Сэб потратил кучу времени, работая над фотографиями Мирей перед тем как, папа пришёл забрать нас. Интересно, как много времени ему придется потратить на мои. В воскресенье я должна учиться, но я провожу большую часть дня, представляя себе Сэба, работающего за компьютером, и затем отправляющего результаты в Модел Сити для проверки. Интересно, что они подумают.

В понедельник мама берет Аву в больницу для новой дозы химиотерапии через трубки Хикмана.

– Расскажи мне сразу, как только что-нибудь услышишь, – говорит Ава.

Весь день я тайно проверяю сообщения в телефоне. Ничего. Никаких новостей во вторник и в среду. В четверг стало очевидно, они решили пощадить меня, не говоря со мной напрямую. Я хотела бы получить копию последнего фото, но я не думаю, что могу напрямую спросить Фрэнки. Ава сказала, чтобы я просто позвонила ей и покончила со всем этим, но на этот раз я не иду на поводу у сестры. Я буду просто продолжать жить и притворяться, что не было этого сумасшедшего экскурса в модельный бизнес. В конце концов, это сработает.

В пятницу после школы я с мамой покупала туфли в одном из местных благотворительных магазинов, когда в моём рюкзаке зазвонил телефон.

– Э-э... привет? – говорю я, успев ответить на звонок.

– Это Эдвина? – Голос ровный, аристократический и уверенный. – Это говорит Кассандра Споук. Вчера мы получили твои снимки и внимательно их изучили. Я обычно звоню всем нашим новым девушкам сама. Что ты думаешь?

– Кто это? – спрашивает мама, размахивая парой отвратительных фиолетовых сандалий. Почему у неё всегда получается выйти из таких магазинов похожей на Одри Хепберн, но единственное, что мы можем найти для меня, выглядит так, как будто сделано для Шрека или принцессы Фионы?

– Дейзи. Проблема с домашней работой. Простите?

Последнее относится к Кассандре Споук. Что я действительно думаю? О том, как сильно они смеялись над моими фотографиями? Что?

– Мы тебя берем, дорогая! Я всегда хотела быть вестником хороших новостей. Мы выбираем только тех девушек, которые на наш взгляд, могут добиться большого успеха. Ты взволнована? Мы в таком восторге от тебя.

– Можешь сказать ей, чтобы она перезвонила? – говорит мама раздраженно. – Я не хочу долго здесь пробыть, мне ещё надо забрать баклажаны.

– Э-э, взволнована, – шепчу я, чтобы поддержать радостную Кассандру, хотя на самом деле я просто онемела. Я подхожу к стойке с ботинками на шнуровке, подальше от мамы, и делаю вид, что разглядываю мужскую обувь.

– Должна сказать, что ты не кажешься такой! – смеётся Кассандра. – Я знаю, что новости могут быть немного шокирующими, но теперь мир, правда, открыт для тебя. Фрэнки организует какие-нибудь кастинги и просмотры для тебя, так что ты сможешь сделать себе портфолио. И кто знает? Может, в один прекрасный день, ты будешь лицом кампанию!

– Что? Это? – спрашивает мама.

У меня душа ушла в пятки. Она, должно быть, подкралась ко мне сзади. Я смотрю на свои руки, которые, как оказалось, сжимают мужские туфли размером с супертанкер.

– Они выглядят слишком большими даже для тебя. Как насчет этих?

Она показывает мне бежевые сабо, на толстой подошве и удобным кожаным ремешком вокруг пятки. Что угодно. Я опускаюсь на пластиковый стул и снимаю мои разваливающиеся сандалии, чтобы померить сабо.

– Эдвина? Ты там?

– Да, это звучит хорошо, – говорю я. – Отлично, мне действительно жаль, но ... шшшшш... – я пытаюсь издать звук, похожий на хитроумный сигнал или на поезд, входящий в туннель, и нажимаю на кнопку "отключиться".

Это, наверное, редкий случай для супермодели. Интересно, заговорит ли она со мной когда-нибудь снова.

– Боже мой, Тед, ты розовая, – говорит мама. – Здесь жарко? Она узнала, что хотела?

– Кто?

– Дейзи.

– О, да. Она запуталась с... французским.

