Ещё одна пауза в разговоре.

– Нет, – говорит Ник резким твёрдым голосом. – Я думаю, Джесси всё верно понял. Она сказала ему: "Я изменилась. Мы больше не можем быть вместе." И ещё Ава запретила ему звонить ей. Я сказал, что это она порвала с ним, ясно? Он просто разбит. Я должен понять, в чём проблема.

О, нет. Теперь мне всё ясно. Бедная Ава. Она всё это время отталкивала Джесси, боясь, что её опухшее лицо и изможденное тело вызовут у него отвращение.

– На самом деле, она не это имела в виду, – начинаю объяснять я. – Когда она сказала, что изменилась, она подразумевала своё опасение, что он разлюбит ее. Она просто испугана. Но я уверена, что она ошибается. Разумеется, он...

– Погоди, – говорит Ник. – Так ты в Нью-Йорке?

– Ну да, я так и сказала.

– Это означает, что ты не собираешься участвовать в церемонии бритья голов, которую планирует Ава? Джесси мне всё об этом рассказал. Я думал, что это была отчасти и твоя идея. И ты знаешь, что? Я был очень впечатлен этим. Я думал, что ты отличаешься...

– Ну, я...

– ... и ты действительно отличаешься, если подумать. Когда-то я встречал довольно злобных моделей, но ты дашь им всем фору. Я имею в виду, ты не будешь там для поддержки всех этих детей, больных раком? Классика. Поздравляю.

Он смеётся. Он на самом деле смеётся.

Я так зла, что даже не могу говорить. Мне приходится несколько секунд глубоко дышать, прежде чем ко мне возвращается способность говорить.

– Слушай, Ник. Это Ава хотела, чтобы я поехала сюда. Она в восторге от того, что я получила работу. Отстойное время, но я не виновата. И с какой стати ты решил, что имеешь право указывать мне, что делать?

Но я практически уверена, что он повесил трубку после моего "Слушай, Ник". Тишина в трубке. Моя ярость пролилась где-то на полпути через Атлантический океан.

Целую вечность я сижу, трясясь, в душевой кабинке, пока кто-то не начинает громко стучать в дверь, напоминая, что ванная комната является общественным достоянием. Затем я переодеваюсь в пижаму и залезаю под своё позаимствованное, колючее и пахнущее чужими духами одеяло, и лежу там, все ещё сотрясаясь, пока Александра укладывается в кровать над моей, и звук её дыхания постепенно переходит в сонное сопение.

По крайней мере, поначалу. Вскоре она храпит, как поезд, едущий через туннель. Обычно подобное мешает мне, но этой ночью совершенно не имеет значения. Грубость, озлобленность и тупость Ника гораздо сильнее раздражает, чем любой шум, который она могла бы произвести.

Да кем он себя возомнил? Он не осознает, какую крошечную роль играет моё присутствие в больнице. Он не понимает, насколько важна для меня эта работа. Это огромный шанс доказать самой себе – я могу делать что-то креативное и быть реальной частью мира, в котором люди носят жакеты из хвостов бумажных змеев и одеваются как монгольские воины. Найти себя как личность, по словам Тины.

Если у меня будет успешная карьера, я смогу помочь всем. Конечно, я бы не хотела находиться прямо здесь и сейчас, но у меня нет выбора. Я хочу быть удивительной, чтобы моя сестра могла мной гордиться. Она написала мне записку и засунула её в сумку: "Carpe Diem"[36] – Лови Момент. Что ещё я должна была делать? Я не знала, что она собирается совершить такую глупость, как порвать с любовью всей своей жизни, как только я взойду на самолет.

Ненавижу Ника Споука. Больше, чем Кэлли Харвест и Дина Дэниэлса вместе взятых. Я действительно ненавижу его.

В конце концов, я слышу, как две девушки, хихикая, уходят в клуб, и удивляюсь, как сейчас может быть уже полтретьего ночи. Ручаюсь, я не буду выглядеть завтра лучшим образом, и это полностью вина Ника.

– Боже, у меня есть пара туфель на шпильке от Прада такого цвета, но с твоими глазами он смотрится не очень. Электрик[37]? Чем ты занималась прошлой ночью?

Миранда, мой визажист, явно не в восторге.

