Я отрубаюсь на математике, и Дэйзи приходится тыкать меня карандашом, чтобы разбудить. К концу этого дня я просто отчаянно хочу очутиться дома и отдохнуть.

Но на пути к автобусной остановке следом за мной по ступенькам сбегает уже знакомая пара ног. Дин прочищает горло и откашливается. Прелюдия к разговору.

– Итак, говорят, ты провалила свою мега-работу и, вроде как, упустила сотню тысяч, – начинает он.

– Сотню?

– Ага. Это правда?

– Нет! Разумеется, нет!

Не настолько большую сумму.

– Так ты получила деньги? Круто. Это, типа... – он замолкает, пытаясь подобрать правильное слово.

– Ненормально? – предлагаю я.

– Ага, ненормально. И, Тед, – быстро добавляет он, прежде чем я успеваю исправить его насчёт денег, – Я долго думал. О тебе и обо мне, о нас.

О, боже. Звучит очень плохо. Он поворачивается и смотрит на меня тем же обожающим щенячьим взглядом, что появляется у папы, когда он думает о Клаудии Шиффер.

– Что ещё за "о нас", Дин?

– Ну, типа, между мной и Кэлли не было... ну ты понимаешь. И она, эээ, немного... В общем, я порвал с ней вчера. И, ты знаешь, ты и я... Мы, типа, похожи, ты знала? В искусстве, приколах и всякой фигне. И ты горячая штучка, поэтому... Я имею в виду, что...

Мы подходим к автобусной остановке. Я ставлю сумку на землю. Дин смотрит на меня с надеждой.

– Дин?

– Да?

– Ты только что сказал "Тед", это мило. Я думаю, ты всего лишь второй раз за всё время назвал меня по имени. Ты помнишь, как впервые встретил меня, пять лет назад?

– Эм, вроде того. – Дин выглядит неловко и возится с пряжкой рюкзака.

– Ты назвал меня Инопланетянином[38].

– Я так тебя назвал?

– Ага. И когда я подросла на два дюйма, ты переименовал меня в Чумовую Пятницу. И все остальные звали меня так же вслед за тобой. На самом деле, я думаю, что в нашем классе есть люди, которые до сих пор не знают моего настоящего имени.

– Эм, ну да.

– И мне никогда не нравились эти клички, Дин. Совершенно не нравились. А насчёт Кэлли... Ну, у неё твои инициалы вытатуированы на шее.

– Ну, так что же?

Он чует тут подвох, только вот не понимает, в чём.

– Ну, я всего лишь пытаюсь сказать, что Кэлли, возможно, самая подходящая для тебя девушка. И нет, я не получила сто тысяч. Я вообще никаких денег не получила. Я не модель, ясно? И никогда не была ей на самом деле. И если быть совсем откровенной, я в кое-кого влюблена. Не то, чтобы это имело какое-то значение.

– О, ясно. Круто. – Он не может смотреть мне в глаза, но, судя по его виду, он испытывает облегчение. Думаю, я была немного пугающей. В конце концов, собственной матери я напоминаю королевского морского пехотинца.

– Но без обид, ладно? – говорит Дин, немного оживляясь. – Попытка не пытка. Потому что ты сейчас, типа, крутая телочка, если позволишь мне так выразиться.

– Без обид, Дин. И ничего не имею против твоих слов.

Он протягивает руку. Это все совершенно дико, но я пожимаю её. Затем он бредёт прочь, оставляя меня стоять на остановке и глядеть ему вслед, удивляясь, как я вообще могла сказать все эти вещи. И почему, если я сейчас крутая телочка, мне так грустно?

Когда я возвращаюсь домой, папа сидит за обеденным столом, пытаясь починить тостер.

– Пап! Что на этот раз произошло?

Он широко улыбается. Очень широко. Слишком широко для человека, который только что сломал один из самых важных предметов семейного имущества.

– Я делал праздничный сэндвич с сыром. Просто забыл, что сыр плавится. Не волнуйся, я сейчас всё быстро починю.

– Праздничный?

– Ага, – папа улыбается ещё более самодовольно. – Я только что оплатил наш отдых на каникулах.

– Что?

– Наши новогодние каникулы. В Ползифе, приморском курорте Корнуолла, так что Ава сможет и дальше ходить как приклеенная к тому мальчику, по которому она с ума сходит. В чудесном отеле с видом на море, где нам всем хватит места.

Он улыбается ещё шире, ожидая, что я начну расспрашивать его в подробностях, но у меня кровь стынет в жилах. В это время заходит Ава и спрашивает, что новенького. Папа рассказывает и ей, озвучивая название отеля.

