Редкие прохожие и еще оставшиеся физкультурники, в столь ранний час уже совершавшие пробежку по пляжу, завидев приближавшиеся к берегу десантные корабли, быстро ретировались. Владельцы собственного транспорта, стараясь как можно быстрее уехать, с бешеной скоростью проносились по вьющемуся между морем и невысокими холмами шоссе. Спустя час, по улицам города уже ехали бронированные автомобили, на перекрестках, шустро орудуя инструментами, солдаты монтировали противоосколочные укрытия. На их черных хмурых лицах читалось раздражение. Еще бы! Уже четвертые сутки они толком не мылись и не спали в нормальных условиях, бездельничали, слоняясь по палубам и ссорясь с корабельными матросами.

Тем временем, малочисленные российские военные заслоны и подразделения пограничников оказались будто отрезанными от внешнего мира.

«Проблемы связи с абонентом», прочитал мерцающую надпись на экране «мобильника» молодой сухощавый полковник. Он опробовал и несколько телефонов, молчаливой вереницей выстроившихся на приставном столе, поднимал поочередно трубки то одного, то другого, стучал по клавише, ждал, еще стучал, но все было бесполезно. Полковник вызвал связиста.

- Отключили нас, - оправдываясь, ответил тот, - каналы арендованные, и это... вы же знаете... а они взяли и отключили.

- Почему? А ты что? У тебя во рту мухи размножаются, а ты не замечаешь!

- Я не знаю, наладить пока не удается.

- И что теперь? - полковник выдержал паузу, борясь с подступившим чувством беспомощности, - так и будем сидеть? Звони в Москву, своему начальству, делай что-нибудь, ты понял, что я тебе сказал?

Но все было тщетно, противный сигнал, и голос на английском оповещали о недоступности абонентов. Полковник в растерянности зачем-то выдвинул и задвинул ящик стола.

- Сергей, начальника штаба и начальника разведки сюда! - крикнул он дежурному офицеру в приоткрытую дверь, в сердцах бросая на стол бесполезный сотовый телефон.

Едва войдя в кабинет, офицеры остановились, ожидая, когда их заметят.

- Что? - спросил раздраженно полковник, - ну, слушаю вас.

- Товарищ полковник, - вытянулся по стойке смирно начальник штаба, - точных данных о количестве войск противника нет, но предположительно где-то до тридцати тысяч уже высадилось, товарищ полковник, продолжается переброска по воздуху на захваченные...

- Что? Какого противника? Вы идиоты? Где ты видел «противника»? У нас что, война?! Может быть, была директива? Или поступал сигнал? Я что-то пропустил?

Офицеры молчали, растерянно глядя на командира. Образовавшаяся пауза сильно затянулась и майор, начальник штаба, сжимая в руках указку и пульт от проектора, решил вступить в разговор.

- Разрешите представить проект доклада о ситуации, - сказал он и смолк, вопросительно глядя на полковника.

- Доклада о чем? - неожиданно спокойно спросил полковник, - о нашей беспомощности? Они уже высадились, а нам приказа никакого нет.

В этот момент над зданием на малой высоте пролетел самолет, грохотом разорвав тишину, и все одновременно повернулись к окнам.

- Да и что мы можем, - добавил полковник, опустив голову, - их вдесятеро больше.

Ему уже доложили, что в порту был бой, что командир второго батальона, не дожидаясь никакого приказа, положил там больше сотни вражеских десантников, задержав высадку на два часа, а затем, не дождавшись подкрепления, отступил в горы. Полковнику стало невыносимо тоскливо. Он знал, почему Толя Градов не стал дожидаться приказа. Прямо как тогда, двадцать лет назад, на полигоне, в наполненной стрекотанием кузнечиков ночной степи.

Оба они были командирами взводов, одногодки, Толя всегда лез туда, куда не просят, иногда глупо, но лихо справлялся с порученными делами, а еще откалывал выходки на полковых праздниках, поэтому Градова, в нужный момент, не сочли достойным претендентом на освободившуюся должность ротного командира. А его сочли.

