Разбираясь с документами в компании, она услышала краем уха свою фамилию. Обернувшись, увидела Регину, совсем молодую сотрудницу, разговаривающую по телефону.

- Кто там звонил, - спросила Марина, дождавшись, когда девушка положит трубку.

- Не знаю, вроде с ближней веранды кто-то, - Регина пожала плечами, сделала гримасу, означающую безразличие и, отвернувшись, уставилась в экран.

Ближней верандой в компании называли офис, находящийся на восьмом, выдающемся над нижними, этаже. Там размещалось руководство компанией и один из отделов.

- Ты что, не поинтересовалась, кто звонит? - Марина ощутила, как в ней нарастает чувство брезгливости. Она всегда, видя тупость и безответственность, ощущала что-то подобное.

Регина молчала и, глядя на начальницу, хлопала накрашенными ресницами.

- Какие сведения ты выболтала? - жестко спросила Марина. Она была далека от мысли, что звонок был происками вражьей силы, но безнаказанной такую безалаберность оставлять было нельзя.

- Спрашивали, собирается ли кто куда-нибудь ехать завтра, -Валерий Александрович, Вадик с Маратом, и... вы...

- И что? - голосом, не обещающим ничего хорошего, поинтересовалась Марина.

- Я ничего такого не сказала, только что Марат будет по агентствам ездить, а вы в Добринку собираетесь. И все!

Прочитав девочке лекцию о страшных и коварных врагах, всеми силами жаждущих крови, а главное - зарплаты сотрудников компании, Марина от нее отстала. А садясь в машину после работы, вдруг обнаружила в салоне слабый, но чужой запах, как будто недавно там сидел курящий человек.

И вот теперь, благополучно вернувшись домой, она попыталась себя успокоить. Ну, что же, день прошел, она жива и здорова, а все события, произошедшие накануне, скорее всего, чистая случайность. Окончательно, как ей показалось, себя успокоив, Марина прошла в ванную и, установив температуру на тридцать восемь градусов, пустила воду.

После ванны, поворочавшись в постели какое-то время, она, все же поняла, что так просто ей не заснуть и решила посмотреть фильм, купленный накануне. Кино было не таким, какое бы она хотела сейчас посмотреть. Продавец, сволочь, пел ей, что это комедия. Картина под названием «Семья доктора Ирвина» оказалась форменной трагедией, и Марина нервничала, переживая за героев. И вот, когда трагедия разыгралась в полную силу, можно сказать была на пике сюжета, из прихожей послышался звук открывающейся двери. Тут у Марины все похолодело. Ключи были только у нее, но она не могла вспомнить, заперла ли дверь. Выскочив в коридор, не помня себя от страха, Марина с разбегу попала в руки двух верзил, на первый взгляд, респектабельной наружности, и получила в лицо струю аэрозоля. Теряя сознание, она успела пожалеть, что так рано выставила своего недавнего спасителя.

Храмов, вернувшись к себе и открыв дверь, увидел то, что ожидал. Кот по имени Кашалот, весь помятый с торчащей клоками шерстью, стоял у порога, как обычно, встречал, спросонья таращась на него. Такая картина повторялась в каждый его приход домой.

- Опять спишь, Кашалот, всю свою кошачью жизнь проспишь! Есть, наверное, хочешь? А, кот?

Зверь потерся о ноги Виктора, сдабривая удовольствие вольными упражнениями с выгибанием спины, затем поднял голову и, глядя Виктору в глаза, сказал «мя», обнажив немаленькие белые клыки.

Достав из холодильника кошачью еду и отвалив порцию в мисочку, Виктор переоделся, взял графин с водкой, налил полстакана и выпил.

Кот чавкал у стены, не особо урча, видать зажрался. Нацедив еще полстаканчика, Виктор разогрел ужин.

Храмов не особо доверял представительницам «слабого» пола. Бывшая супруга, женщина красивая и чертовски умная, быстро разочаровалась в нем, пожелав видеть на его месте более успешного мужчину. Виктор злился на нее, но в разводе винил только себя. Со временем подробности их неудачного брака стерлись, поблекли в памяти и перестали как-либо волновать Храмова, тем более, что детей они за шесть лет совместной жизни так и не нажили.

