- Да... - опустив голову, сказал Марат, мне рассказывали, дерьмо, одним словом.

- Слушай, а что это у вас за организация? Ну, которая Рите помогала, от которой тот парень, Давид, и... ты, насколько я понял, тоже? - поинтересовался Виктор.

- Организация? - удивился Марат.

- Ну, да, или как это назвать?

- Зачем тебе? - Марат, улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на Виктора, - «Татар», название древнее, как и организация, но это не важно, просто ребята свои, правильные. Лет, наверное, десять назад, в восьмом или в десятом, что ли, году, пришел я как-то, это, к приятелю, а там у него человек сидит, слово за слово, ну и, это, познакомились. Он говорит: «там у вас парень, мол, хороший работает, присмотри». Ну, я и присмотрел. Потом некоторые пакости, которые служба контроля творила, направлял в нужное русло. Многое мне тот человек подсказывал, так и пошло. А теперь я уже многих знаю, на каждого положиться можно, как на себя, не за выгоду ратуют, а за правду. Я тебе больше скажу, если бы не «Гатар», мы бы давно страны лишились, причем, это, совсем. Если возьмем к себе, не пропадешь. Если не забоишься, не сделаешь шаг в сторону в момент, когда будешь нужен. Вот такие, брат, пироги. Ну а ты что? Где все это время обитал, что делал? Рассказывай, братишка.

Виктор вкратце поведал Марату свою невеселую судьбу, и спросил насчет Соловья, не слышал ли он чего-нибудь, раз уж он был причастен к конторе Горского.

- А как же, знаю, - ответил Марат, - в Равске они, насколько я припоминаю, сбежали. Но служба контроля больше ими не занимается. Слушай, так ведь он же, это, с тобой вместе в школе учился, так?

Виктор кивнул головой.

- Видишь, я про тебя все знаю, а что это именно ты, тот самый Храмов, и не догадывался. Да и как тут догадаешься, лицо совсем другое. Так, ладно, - вернулся к теме Марат, - Соловей... Знаешь, найти его будет не так просто. Там сейчас коалиция. Но я попытаюсь.

Храмов кивнул и улыбнулся командиру. Он был поистине счастлив, что встретил его, через столько лет, и Марат был одним из немногих, кому можно было и стоило доверять. Никакие правила и условия жизни не могут провести таких твёрдых связей между людьми, как на войне.

- Вас мама зовет, - сказала выглянувшая из-за дверей Ольга, с хитроватым выражением на румяном лице, - всех.

Суровая, по южным меркам, зима всерьез начала отступать, солдаты на постах блаженно щурились на солнце, разогревающем воздух уже до плюсовой температуры. Непривычная для них грязь, накопившаяся за зиму, и упорно смываемая с газонов на асфальт, по неясной причине расположенный ниже газонов, возбудила у солдат коалиции моду ходить в резиновых чулках от защитных комплектов. Широко расставляя ноги, они вышагивали по городу, напоминая инопланетян из американского кинофильма. Добрая половина жителей покинула свои дома еще в первые дни оккупации, оставшиеся же по большей части сидели по домам, выживая кто как мог.

На улицах давно исчезли пробки, лишь автомобили «бизнесменов», которым казалось, было все равно при какой власти торговать, сновали туда-сюда, подвозя товар. Работала и администрация города, в лице оставшихся добровольцев, возглавляемых одним их замов главы Равска, выполняя пока что указания коалиционной комендатуры. В городе тут и там звучали слова «менеджеры», «супервайзеры хаускипинга», «гаднеры», «мерчендайзеры», «промоутеры» и другие «коекакеры». Расплодившиеся стараниями власти бизнесмены стремились не отстать от Запада.

Наслаждаясь изумительно вкусными консервами, Соловей со Светланой сидели на кухне так удачно подвернувшегося им брошенного дома. Кладовые, которые не успели опустошить солдаты коалиции, ломились от продуктов. Дом находился почти напротив Храмовского, в котором у них остались все вещи, и приблизиться к которому они осмелились лишь спустя несколько дней. Оставив Свету в одном из переулков Ясного, Роман пробрался к «объекту» и стал наблюдать. Дом казался необитаемым, если внутри и находился враг, то он ничем себя не выдавал. Через некоторое время Соловей с изумлением обнаружил, что за домом наблюдает не он один; жующий жвачку паренек вел себя так же, как и Соловей, но с другой стороны магазинчика. Может быть, Роману так только казалось но, вспомнив, как их со Светланой пытали, Соловей решил ретироваться, от греха подальше. Опасаясь быть замеченным, он полез напрямик, через изгородь, и совершенно случайно наткнулся на чудесный брошенный дом.

