Макаров чиркнул спичкой и направился к выходу, отбрасывая на стены и потолок гигантскую черную тень.
— А свечи? — сварливо сказал Калашников.
— Приносите — зажжем, — ответил Макаров. Он задул догоревшую спичку, чиркнул второй. Затем отворил дверь на лестницу. — Ура! Я вижу свет!
— Свет? — удивился Калашников. — Значит, это только нас обесточили?!
— Да нет, у соседей тоже темно, — ответил Макаров. — Погоди, я сейчас…
Любопытство пересилило усталость. Калашников осторожно поднялся, нащупал по правую руку от себя стеллаж с книгами и маленькими шагами двинулся к выходу.
В распахнутую настежь дверь действительно просачивался свет. Калашников сделал еще два шага и услышал снаружи блеющий звук, которым Макаров обычно выражал крайнее удивление:
— Э-э-э?!
— Ме-е-е! — отозвался Калашников, пригнул голову и выскочил на лестничную площадку. Макаров стоял наверху, около двери в подъезд, одной рукой опираясь на стену. Лицо его было освещено ярким солнечным светом.
Э, нет, ошеломленно подумал Калашников. Декабрь, восемь вечера; какое тут, к черту, солнце?!
2.
Макаров толкнул дверь, и она распахнулась наружу, не встретив никакого сопротивления. В прямоугольном проеме Калашников увидел яркое синее небо, по которому стремительно неслись маленькие курчавые облака.
— Вот блин… — сказал Макаров, пятясь от распахнутой двери.
— Что там такое? — спросил Калашников.
— А сам посмотри, — загадочно ответил Макаров. Он спустился еще на две ступеньки, повернулся боком и прислонился к стене. — Держу пари, такого ты даже на видео не видел.
— Кинопередвижка приехала? — предположил Калашников, поднимаясь к свету. — Или мы пропьянствовали всю зиму, даже не заметив…
Калашников замолчал, разглядев то, что находилось за дверью. Макаров громко хмыкнул. Он заметил, что рука Калашникова шарит по стене в поисках опоры.
— Позвольте, — пробормотал Калашников, протягивая палец в сторону синего неба. — На этом месте только что был двор!
— А внизу — город, — поддакнул Макаров.
— Внизу? — переспросил Калашников и поднялся еще на ступеньку. — Э-э-э!
Поднимаясь по лестнице, Калашников уже понял, что дверь подвала открывается в пустоту. Но только сейчас, вцепившись в покрытый облупившейся краской наличник, получив в лицо упругий порыв теплого ветра, увидев под ногами маленькие, словно игрушечные, сосны, Калашников наконец понял, что произошло. Подвал, вырванный неведомой силой из промерзшей пермской земли, висел высоко в воздухе над неизвестной страной.
Калашников сжал дрогнувшие губы и посмотрел на Макарова. Тот молча скрестил руки на груди.
Допрыгался, подумал Калашников.
Черт знает что делается, подумал Макаров.
— Слушай, — сказал Калашников, проследив изгиб поблескивавшей за соснами реки. — А ведь это Кама!
— И я думаю, что Кама, — ответил Макаров. — Кама на месте, а вот город куда-то подевался.
Калашников взялся за наличник обеими руками и высунул голову наружу.
— Между прочим, — сообщил он Макарову, — мы висим в точности над тем местом, где стоял твой подвал. Слева — Усть-Качка, справа — Стрелка! А следовательно…
Он посмотрел вниз и вдруг замолчал.
— Что там? — нервно спросил Макаров.
— Твоя очередь, — ответил Калашников, втаскивая себя обратно в подвал. — Посмотри и скажи, на что это больше всего похоже.
Макаров встал на колени, взялся одной рукой за косяк, другой уперся в узкую полоску бетонного пола у самого края пропасти и, вытянув шею, посмотрел вниз.
Больше всего это походило на лунный кратер, неизвестно как очутившийся в сосновом бору. Идеально круглая чаша кратера была заполнена тончайшей серой пылью, от одного взгляда на которую начинало рябить в глазах. Вздымавшиеся на уровень окрестных сосен стенки кратера были отполированы до зеркального блеска; бурлившая внутри кратера пыль поминутно взлетала по этим стенкам до половины их высоты и скатывалась обратно, не оставляя следов. Несмотря на довольно сильный ветер, над кратером висели клочья серого тумана, медленно вращавшиеся вокруг центра.
Макаров затряс головой и ввалился обратно в подвал. Молча сел на ступеньку, достал из кармана портсигар, вытащил сигарету.
