— То, что я сейчас скажу, Денни, должно остаться строго между нами, — тихо начала она. — И если придется, я буду отрицать то, что сейчас вам скажу.

— Согласен.

— Меня шантажируют. И я говорю правду.

— И большую сумму требуют?

— Речь идет о больших процентах с прибыли фирмы «Мееркайд», если я когда-либо получу контрольный пакет акций этой фирмы, — сказала она с волнением. — Есть еще и другие вещи, как алиби, например.

— Значит, Дюваль?

— Кто же еще?

— Значит, его алиби действительно подстроено?

— Он позвонил мне, сказал, что вы расспрашивали его, что наверняка зададите такие же вопросы и мне, поэтому было бы лучше, если бы я дала правильные ответы, иначе…

— И вы дали правильные, точнее говоря, нужные для него ответы.

Она провела очень женственным жестом по своим густым черным волосам.

— Вы должны понять меня, Денни. Я не решусь отказать ему в алиби, пока он может меня шантажировать.

— Это понятно. Но чем он мог нагнать на вас такого страху?

— Фотографиями, — сказала она глухим голосом.

— Этими пресловутыми фотографиями?

— Дюваль — профессиональный художник и делает отличные снимки, — сказала она с горечью. — И он фокусник в такого рода съемках.

— Значит, вы боитесь за свою репутацию? — спросил я с сомнением.

— Денни. — Она попыталась улыбнуться. — Неужели вы так наивны? Вам Элен сказала, почему ее отец составил такое завещание?

— Вы работали несколько лет у ее отца секретарем, и Элен предполагает, что вы были для него не только секретаршей.

— И не ошибается в своем предположении, — ответила она каким-то безучастным тоном. — У него был летний домик в Рокленд-Каунти, и мы тайком туда уезжали на уик-энд — только вдвоем. Мы были уверены, что об этом никто не знает, но Дюваль оказался дотошным человеком, узнал об этом в один из своих визитов в Нью-Йорк и вмонтировал камеру с инфракрасной пленкой. Это такая пленка, которая не нуждается в свете при фотографировании.

— И с какой целью шантажирует вас Дюраль этой пленкой? — спросил я. — Ведь старик Ричмонд умер уже восемь месяцев тому назад.

— Вы знаете условия его завещания, — сказала Элейн. — Элен наймет целую армию адвокатов, если к концу года окажется, что она должна передать контрольный пакет акций в мои руки. И можете себе представить, что будет, если она предъявит эти пленки на суде, чтобы защитить свою собственность. Мои фотографии будут красоваться во всех бульварных листках на всем побережье.

— Таким образом, если я правильно понял, — подытожил я, — я достаю эти компрометирующие вас пленки, а вы разрушаете алиби Дюваля.

— Приблизительно так, — ответила она. — Но я готова нанять вас по всем правилам, Денни, и заплатить гонорар. Я знаю, как поступают в подобных случаях.

— Чтобы Элейн Керзон не была дискредитирована… — Я с улыбкой посмотрел на нее. — Что ж, хорошо, за деньги я всегда в вашем распоряжении. Тысяча долларов задатка, остальные четыре, когда я вручу вам фотографии.

— А вы не находите, что вы — слишком дорогой детектив, Денни?

— С гением никогда не нужно торговаться, дорогая, — скромно сказал я. — Как вы думаете, где у Дюваля эти фотографии? Здесь, в Майами?

— Да, — ответила она, кивнув головой. — Главная студия у него находится здесь. В Нью-Йорке у него только маленькая контора, и он проводит там каждый год не более двух-трех месяцев, главным образом для того, чтобы продать свою продукцию. Я думаю, что они у него здесь, под рукой, для того чтобы иметь их наготове, если я поведу себя не так, как ему хочется. Он держит их там, откуда можно их сразу достать, чтобы предложить Элен и заключить с ней сделку. Он действует наверняка, Денни. И он не может проиграть ни в том, ни в другом случае.

— Понятно, — сказал я. — Еще один вопрос. Вы не видели в обществе Дюваля когда-либо двух мужчин, которых зовут Хэл и Чарльз? Хэл — элегантно одетый и ужасно вежливый, а Чарльз гориллоподобен, и у него отсутствует мочка уха?

