
Желание внутри Эванджелины нарастало, ноющая боль между бедрами усиливалась, требуя облегчения, и Эванджелина прижалась к Лахлану. Словно чувствуя такую же потребность, как и она, Лахлан с нетерпеливым ворчанием снял ее платье и швырнул на пол. Скользнув рукой по животу Эванджелины, он раздвинул ей ноги и прикоснулся к лону, вызвав внутри ее взрыв приятных ощущений.
Когда Эванджелина уже была на грани освобождения, искры света заплясали у нее перед глазами, предупреждая об опасности, и паника вытеснила желание.
— Лахлан, довольно.
Голос Эванджелины был слабым. Она беспомощно старалась освободиться от его веса и остановить его до того, как он полностью заберет ее магию. Она попыталась поднять руку, произнести заклинание, но ее магия была не больше вспышки света, едва различимой в ее становящемся все темнее сознании.
— Нет! — выкрикнула Эванджелина, и чернильная пустота поглотила ее и ее протест.
Глава 21
Раннее утреннее солнце заливало комнату и окутывало золотым свечением невероятно красивого мужчину, лучи плясали на его голой груди и выпуклых мускулах. Эванджелина застонала и, с трудом подняв отяжелевшие веки, сердито посмотрела на мужа.
Лахлан прищурился, потом сел рядом с ней, и кровать заскрипела под его тяжестью.
— Прости, Эви, я не собирался брать так много, — сказал он, нежно убирая волосы ей со щеки и полными заботы глазами всматриваясь в ее лицо.
— Но все же взял! — раздраженно бросила она и попыталась сесть, но комната закружилась, Эванджелину затошнило, и она снова упала на подушки.
— Проклятие, Эви, поверь мне, я сам не знаю, что на меня нашло. — Он провел обеими руками по лицу. — Все дело в твоей крови, это она… околдовала меня.
Он помрачнел, словно эта мысль его встревожила.
— Скорее, в моей магии, — уточнила Эванджелина и с тревогой осознала, что ей хотелось бы, чтобы она сама, а не просто ее энергия околдовала его, но прогнала это желание.
— Да, и в ней тоже, — с виноватой улыбкой на губах признал Лахлан и встал.
Играя мускулами, он через голову надел рубашку, а потом, дотянувшись до меча, прислоненного к изножью кровати, большой рукой обхватил отделанную драгоценными камнями рукоять.
У Эванджелины округлились глаза, и она громко зарычала при виде исходящего от клинка слабого желтого свечения. Этот отвратительный человек был счастлив — и все благодаря украденной у нее магии. За все годы, что он владел мечом Нуады, клинок ни разу не светился желтым светом. Только совсем недавно клинок отобразил вообще какое-то чувство, и это был гнев. Малая частичка Эванджелины обрадовалась, что эмоциям, которые Лахлан держал под строгим контролем и не выдавал, удалось вырваться из подчинения, но другая ее часть хотела, чтобы не ее магия была причиной его счастья.
— Почему ты рычишь на мой меч?
— Я не рычу. Куда ты ходил рано утром?
Эванджелина поморщилась от своего недовольного тона. Ее вопрос прозвучал так, будто ей хотелось, чтобы Лахлан оставался с ней в огромной кровати с таким удобным матрацем — в кровати, в которой, как она думала накануне вечером, она станет его женой не только на словах. Но этого, очевидно, не произошло, и ей не хотелось думать о том, почему теперь у нее в глубине души поселилось горькое разочарование.
С самодовольной улыбкой убрав меч в ножны, Лахлан склонился к Эванджелине и нежным, как шепот, поцелуем коснулся ее губ, огрубевшими подушечками пальцев провел по припухлости от ранки у нее на груди, и дрожь возбуждения прокатилась по телу Эванджелины.
— Я с удовольствием остался бы с тобой в постели, — Лахлан понимающе взглянул на нее, — но Бродерик скоро ждет меня на тренировочной площадке.
Эванджелина вспомнила о вызове Бэны, и ее гнев на Лахлана пропал. Один день без своих способностей — судя по своей слабости, она надеялась, что не больше, — это малая жертва при сложившихся обстоятельствах. Лахлан должен победить Бэну. Важно, чтобы Фэй — Волшебные острова доверяли ему защищать их, уважали его право управлять. Вначале Эванджелина тоже сомневалась в его способностях, но теперь сомнений у нее не осталось.