— Похоже, мы крепко влипли, — сказал он, чиркая спичкой. — Больше всего это похоже на взбесившуюся хроноквантовую пену.
— Начитался фантастики, и доволен, — пробурчал Калашников, который и сам знал немало мудреных слов. — Лучше скажи, где это мы очутились? В бреду, в прошлом, в будущем или в какой-то параллельной реальности?
— А какая, собственно, разница? — пожал плечами Макаров и сделал глубокую затяжку. — Сделать-то мы все равно ничего не можем! И насчет бреда не очень-то обольщайся. Бред, он совсем по-другому выглядит…
— Это у тебя по-другому, — возразил Калашников. — А по мне — так в самый раз. Черт, да что же это такое! Ведь всю жизнь мечтал о чем-то подобном, а в голове всякая ерунда крутится. Мне же с заказчиком завтра встречаться, в десять утра; и за квартирой присмотреть некому…
Он уселся в проеме, свесил ноги в пустоту и привалился к дверному косяку:
— Дай, что ли, сигарету!
— Да ты ж не куришь, — напомнил Макаров.
— Тем более, — мрачно ответил Калашников.
— Может быть, — участливо сказал Макаров, — тебе коньячку?
— А есть?! – воскликнул Калашников, от радости едва не свалившись в пропасть. — Что ж ты раньше молчал?!
— Да все некогда было, — ответил Макаров. — Сейчас принесу. Вот только чем бы там посветить…
— Погоди, — сказал Калашников изменившимся голосом. — Вон там, у самой реки. Что это?
— Не вижу, — развел руками Макаров. — Сам знаешь, очки у меня того. Слабоваты…
Калашников привстал, вытянулся вперед, изо всех сил вглядываясь в мелькнувшие за соснами белые пятна.
— Нет, это точно дома! — воскликнул он, рубанув воздух ладонью. — А если так, Пашка, я знаю, где мы находимся!
— Так и я знаю, — усмехнулся Макаров. — На берегу реки Кама, в подвале, над озером хроноквантовой пены.
— Вовсе нет, — Калашников поднял указательный палец и покачал им в воздухе. — Мы находимся на развалинах машины времени!
Макаров основательно затянулся сигаретой, а потом загасил ее об стену.
— Почему именно на развалинах? — спросил он и выбросил окурок за дверь.
Отскочив от невидимой преграды, окурок влетел обратно в подвал.
— Веско, — констатировал Калашников. — Согласен, кое-что здесь еще работает. Но что касается самой машины времени — той штуки, что вытащила нас из двадцатого века, — относительно нее можешь не сомневаться. Лежит в развалинах!
— Где?! – Макаров демонстративно огляделся по сторонам. — Где эти развалины?!
— А ты думаешь, что машины времени делают из стекла и бетона? — хмыкнул Калашников. — Вон, внизу целый кратер какой-то гадости; чем тебе не развалины? И вообще, я другое хотел сказать: будь с этой машиной все в полном порядке, ее хозяева давно бы уже брали у нас интервью!
Макаров наморщил лоб, почесал за ухом и снова высунулся наружу.
— Думаешь, это все из-за нас? — спросил он, разглядывая клокочущую серую массу.
— А ты видишь поблизости другие подобные кратеры? — усмехнулся Калашников. — Не верю я в такие совпадения! Небось, в первый раз запускали, экспериментировали… а, ну, наконец-то!
Макаров поднял голову и увидел прямо перед собой полупрозрачную человеческую фигуру. Наконец-то, подумал он, невольно повторив последние слова Калашникова. Наконец-то можно перевести дух.
— Добрый день, — услышал Макаров язвительный голос Калашникова. — Если он, конечно, добрый!
— Вы живы, — произнес полупрозрачный человек. — Значит, добрый!
3.
Убедившись, что предполагаемый хозяин машины времени понимает русский язык, Калашников сделал паузу, чтобы как следует рассмотреть человека будущего. Впрочем, человека будущего в незнакомце выдавали разве что просвечивавшие через него сосны; одет он был в светло-серый комбинезон, застегнутый на груди на что-то вроде залипов, ростом лишь чуть-чуть превосходил невысокого Макарова, а выражение лица имел задумчивое и даже несколько мечтательное. Появись подобный субъект перед Калашниковым во плоти, тот навряд ли принял бы его всерьез. Но голографическая копия, в виде которой человек будущего появился перед своими гостями, говорила сама за себя.