Я горжусь тем, что выдумала это на ходу, особенно в сложившихся обстоятельствах. Я думаю это потому, что я не поняла и четверти того, что сказала Кассандра.

Когда мы остаемся одни вечером, Ава садится на край своей кровати и просит описать, что именно произошло во время звонка.

– Хорошо, на самом деле, – признаюсь я, – многое было непонятным. Это как изучать новый язык.

– Кому ты рассказываешь, – вздыхает она. – Линии Хикмана. Флеботомия. Преднизон.

– Ха! Как насчет просмотр? Портфолио? Кампания? Я думаю, что они имеют в виду рекламу, но звучит как война.

– Как насчет крови? Имею в виду мою кровь. Много моей крови в маленьких бутылочках.

Я не могу перестать хихикать.

– Марио Тестино.

– Кириллос Христодулу.

– Кириллос?

– Его первое имя, – говорит она. – Греческое.

– Линда Евангелиста.

– Видишь! Ты знаешь, кто она.

– Нет. Не знаю. Кто?

– Боже, Ти! Она – супермодель восьмидесятых. Канадка. Она была очень известна.

– О. Тогда что с ней случилось?

– Понятия не имею. Она все ещё может сниматься.

Интересно, что же обычно происходит с моделями? Вы вряд ли когда-нибудь видели фотографии старушек. Может быть, они в конечном итоге оказываются на яхтах на Багамах, пьют чай с дизайнерами и выходят в свет с рок-звёздами. Что ещё они могут делать?

– И что? – спрашивает Ава насмешливо.

– И что? – отвечаю я, делая вид, что понятия не имею, о чём она.

– Почему ты краснеешь? Почему не смотришь мне в глаза? Почему ты не кружишься по комнате, говоря мне, какие они сумасшедшие? О чём ты думаешь?

После звонка я много думала, отчасти о моей обуви. Ава говорит, что модели носят красивую одежду, что означает, что их обувь не поступает из благотворительных магазинов. Кроме того, я размышляю о Дине Дэниэлзе и Кэлли Харвест. О Кэлли, которая с десяти лет хочет быть моделью. Представьте себе, если бы я стала моделью. Она бы, наверное, взорвалась.

Я понятия не имею, почему Модел Сити выбрали меня. Я не понимаю почему. Но факт в том, что они действительно выбрали меня, и всё теперь видится по-другому. Если я попытаюсь стать моделью во время летних каникул, я больше никогда не буду “девушкой в трусиках”. На самом деле то, что я застряла в Лондоне на целое лето, может быть исправлено позированием перед кирпичными стенами и враньем родителям.

Ах, да. Забыла об этом моменте. Ава по-прежнему смотрит на меня, ожидая ответа.

– Я думаю о разрешении, – вздыхаю я. – Я должна получить настоящее одобрение от папы с мамой, а не только твое вранье по телефону.

– Правда, – соглашается Ава. – Итак, ты передумала? Хочешь продолжать?

Я киваю. Меня так легко убедить. Я бы хотела быть более холодной и решительной, но я больше “плыву по течению и смотрю, куда оно меня вынесет”, и оно несёт меня в интересном направлении. Вернее будет нести, если в итоге мама и папа не станут чем-то вроде плотины, останавливающей меня.

– Не беспокойся о них, – говорит Ава уверенно. – У меня всё получится. Поверь мне.

И снова, несмотря ни на что, я верю. 

Слабое место в плотине, по словам моей сестры, – это папа. В субботу утром, как только мама ушла на работу, мы начинаем его обрабатывать. Я иду первой.

– Э-э, пап, – говорю я, заходя на кухню, где он моет посуду. – Мне может быть понадобится твоя помощь.

Он оглядывается и улыбается.

– С чем, любимая? Если это опять математика, не думаю что смогу помочь. Эти статистические методы выше моего понимания.

– Это не математика, это модельный бизнес.

Я объясняю про звонок Кассандры. Он громко ругается, размахивая руками в нелепых желтых резиновых перчатках, и роняет тарелку. Она разбивается. Мы решаем продолжить разговор за обеденным столом, подальше от хрупкого фарфора. Ава присоединяется к нам, выглядя бледной и слабой этим утром, но решительной, чтобы поддержать меня.

– Но послушай, любимая, ты уверена, что они настоящие? – подозрительно уточняет папа.

Вступает Ава.