Эванджелина не стала придавать значения первой части его замечания, также как старалась не обращать внимания на то, как в ответ на прикосновение его теплых пальцев, ласкающих ее грудь сквозь прозрачную кружевную ткань сорочки, у нее затвердели соски, но смущенно поежилась, встретив его спокойный взгляд.
— Ты же не сомневаешься, что сможешь победить Бэну?
Его ловкие пальцы пробрались в вырез ее ночной сорочки, и Эванджелине с трудом удалось сдержать стон.
— Да, вполне уверен. — Его горячее дыхание коснулось ее щеки. — И совершенно точно знаю, как хочу отпраздновать свою победу, — промурлыкал Лахлан.
Его легкие, дразнящие поцелуи сводили ее с ума от желания, и она зажала в кулаки его рубашку.
— Я должна пойти с тобой, чтобы быть уверенной…
— Нет… Нет! — повторил он и закрыл ей рот поцелуем, о котором она мечтала, — обжигающим, страстным поцелуем, от которого ее охватила дрожь и который заставил ее заворчать от неудовлетворенности, когда Лахлан отстранился. — Ты будешь ждать меня здесь. Я не хочу волноваться за тебя. Тебе необходимо отдохнуть.
Он взял в ладони ее лицо и прижался лбом к ее лбу.
Ей понадобилось время, чтобы у нее восстановилось дыхание и она смогла ответить.
— Обо мне не нужно беспокоиться. Со мной все будет хорошо. Для меня важно быть рядом… — заговорила Эванджелина, пытаясь встать с постели.
— Эви, сейчас ты должна повиноваться мне. — Он преградил ей дорогу своим телом. — Дай мне слово, что останешься здесь, или я помещу тебя под стражу.
Эванджелина поняла, что спорить бессмысленно.
— Один раз я уступлю твоему желанию, Лахлан, но надеюсь, что в дальнейшем ты воздержишься от употребления слова «повиноваться». Мне оно не нравится, — сообщила Эванджелина, скрестив руки на груди.
Рассмеявшись, Лахлан поцеловал ее в кончик носа и выпрямился во весь рост.
— Я и не ожидал, что оно тебе понравится, но я ожидаю, что ты будешь уступать моим желаниям.
Глядя, как Лахлан идет к двери, Эванджелина не могла избавиться от неприятного чувства.
— Будь осторожен. Пусть Бродерик оберегает твою спину. Я не верю, что Эруин не…
— Я знаю, что делаю, — перебил ее Лахлан, раздраженно вздохнув. — Тебе не нужно обо мне беспокоиться.
— Я не беспокоюсь о тебе. Я просто высказываю предположение… Прекрасно! — Она всплеснула руками в ответ на его выразительный взгляд. — Желаю тебе удачи, и довольно об этом.
— Я не нуждаюсь в удаче, Эви. — Он подмигнул ей. — У меня есть твоя магия.
Прошло не меньше часа с тех пор, как ушел Лахлан, но Эванджелина все еще оставалась на том же месте, где она лежала на кровати, размышляя над деспотичными манерами мужчин — особенно горцев.
— Войдите, — отозвалась она на несмелый стук в дверь их покоев, прервавший ее возмущенные размышления.
Ее пульс, забившийся слегка быстрее при мысли, что Лахлан вернулся, успокоился, когда она сообразила, что ее муж не стал бы стучать. О небеса, как могло случиться, что от одной мысли увидеть мужчину, которого она прежде не выносила, у нее внутри все начинало трепетать?
— Мой господин.
В комнату вошла юная горничная, сгибаясь под тяжестью золотого подноса, уставленного блюдами под куполообразными крышками.
Не подумав, Эванджелина щелкнула пальцами, чтобы освободить девушку от ее ноши, но голубая искра вспыхнула и погасла. Теперь Эванджелине больше нечего было удивляться своим чувствам к Лахлану. Стиснув зубы, она свесила ноги с кровати и, дождавшись, пока комната перестанет кружиться, встала на ноги, и, к ее счастью, ноги не подкосились.
