– Вот оно! – говорю ей. – Что я тебе говорила?

Она смотрит на экран камеры и надувает губы.

– Я выгляжу как яйцо, переодетое пиратом.

– Ничего подобного. Посмотри на свою улыбку.

– Ок. Я выгляжу как Энн Хэтуэй, играющая роль яйца, переодетого пиратом.

– Похоже на то, – соглашаюсь я, ухмыляюсь и убираю камеру.

Однако я замечаю, что Ава отправляет Джесси фотографию сразу, как мы возвращаемся домой, а к обеду эта картинка уже стоит на обоях у мамы в телефоне. Это говорит о том, что стоит думать о своих действиях. Фото не дотягивает до стандартов Сэба, я признаю, но это определенно лучшая фотография из всех, что я когда-либо сделала.

Весь обед папа продолжает смотреть на нас, и на меня в частности. Он пытается восхищаться нашей новой внешностью, но усилия заметны.

– Я тут поискал кое-что, – говорит он. – В Ноттинг Хилл есть очень хороший магазин париков, судя по всему. Я вызову такси, чтобы свозить вас туда.

– Мне это не нужно, – говорит Ава. – Мне уже дали один в больнице, ты забыл?

– Я помню, – говорит папа, – Но тот очень простой. Ваша мама и я – мы хотим, чтобы у вас были более естественные и реалистичные парики. Я имею в виду, ты сейчас выглядишь превосходно – он кашляет, – очевидно. Но ваша бабушка... когда она проходила химиотерапию... она сказала, что хороший парик важен. Для... общественных мероприятий. Мы можем позволить это себе, если постараемся. И, Тед, тебе тоже нужен парик.

– Конечно, па, – говорит Ава послушно. – Это очень мило.

Я осознаю, что она в «Сделай родителей счастливыми» режиме. Бедная Ава. Болеть действительно очень изнурительно. Тогда мне пришло в голову: я могу быть довольна своей лысой черепушкой дома, но учёба начнётся через несколько дней. Возможно, папа и прав.

Так что мама сопровождает нас в магазин париков и мы проводим вечность перед зеркалом, превращаясь в разных людей. Это здорово. Сперва я Мерилин Монро, затем Ферджи. Ава – Элизабет Тейлор (запросто), потом Кэти Перри, после – наша старая бабушка. Серьёзно – наша бабушка. С лохматой, короткой, неоднородно светлой стрижкой, точно такой парик она всегда и носит. Жуть.

Я влюбилась в короткий, темный, обтягивающий парик с прямой челкой, в котором я выгляжу как Луиза Брукс в 1920х. (Удивительно, что можно узнать, смотря классический телеканал с сестрой). Я бы хотела взять этот, но это супер-очевидно – парик. Я знаю, что придётся довольствоваться тем, что выглядит примерно, как птичье гнездо. Хотя, когда я описываю его леди в магазине, она приходит в ужас.

В конце концов Ава выбирает шевелюру длиной до плеч с волнистыми локонами. Это называется Скарлетт Йоханссон. Кто бы не захотел купить парик, зовущийся Скарлетт Йоханссон? Тем не менее, Ава засовывает его в сумку, а не надевает сразу.

– У меня от него голова греется, – говорит она.

Продавец кивает.

– Многие мои покупатели говорят то же самое. Хотела бы я, чтобы в парики встраивали кондиционер. Но вы выглядите в нём великолепно. Знаете, вы могли бы быть моделью.

Ава улыбается и перехватывает мой взгляд.

Мой парик, в итоге, называется Роберт Паттинсон. Это о чём-то говорит.

– Выглядит так, словно он собирается слопать немного салата, – говорит Дейзи задумчиво.

Только что вернувшись из Германии, она зашла, чтобы выслушать мои новости и взглянуть на недавно купленный парик. Она признает, что на моей голове Паттинсона сложно отличить от реальной шевелюры. Однако, лежа на моем туалетном столике, как сейчас, он напоминает ей скорее длинношерстную морскую свинку.

– Я хочу, чтобы ты убрала его.

– Я могу снова напялить его, – предлагаю я. – Правда, мне нужно будет закрепить парик липкой лентой, если я собираюсь сделать все правильно.