– Пыталась уснуть, – говорю я. – Я не шаталась по клубам, клянусь.

Она поджимает губы и ищет в своих запасах более плотный консилер.

– Проблема с бойфрендом?

Я яростно мотаю головой.

– О, правда? – она улыбается. – Знаю я этот взгляд. Он словно говорит: "Он не мой бойфренд". И это, безусловно, означает проблемы с бойфрендом.

Она дружелюбно смеётся и не придает значения моему мрачному выражению лица, которое транслирует, что она неправильно всё поняла о нас с Ником. Я не собиралась рассказывать ей о Нике. Но как можно быть таким бессердечным? В любом случае, Ава прислала мне пожелание удачи по смс с утра и сообщила, как она рада за меня и как ПОТРЯСАЮЩЕ всё сегодня пройдёт, и всё это только доказывало, насколько неправ был вчера Ник Споук.

Ава права. Я в Нью-Йорке, в студии ведущего фотографа, окруженная командой визажистов, стилистов, маркетологов, ассистентов, техников. Есть даже девушка, единственная работа которой, кажется, убедиться, что у меня достаточно клубники в шоколаде, чтобы пополнить мои запасы энергии. Меня доставили сюда с утра пораньше на лимузине с другим водителем, который привез свежие рогалики, любезность от Нью-Йоркского коллеги Фрэнки из Модел Сити. (Чистые углеводы. Слава богу, Тины не было со мной в машине).

Из стереосистемы звучит джаз, я могу смотреть на Статую Свободы, если немного вытяну шею, сидя в кресле визажиста, и абсолютно все В ВОСТОРГЕ от моей прически. Даже тёмные круги у меня под глазами – ерунда, с которой запросто справились несколько слоев корректора Toucheclat от YSL. Я снова Зена – и я собираюсь красоваться на рекламных щитах и задней обложке каждого журнала, о котором вы когда-либо слышали.

Я слегка в восторге, и это правда, от Рудольфа Рейссена. Он встретил меня в дверях студии и оказался великолепным образцом мужской красоты Тома Форда в сочетании с неиссякаемой энергией Тома Круза. В самом деле, он сам должен блистать в журнале или на киноэкране. В реальной жизни он просто слишком... велик... в каком-то смысле. Рудольф заглянул мне глубоко в глаза, медленно поцеловал руку и прошептал:

– О, да. Жду с нетерпением, когда мы начнём с тобой работать, Девочка-Гадюка.

Мне пришлось сопротивляться желанию захихикать. Но это желание вскоре само пропало, когда я увидела размер студии Рудольфа – больше, чем вся наша квартира – количество мечущихся людей, кучу дорогостоящего оборудования и кабелей повсюду, и массивную овальную ванну в другом конце помещения. Она установлена на сцене с лестницами со всех сторон, так что Рудольф может охватить её с любого ракурса. Превосходно для Рудольфа, но немного пугающе для школьницы из южного Лондона, которая бы предпочла, чтобы сейчас мама держала её за руку и сказала, что всё будет хорошо.

К счастью, ко мне подошел Эрик Блох, пробравшись через все эти сплетения кабелей на полу, в привычной мятой рубашке и босиком, и поприветствовал меня, как старого друга. Так здорово видеть его здесь. Он представил меня Миранде, и она увела меня в гардеробную зону позади, где казалось намного тише и не так БЕЗУМНО, как выразилась бы Тина.

У Миранды есть характерная доска, которую она сделала для Рудольфа, чтобы продемонстрировать, как будет выглядеть мой макияж в стиле гадюки. Он включает в себя много мерцающей помады, зеленые и золотые тени для век и накладные ресницы. Я смотрю в зеркало, пока моё лицо постепенно превращается во что-то сияющее и привлекательное. Приходит девушка по имени Кэнди, чтобы сделать мне соответствующий маникюр. Пока они работают, мы болтаем.

– Итак, с кем ещё ты работала? – спрашивает Миранда.

– Практически ни с кем, – признаюсь я. – Моя первая настоящая съёмка была для Эрика, и это произошло всего несколько недель назад.

– Серьёзно? – задумчиво переспрашивает Миранда. – Боже, что произошло? Кто тебя... в смысле, ты должна знать довольно влиятельных людей, чтобы заполучить эту работу.