Обстоятельства, сопровождавшие бытие Виктора, не способствовали рвению прекрасных дам с разбегу кинуться в его объятия. Лишь недавно, после смерти деда, он обзавелся собственным жильем. Теперь он единолично властвовал над оставленной ему в наследство половиной небольшого дома в пригороде. Во второй половине числилась только одна хозяйка, но проживали там все, кому не лень, в основном пьющие, хотя и не особо шумные людишки бомжеватого типа.

Дед рассказывал, что когда у соседей была жива мать и наездами бывал брат нынешней хозяйки, служивший офицером где-то в Сибири, жили соседи замкнуто, но вполне благопристойно. А после смерти матери брат-военный стал приезжать редко, скорее всего, не поладил он с сестрой. В начале девяностых он погиб где-то на Кавказе. Виктор в то время толком еще не соображал, что творилось в стране.

Последние три месяца за стенкой была абсолютная тишина. Периодически заглядывая в окна, Храмов склонялся к выводу, что хозяйка сгинула. Естественно, в голову стали забредать мысли об аннексии второй половины, как бесхозной. Заработки позволяли в перспективе приобрести квартиру, но сей счастливый момент был еще далек и призрачен, а вот привести в порядок дом, с присоединенной второй половиной, он бы смог даже сейчас. С живым недоразумением за стеной делать ремонт Виктор как-то не решался - того и гляди спалят. Пообещав себе обязательно разобраться с этим вопросом, по старой, не лучшей, привычке, он отложил все на потом.

После закрытия бюро, где он проработал полтора десятка лет, Храмов долго скитался, довольствуясь временными заработками и тем жалким пособием, что выдают ветеранам войны взамен льгот. Но однажды повезло, он устроился по знакомству в одной солидной конторе работать экспедитором. Платили исправно и достаточно много, но работа была собачья и не рождала желания заниматься ею всю жизнь. Еще и потому, что хозяева с его помощью весьма нагло и изощренно уходили от налогов, что, впрочем, характерно для нынешнего времени. Постоянные командировки и не очень хорошие жилищные условия не создавали благоприятной атмосферы для семейной жизни. Годы шли, а Храмов все жил один.

Проснувшись рано, Виктор собирался на работу и вспоминал, что редко бывало, посетившие его странные сновидения. Лунной ночью по заснеженной целине он ехал на снегоходе, сзади сидел его знакомый, живший неподалеку инвалид Палыч, и отбивался от двух волков, старающихся ухватить его за ноги. Одному из них удалось вцепиться в протез, но Палыч, злорадно захохотав, зарубил его огромным ножом, напоминающим спартанский меч. Второй волк, испугавшись, ретировался, и вот уже они стоят у зарубленного зверя, а гаишник - Вельский - торопит их, трясясь и показывая на кромку леса, где якобы собираются другие волки, мечтающие отомстить за собрата.

А потом ему приснилось, что он просыпается в Ритиной ленинградской квартире, выходит на кухню, а там Рита и Марина, обе в неглиже, разложив какие-то бумаги на столе, пьют кофе. Будто они знакомы и даже дружат. Виктор делает вид, что ничего необычного не произошло, и следует мимо них в ванную. Затем был сон с участием всех его одноклассников, их родителей и какого-то старика, которому он что-то врал, а потом блуждал в катакомбах, где с потолка капала вода, и все грозило обвалом.

В это утро Храмова не посетила мысль о предчувствии и роли в нем сновидений. Он не связал приснившееся с событиями, участником которых невольно стал накануне.

Марина очнулась лежащей в салоне автомобиля. Затылок водителя был абсолютно неподвижным и казался каменным. В тоненькой пижаме Марину трясло от холода, у нее оказался ободранным локоть, и сильно ушиблено бедро. Руки ей крепко стянули тонким ремешком, и развязаться не было никакой возможности. С трудом приняв вертикальное положение, Марина прислонилась затылком к двери.