— Да, конечно, — спокойно подтвердила она. — Вы имеете в виду Хэла Стоуна и Чарльза Блера. Оба — деловые партнеры Клода. Во всяком случае, он так их представляет.

— Спасибо, — сказал я. — Теперь вам остается выписать мне чек на тысячу долларов, и я могу собираться в дорогу.

— Вы очень спешите? — небрежно спросила она.

— А вы можете предложить мне что-либо более интересное?

Она лениво улыбнулась.

— Я же сказала, что ошиблась в вас. Поэтому я считаю, что будет справедливо доказать вам, что и вы во мне ошиблись.

— В чем именно?

— В том, что касается секса. Ведь вы назвали меня чуть ли не бесполой или что-то в этом роде. К тому же еще остался открытым вопрос о форме и величине моих грудей.

— Если дело в этом, — сказал я, — то я охотно останусь. Люблю все проверять на ощупь. А что касается объема и формы грудей, то ничто не является более убедительным, чем вещественные доказательства. Я всегда придерживался этой точки зрения, не стану отрекаться от нее и сейчас.

Элейн поднялась с кушетки, подошла к окну и закрыла жалюзи от солнца. Гостиная сразу погрузилась в полутьму. После этого она вернулась к кушетке и склонилась надо мной.

День уже склонился к вечеру, когда я вернулся в свой номер. В эти минуты я сам себе казался боксером тяжелого веса, который только что закончил бой с чемпионом, продолжавшийся пятнадцать раундов. Я принял душ, заказал бутылку шотландского виски и лед и, усевшись в кресле, начал потягивать виски, хмуро уставившись на стенку перед собой.

Прошел, видимо, час, когда стук в дверь заставил меня подняться с кресла. Я открыл дверь, и комната сразу стала казаться меньше, когда ее заполнил Доминик Людд.

— Вот это дело! — сказал он, сразу направляясь к бутылке с виски. — Какой вы все-таки гостеприимный, Денни! У меня не было ни капли во рту с тех пор как…

— …С тех пор как вышли из бара, который находится внизу? — спросил я.

— Выпивка — это моя страсть, братишка, — с веселым видом заявил он. — Когда-нибудь я изобрету походный самогонный аппарат и наживу на этом состояние.

— Ну, а что вы принесли мне взамен моих пятидесяти долларов? — спросил я, не питая на этот счет никаких иллюзий.

— Я пытался исследовать прошлое этой бедной девочки, которая была убита. Я имею в виду Элину Хоуп. Вы знали, что она жила здесь, в Майами?

— Ну, а что еще?

— Боюсь, что не очень много, Денни. — Он удобно расположился в кресле напротив меня. — Никто в ее пансионе ничего о ней не знал. Вела очень уединенный образ жизни. И еще одно. Она, как утверждают, была манекенщицей. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

— Да, я об этом уже слышал, — подтвердил я.

— Но почему она тогда не была зарегистрирована ни в одном из здешних агентств? А она действительно не была зарегистрирована. Я исколесил весь город, малыш, несмотря на жару. — На его лице появилось патетическое выражение. — Это было настоящей пыткой!

— Возможно, она работала манекенщицей другого рода? — высказал я предположение. — По ночам, на частных сборищах? Или что-нибудь в этом роде?

— Сомневаюсь. — Доминик решительно покачал головой. — У меня есть несколько друзей, которые… э… которые хорошо знакомы с этой стороной жизни. И ни один из них ничего о ней не слышал.

— Ну, а что в отношении других?

— Элейн Керзон издает журнал мод… — Он дал мне краткий отчет, но не сказал ничего, чего бы я не знал.

— Дюваль?

— Когда очередь дошла до него, у меня не было времени. — Доминик нежно провел пальцем по изогнутому носу. — Ведь я имел всего каких-то несколько часов.

— Вот именно! Тем более что на каждой улице имеется по несколько баров, — буркнул я. — Ну ладно. Вы знаете, где находится студия Дюваля?

— В квартале от Артур-Годфри-роуд в сторону Грик-Энда, — быстро ответил он. — Я же говорил вам, Денни, что знаю Майами, как свои пять пальцев.

— Хотелось бы мне посмотреть на его студию, — сказал я, — когда там никого не будет. И было бы неплохо сделать это сегодня ночью. Вы не хотите мне помочь?