– Нет, мне нравится твоя голова и так. Ты выглядишь как Шинейд О’Коннор в 90х. Она пела песню Принца, называется «Nothing Compares 2 U». Смотрела это видео? Оно невероятное. Я обязана показать его тебе.

С Дейзи всё всегда сводится к музыке. На самом деле ей совершенно неинтересны мои модельные истории, ну кроме одной, с хвостами воздушных змеев. Фактически она не произносит "Ну я же тебе говорила", но транслирует это прозрачными мозговыми волнами. Затем она переключается на рассказ о выступлении её отца в Дюссельдорфе и о том, как сильно она скучала по мармайту[22]. В основном она просто рада, что всё вернулось на круги своя.

Вот только это не так, на самом-то деле. Не для меня. Я могу выглядеть как прежде – с Патти на мне, но я чувствую себя совершенно иначе. Я хочу шагать по древним владениям, управляя своим королевством, и нет никаких сомнений в том, что под Патти я лысая. Если кто-нибудь обнаружит это, то как же идти в Ричмондскую Академию?

Однако, из этих бесконечных, безнадежных кастингов я вынесла для себя одну мысль: всегда продолжай гордо держать голову и иди вперёд. Так что, несмотря на волнение, когда я появляюсь в классе в первый день осеннего семестра, я стараюсь вести себя так, будто ничего не случилось. И что самое странное – кажется, это работает. Голова под Патти потеет и чешется. Но после всего, что я преодолела этим летом, никто ничего не замечает.

Ещё более странно, что мне стоит поблагодарить Кэлли Харвест. Оказывается, после пары порций алкогольное желе[23] однажды вечером в Магалуфе[24], она сделала себе татушку с инициалами Дина Дэниэлса сзади на шее. Это стало главной темой разговоров в классе, и Кэлли оказалась в центре внимания. Дин в восторге. Лично я не уверена, что это действительно хорошая идея. Она будет вынуждена постоянно носить водолазки, если у них не сложится. Или же ей придется быть очень осторожной в выборе будущих бойфрендов.

Вскоре мы снова втянулись в школьную жизнь. Последняя пара – это искусство, которого я с нетерпением жду. Мисс Дженкинс захочет узнать, как мы работали над проектами в течение лета, и мне не терпится продемонстрировать ей свой. Когда приходит моя очередь, я размашисто демонстрирую все мои эскизы затененных фруктов.

– Серьёзно, Тед? И это всё? – говорит она неудовлетворенно, практически разочарованно.

Я смотрю на мои бананы и обратно на мисс Дженкинс, шокированная. Я ещё и стакан с водой нарисовала.

– Я очень усердно работала над этим! – протестую я. И это правда. Я штриховала эти бананы целую вечность.

– Но что ты об этом думаешь? Вообще? Какие художники вдохновляли тебя? О, Тед – тот манга-портрет Дэйзи, который ты нарисовала в прошлом году, был действительно хорош. Он передал её мягкость и её остроту. Я рассчитывала получить что-нибудь более... оригинальное от тебя.

Я прикусываю губу. Мне хотелось бы быть оригинальной.

Мисс Дженкинс видит, что моя прикушенная губа немного дрожит. На самом деле она не такая суровая, как можно предположить, увидев её малиновую помаду.

– Может быть, ты занималась чем-нибудь творческим летом?

Интересно, считается ли балансирование на пятидюймовых платформах творчеством? Или бумажно-тканевые цветы, застрявшие во мне? Или позирование в пиджаке, сделанном из хвостов бумажных змеев? Дело в том, что творчеством занимались совсем другие люди. Я просто находилась там. И даже тогда я была всего лишь "очень обычной".

– Не совсем – признаю я. – Ну, только... я сделала несколько фотографий... всяких там лестниц и прочего. И фото моей сестры.

Мисс Дженкинс снова вздыхает. Уверена, она собирается сказать, что семейные фотографии не считаются, но затем учительница замирает, словно только что вспомнила, что моя старшая сестра Ава (а) красива и (б) борется за свою жизнь.

– Правда? – спрашивает она. – О чём же эти фотографии?

В этот момент Натан Кинг, который резвился в задней части изостудии, врезается в стол и посылает в свободный полет несколько баночек плакатной краски. Одна банка лопается, покрывая Мелани Сандерс ярко-зеленой слизью, отчего девушка начинает истерично вопить.