– Ого, шикарно! – она расплывается в ответной улыбке, а потом обращает внимание на меня.

– Тед? Что случилось? Ты не хочешь ехать?

Обычно Ава улавливает суть вещей раньше меня, но, кажется, в этот раз она упустила из виду огромную проблему. Я сажусь за стол.

– Папа, – тихо произношу я, – Ты ведь понимаешь, что мне ничего не заплатят?

– За что?

– За съёмки. Я знаю, я планировала путешествия и кучу всякой всячины, но это было до того, как я запорола работу. Я всё ещё не знаю, подадут ли на меня в суд.

Он смотрит на меня в упор, привычно запустив руку в волосы, но по-прежнему не понимает, о чём я.

– Но причем тут твои съёмки, солнышко?

Мне приходится объяснить, что с этого заработка я планировала оплатить грандиозный отпуск, но сейчас не могу. Кровь отливает от папиного лица. Ава тоже выглядит шокированной. Я и не догадывалась, что они настолько рассчитывали на эти деньги. Я думала, что отложу большую часть заработка на оплату университета или на возвращение Розового коттеджа. Наверное, я всё-таки поступила слишком эгоистично, сбежав от Рудольфа. Мне стоило пройти через это ради таких целей.

– Тед! – восклицает папа. – Ушам своим не верю!

– Я знаю. Мне очень жаль, па. Я просто не смогла...

– Не смеши меня! Я сам оплачиваю эту поездку. Ради бога, Тед. Я думал, ты это понимаешь. Мы никогда бы не стали просить у тебя денег.

– Тогда откуда...?

Я страшно смущена.

Вот теперь папа рассказал о привлекательной ассистентке продюссера, которую встретил на моей "ничего особенного"-работе. И как она поведала ему, что работает над новым историческим сериалом.

– Она ведущий исследователь шоу об эпохе Возрождения. Ну, вы знаете, когда Чарльз II вернулся из Франции?

Разумеется, знаем. Невозможно прожить с нашим папой шестнадцать лет и не знать, что такое эпоха Возрождения.

– Ну, так вот. Мы начали обсуждать историю, – объясняет папа. – Она спросила, не хотел бы я поработать консультантом программы. Разумеется, я согласился. Мы не были уверены, что шоу состоится, но во время твоей поездки в Нью-Йорк проекту дали зелёный свет. Там не заплатят кучу денег, но отель оплатить хватит. И ваша мама сможет урезать число рабочих часов. Она слишком часто перерабатывала в последнее время. На самом деле нам всем надо как следует отдохнуть.

– О, папа!

Ава практически никогда не плачет. Но папа умудрился её растрогать. Забавно: Авин диагноз заставил троих из нас притихнуть, но, услышав, что мы едем отдыхать на каникулах... для нас это компенсировало всё.

Разумеется, если бы я справилась с Нью-Йоркской работой, я могла бы оплатить много-много поездок, но я не думаю, что папа позволил бы мне это. Кроме того, я некоторым образом даже помогла семье – если бы я не получила ту работу на ТВ, папа никогда бы не встретил исследователя. Не такое уж и "ничего особенного", если подумать.

К середине недели моё самочувствие улучшается. Я все ещё переживаю из-за последствий своего побега от САМОГО ЛЮБИМОГО фотографа Тины ди Гаджиа, но папины хорошие новости сильно помогли мне, две ночи полноценного сна сняли туман усталости, и, что важнее всего, с помощью Авы наконец-то удалось сделать мой художественный проект именно так, как я хотела. Надеюсь, моя работа произведёт впечатление на мисс Дженкинс. Вышло куда лучше, чем те затененные бананы.

Теперь, когда мисс Дженкинс потребовала от меня более серьёзного отношения, я воспринимаю искусство совершенно иначе. Меня заинтересовала идея документальной фотографии: находить впечатляющих людей, где бы они ни встречались, и делать портреты, отражающие все их особенности. Таких людей, как водитель автобуса на моем пути в школу, который всегда грустно-грустно улыбается мне, когда я сажусь в автобус, словно мы оба – герои какой-то трагедии. Или даже как мистер Андерсон, который пялится вслед мисс Дженкинс в её юбке-карандаше, когда думает, что никто не замечает. Или как Дэйзи с растрепанными колючими волосами, оживленно болтающая с Кэлли о чём-то из мира музыки, – до тех пор, пока она не замечает, что я наблюдаю за ней, тогда она меняется в лице и принимает сдержанное выражение.