- Ты чего?

- Ничего, - уже успокоился Рома, - так, вспомнилось... Ты почему такая злая, а? Когда перестанешь быть вредной?

- Никогда! - радостно пропела Светлана, - с чего ты взял, вовсе я не вредная, а добрая и отзывчивая.

- Да, да... за семь лет ни разу не поздоровалась.

- Я здоровалась. С твоей. Один раз. Она на меня едва взглянула и мимо прошла, - ответила Светка и пожала плечами, - я и подумала: а не пошли бы вы все лесом.

- Ну а со мной, почему не здоровалась? Я что, не человек? А?

- С тобой? - Света задумалась, видно вспоминая подробности своих отношений с соседями, - ты знаешь, я к мужчинам вообще имею большие претензии, тебя впрочем, они не касаются. Я же не знала, что ты настоящий.

- Что значит - настоящий?

- Мужчина, естественно. Все, с кем я общалась раньше, ими не были. Все до единого. Ты представляешь? И что я должна думать, как себя вести? Лучше быть такой, как все меня привыкли видеть. Так спокойнее, чем раскрывать душу перед первым встречным, а потом тебя как котенка - носом...

Светлана отвернулась и Роме показалось, что она сейчас заплачет.

- А твой отец? - спросил Рома, стараясь отвлечь спутницу от неведомых ему печальных мыслей.

- Что мой отец? - удивленно посмотрела на него Светлана.

- Он был настоящий?

Она задумалась, повернувшись прямо и глядя на несущееся навстречу полотно дороги, ее руки теребили ворот свитера.

- Конечно настоящий, - наконец ответила Светлана и посмотрела на Соловья, как на ненормального, - он же был моряк.

Они еще не знали, что ждет их в поселке, где жил Храмов. Зато Виктор и его спутники все узнали, как говорится, в режиме онлайн.

- Ребята, тут я новости смотрела, там Калинине показывали, каких-то террористов поймали, и что самое интересное, выводили их из твоего дома, Витя.

Было видно, что ночь Марина не спала, копаясь в планшете, и лишь под утро уснула.

- Из какого моего дома? - удивленно, с вытянувшимся лицом спросил Виктор, - каких еще террористов?

- Иностранных, - ответила Марина, - оказывается, пока мы сюда топали, войска коалиции все-таки высадились! Вы представляете? Объявили занятую территорию зоной отчуждения, там такое творится! А никто ведь не верил.

- К этому все и шло, меньше надо было губами шлепать, -буркнул Палыч хмурясь.

- Это еще не все, - добавила Марина и, взяв стул, уселась рядом, - оттяпали кусок, километров сто побережья и в глубину столько же. Немного до Равска не дошли.

Палыч молчал, опустив глаза к полу, было видно, что эта новость очень его огорчила, и комментировать ее он не хочет.

- Что еще там за террористы? - переспросил Виктор, выжидательно глядя на Марину.

- В новостях сказали - «проникли из зоны отчуждения с целью шпионажа». Я записала, можете посмотреть, - сказала Марина, сходила за планшетом и, включив запись, протянула его Виктору, - вот, и дом видно как раз, видишь?

Из калитки Храмовского дома выводили Романа Соловья с девушкой. На дороге стояло несколько полицейских машин. Комментатор, молодой парень в куцем пальтишке, вел репортаж с места событий. Руки у пленников были закованы в наручники, лица хмурые.

- Это мой друг, Рома Соловей, - встревожено произнес Виктор, - он ко мне приехал, видимо. Ну конечно, не с наемниками же ему целоваться. Какого черта его арестовали?

- А что за девушка? - спросил Палыч, внимательно вглядываясь в экран.

- Понятия не имею, Палыч, - ответил Храмов, - вот черт! - И что теперь будем делать? - Марина глядела на Виктора, прислонившись к косяку и обхватив плечи руками, - это ведь из-за тебя их арестовали, вернее, из-за нас.

- Это с какой стати? - удивился Виктор, уже понимая глупость своего вопроса.

- А с такой. Чтобы мы, каким-то образом дали знать, где находимся. Мало ли что, в сеть выйдем, побежим их спасать, или еще где-нибудь засветимся.

- Что же получается, значит нас еще и полиция ищет? Или Департамент? -нервно спросил Храмов.

- Нет, не Департамент, я уже узнала кто. Это люди из Тихой, контрольное управление правительства.