- Пошли, - радостно сказал он Светлане, вернувшись из разведки, - к Витьке не попасть, но мы немного поживем в доме напротив, там они нас искать вряд ли догадаются. Света, там продуктов полно, представляешь? Тушенка!

Последние двое суток они вообще ничего не ели, скрываясь и шарахаясь, как от оккупантов, так и от любых подозрительных людей. В городе их не пустили ни в один дом, даже поесть никто не дал, люди как будто озверели. На выезде из Равска они набрели на небольшую брошенную гостиницу, стеклянные стены неотапливаемых номеров выходили во двор, но на небольшой кухне стояла маленькая дровяная печь, а в отключенном холодильнике еще оставались кое-какие продукты, но были непоправимо испорчены. Вода из крана шла ржавая и такая жесткая, что помытые волосы так и оставались торчать, будто вымазанные в солидоле.

- Как же я проголодалась! - сказала Светка, загружая в рот очередную ложку бобов и щурясь от наслаждения, - еще бы помыться и поспать.

Открывший было рот, чтобы согласиться с заявлением, Соловей, вдруг вытаращил глаза, но не произнес ни слова. Светлана, проследив его взгляд, от неожиданности выронила ложку, звонко забренчавшую по полу. В дверях стоял коренастый парень с ружьем в руке и зловеще улыбался. Как он смог так тихо прокрасться, начинающие мародеры понять не могли.

- Вот вы и попались, - сказал он, по-хозяйски ставя ружье в угол, - ладно, расслабьтесь, я друг Витьки Храмова, зовут меня Володя или Палыч, как вам будет угодно. Да вы ешьте, ешьте.

- Палыч? Да, помню, Витя рассказывал, постой, а как ты нас нашел? - очнулся Соловей.

- Элементарно, это мои консервы. И колбаса, - сказал Палыч и рассмеялся, глядя на их ошарашенные лица, - вы у меня дома, господа.

Он добрался до дома очень быстро, всего за трое суток. Сначала на велосипеде, потом рекой, потом пешком, обходя стороной населенные пункты, и на попутных машинах, по объездным, преимущественно грунтовым дорогам.

Несмотря на протесты, Палыча накормили и почистили его одежду. Запуганная донельзя дама быстро затащила его в дом, то и дело оглядываясь. Она боялась всего. Боялась за мужа, уехавшего несколько дней назад к родственникам и до сих пор не вернувшегося, за дочь, за дом, чуть не спаленный людьми коменданта и едва не ограбленный бандитами.

Уговорив Тарасова дождаться темноты, хозяйка поведала ему о новом порядке, насажденном в поселке комендантом и его прихлебателями. Комендант был не местный, вроде как из районного центра, при старой власти он, говорят, в полиции работал, но его, то ли турнули, то ли сам ушел. А помощники у него были местные, три лоботряса, они и раньше покоя людям в поселке не давали, а теперь, когда им форму выдали и «блямбы» на грудь повесили, и вовсе распоясались. Однажды, через несколько дней после отъезда мужа, они ввалились к ней в дом и стали издеваться, а встретив отпор, разломали мебель и устроили обыск. Когда уходили, один из них поджег в сарае сено. Едва удалось потушить.

- Уже стемнело, можно идти, - сказала приютившая Палыча женщина, пытаясь что-то разглядеть в темноте за окном, - пойдемте, я вас провожу.

В темном коридоре она замешкалась и, нырнув в кладовую, вынесла и дала ему в руки ружье.

- Нет, не возьму, - категорически заявил Тарасов, - Вам тут оно нужнее, а я еще достану себе.

- Не спорьте, берите, не дай Бог найдут ироды эти. Они ведь его и искали, кто-то донес, что я ночью стреляла, когда ко мне бандиты полезли.