А вскоре в роте случилось ЧП, был ранен солдат. Молодой ротный стоял в овражке и безумно хотел исчезнуть, испариться, чтобы его вроде как и не было, чтобы все, что случилось, никоим образом его не касалось. Вокруг были темнота и степь. Полковник помнил как он сел на теплую землю и закрыл лицо ладонями, пытаясь забыться. Трусость и малодушие, вот что он увидел в своей реакции на происшедшее, и этот случай, преследовал его всю жизнь, всплывая в памяти и теребя самолюбие. Он был как фингал под глазом. Только вместо темных очков приходилось надевать маску смелого, грамотного и решительного командира, кем он в принципе и являлся, судя по стремительному карьерному росту.

Раненого он тогда приказал Градову отвезти к медикам. Короткая дорога к ним, расположившимся в трех вагончиках за рекой, лежала по шоссе. Если ехать по разбитой танками полигонной дороге, доедешь только к утру, но он приказал везти раненого солдатика именно по ней. Танк разворотил бы участок шоссе километров в пять и, случись у солдатика ранение несерьезное, плевое, как говорится, то отдавшего приказ сразу бы обвинили в нанесении ущерба, местные власти выставили бы военным немалый счет. А именно это - экономическая целесообразность - с некоторых пор, с того времени, когда к управлению даже процессом боевой подготовки допустили штатских, далеких от военного дела людей, лежала в основе всех служебных дел.

Несмотря на приказ ротного, Градов, которому тот поручил везти раненого, свернул в лесополосу, а это значит, что он нарушил приказ и направился к шоссе. Танк мигнул красными фонарями и окончательно скрылся из виду. Градов тогда ему не подчинился. Скорее всего, именно поэтому через месяц Толя уехал в Чечню, а он остался. И встретились они уже здесь, у Черного моря, через много лет. Заметив Градова в строю он сразу узнал его, но прошел мимо.

Из-за угла вылетела легковушка и так резко затормозила, что ее понесло юзом и ударило о высокий бордюр прямо у одного из строящихся постов Коалиционных сил. Несколько чернокожих солдат, обвешанных с ног до головы амуницией, бросили дела и смотрели на машину через прицелы своих винтовок. Один из них, не отрываясь от прицела, сделал несколько осторожных шагов вперед, истошным криком приказывая водителю выйти, но тот, испугавшись, резко вывернул на дорогу.

Появившиеся в окнах лица обывателей проводили изрешеченный и дымящийся кузов, медленно подкатившийся к стене противоположного дома, и моментально исчезли, плотно задернув шторы. Подошедшие солдаты осторожно обшарили машину и, ничего подозрительного не обнаружив, потеряли к ней интерес. Через сутки, не дождавшись, когда аборигены заберут тело, они прицепили машину к броневику и утащили на соседнюю улицу, подальше от поста, чтобы не воняло.

Тем временем, благополучно миновав доживающий последние годы ветхий пограничный мост, вереница черных автомобилей промчалась по новенькому, выстроенному на олимпийские деньги, шоссе. Спустя час они уже въезжали в ворота президентской виллы, поднимаясь по дорожке вдоль засыпанных снегом пальм. Охрану предупредили о визите гостей к Президенту, но она была очень удивлена, когда из машин начали выходить вооруженные парни в полевой форме с нашитыми на рукавах полосатыми флажками. Гости агрессии не проявляли, но вели себя достаточно свободно, создали свое кольцо охраны, не особо обращая внимание на местных.

- Жора, ты только посмотри на них, - сказал седоватый сотрудник охраны молодому напарнику, закрывающему ворота, -еще лет пять назад, попробовали бы они так вот тут появиться!

- Мы люди маленькие, Алексей Шалвыч, - ответил парень, поправляя болтающийся на ремне автомат, - наверху знают что делают... Наверное...

Через несколько минут Жора снова открывал ворота, на этот раз, два автомобиля привезли несколько важных персон в дорогих костюмах. Сверкнув запонками и оправами очков, они поднялись на крыльцо и скрылись в недрах массивного строения.

Гости покинули резиденцию лишь под вечер, быстро расселись по машинам и уехали, а Президент, стоя на крыльце, хмуро смотрел на проглядывающее сквозь ветви деревьев темно-серое море. Он уже отдал соответствующие распоряжения и к вечеру следующего дня штабу коалиционных сил отведут одно из зданий в городе и даже наладят коммуникации.