Оба мужчины удивленно уставились на Марину.

- Что вы так смотрите? Ну да, работала я там когда-то, что тут такого? Это они сделали так, чтобы твоего друга арестовали, -продолжила Марина, - я знакома с их методами, можете быть уверены.

- А как зовут того Горского? - спросил Виктор.

- Антон, кажется, отчества не помню, - равнодушно ответила Марина.

Виктор не на шутку запереживал за друга. Как бы он хотел, чтобы Ромка сейчас оказался с ними, здесь, подальше от всей этой бесчувственной мрази, которая готова умертвить ни в чем не повинных людей, позволить международной банде подонков хозяйничать на нашей земле, лишь бы набить мошну. А уж если тут еще тот самый мерзавец Горский замешан... Виктор решил, что с этого момента он и сам готов на все, только бы помочь другу. Об этом он и сказал спутникам.

- Ты не горячись, - сдержал его Палыч. - Попробуем найти другой выход.

Тарасов - наконец, Храмов узнал фамилию Палыча. Именно так Палыч представился, позвонив, как выяснилось, в свою прежнюю часть, где когда-то служил. Палыч надеялся на помощь бывших сослуживцев, и уже рисовал в своем воображении, как они освобождают пленников и переправляют их в безопасное место на военном самолете.

- Тридцать два восемьдесят пять, Прокопенко, - послышалось в трубке, когда Палыч набрал «по спутнику» какой-то длинный номер.

- Это Тарасов, здравствуй, - представился он дежурному.

- Здравствуйте, - ответил дежурный и выжидательно притих.

- Зубрицкий на месте? - с надеждой спросил Палыч.

- Зубрицкий? -Да.

- Так он это... А кто говорит, извините, я не расслышал?

- Тарасов. Ты, наверное, меня не помнишь, я десятым отделом заведовал. Пять лет назад.

- Нет, не помню, - после некоторой паузы ответил дежурный, - извините, всего доброго.

- Знаешь, - вдруг сообразил Палыч, - а в кадрах кто-нибудь есть? Бочкарев, Гатауллин?

Отделение кадров прежде находилось как раз через стенку от дежурки, и Палыч очень надеялся, что ему все-таки посчастливится пробиться через бдительного дежурного.

- Гатауллина видел сегодня, - слегка расслабился тот.

- Соедини, будь добр, пожалуйста, - попросил Палыч.

Шамиль, прапорщик, списанный бывший боец спецназа, сколько помнил Палыч, сидел в кадрах, и сковырнуть его с теплого местечка оказалось не под силу ни времени, ни переменам. И теперь он оказался единственным, кто помнил Тарасова.

- Что? Володя, ты о чем? Какие ребята? Какой борт? Из наших никого не осталось, а молодежь с тобой и разговаривать не станет. И какой самолет... - мы теперь даже за прыжки платим, поштучно, нанимаем авиацию и прыгаем. Пришли деньги на статью, - вперед, не пришли - до свидания. Инструктора -гражданские, тыла нет. Перешли на аутсосрсинг. Обслуживает нас ООО «Нешнл дишиз».

- Чего?! - недоверчиво переспросил Палыч, - какой еще «дышизь»?

- «Нешнл», американцы, короче.

- Ладно, Шамиль, спасибо тебе, держись там, - после некоторой паузы, огорченно сказал Палыч, - бывай.

Палыч долго сидел на стуле, уставившись в одну точку и переваривая услышанное. Один, но верный вариант, о котором он мечтал, оказался сказочным, и теперь перед Тарасовым открылся широкий простор для размышлений. Других вариантов была куча, но все до одного - дохленькие.

Сколько раз ему приходило на ум бросить все к чертям собачьим и податься в абреки! А что, характер у Палыча был буйный, мог запросто принять решение, которое перевернуло бы всю жизнь. Но каждый такой внутренний бунт заканчивался победой разума. Володя, помимо известных, нужных в его профессии, качеств обладал недюжинным аналитическим складом ума. Причем то, что другим давалось путем кропотливого труда, проб, ошибок и горького опыта, Палыч щелкал как орехи. Ему не надо было ехать за границу, чтобы понять, насколько ему там понравится. Несмотря на все несовершенство и вопиющую несправедливость власти, в России был один, но очень важный плюс, которого не было ни в одной другой стране - люди.