Партизаны прекратили стрельбу так же неожиданно, как начали. О их преследовании не могло быть и речи.

Горела машина Фасбиндера. У второго грузовика были пробиты скаты, а у первого изрешечен мотор.

Выставив на опушке секреты из наиболее смелых солдат и придав им собаководов с оставшимися в живых собаками, барон фон Фасбиндер начал подсчитывать потери. Разгоряченный, с налитыми кровью глазами, он долго бестолково бегал и искал долговязого унтерштурмфюрера, не замечая, что тот на виду под мотором первой машины лежит с раздробленным черепом.

Кое-как подняли «на ноги» один грузовик. Оставив у аккуратно сложенных трупов охрану из семи солдат и собаковода с двумя собаками, набились в кузов и поехали к Лядам. Зоммер, сидевший на правом борту, посматривал на ощетинившихся оружием эсэсовцев и думал: «Зачем же к убитым ставить солдат? Кому они нужны, эти мертвые бандиты!» Скосил глаза на Лютца, сидевшего на скамейке рядом. Машину то и дело подбрасывало, и автомат Лютца, зажатый между ног, время от времени вздрагивал, будто живой. «И нас тоже, Ганс, могут убить партизаны», — подумал Зоммер.

Солдаты, затаив страх, жались друг к другу. Как на геенну огненную, посматривали на мелькающие рядом с дорогой черные, совсем не такие, как на родине, леса.

В Лядах Фасбиндер добился, чтобы на место происшествия немедленно послали похоронную команду. Пока устраивали раненых, созвонился с Псковом. Доложил сухо обо всем, что случилось. Перезвонив, связался со штурмбанфюрером. Тот просил сразу же, как вернется в город, заехать к нему с Зоммером.

— Эта невеста вашего переводчика не кто иная, как большевичка и бандитка, — услышал барон его сдержанный голос. — Жду вас… с переводчиком… этим. — И трубка смолкла.

Фасбиндер растерянно водворил трубку на место и загадочно посмотрел на Зоммера. «Дорогой, а не вы ли подстроили нам эту штуку с засадой?» — первое, что мелькнуло в его сознании. Пока шел к машине, думал, стараясь припомнить во всех подробностях поведение Зоммера. И не пришел ни к какому выводу. Одно стало ему ясно: если даже Зоммер и не связан с Соней ничем, то от него надо освободиться. У машины долго смотрел на Зоммера. Тот старался выдержать его взгляд и выдержал, но душу заполнило тревожное предчувствие. И это от Фасбиндера не ускользнуло.

Всю дорогу до Пскова Фасбиндер молча поглядывал по сторонам. Лес постоянно наводил его на мысль о партизанах, и сразу же вспоминалась засада. Неожиданно он решил, что с «путешествиями» надо кончать. «В гестапо спокойней», — рассудил он и твердо решил по приезде в город просить штурмбанфюрера, чтобы тот, используя свои связи и авторитет, помог с переводом.

Когда ехал уже по городу, опять мысленно вернулся к Зоммеру. Сопоставлял факты. И снова не пришел ни к какому выводу.

В комендатуру Фасбиндер попал через час. Оставил Зоммера у дежурного. Попросил никуда не выпускать. Прошел к штурмбанфюреру.

Тот сидел за столом и перебирал бумаги.

Наконец штурмбанфюрер оторвался от бумаг и, потянувшись в кресле, заговорил.

— Эта… — он назвал фамилию Сони, — связана с большевистским подпольем, которое, оказалось, еще создано бог знает в какие времена, до взятия нами города. — И объяснил: — С ней гестапо допустило просчет: взяли раньше времени и теперь мучаются. Не знают, где искать концы, а она как немая… не говорит ничего. — Помолчав, спросил: — Как вел себя Зоммер?

Фасбиндер рассказал. Потом они долго обсуждали, что с ним делать. Когда пришли к общему мнению, штурмбанфюрер, подняв телефонную трубку, попросил дежурного, чтобы к нему привели Зоммера. Переключившись, соединился с гестапо, где находилась арестованная Соня. Советуясь с кем-то, стал излагать выработанный сейчас с Фасбиндером план.

В дежурной комнате Зоммер терялся в догадках. Перебрав всевозможные варианты, подумал: «Неужели что с Соней? Может, выполняла задание и ее схватили?!» На его маленьких скулах напряглись, так что посинела кожа, желваки. Зоммер нахмурился, и это еще больше оттенило широкий выпуклый лоб. Он сел к окну на стул и молчаливо уставился в угол комнаты. Думал. Старался понять, что произошло. Вызов к штурмбанфюреру воспринял настороженно. Шел в сопровождении солдата. Решил играть до конца роль немецкого приверженца. «Если уж только припрут… Ну тогда что ж… Тогда деваться некуда», — тоскливо рассуждал он. Переступив порог кабинета, замер, как солдат перед командиром, и, вытянув руку, произнес необычно громко:

— Хайль Гитлер!

И штурмбанфюрер, и Фасбиндер, оба долго смотрели на него. А Зоммер все стоял не шелохнувшись, преданно уставив на них красивые глаза. Старался понять, о чем они думают. Но лица их были спокойны. Штурмбанфюрер даже чему-то улыбнулся краешком полных губ и указал на стул около стола:

— Подойдите. Садитесь.

Зоммер послушно сел. Штурмбанфюрер постукивал тупым концом карандаша о стекло на столе, смотрел ему в глаза. Потом произнес:

— Вы не догадываетесь, что произошло?

— Наши войска взяли Москву, господин штурмбанфюрер? — глуповато тараща на него глаза, выпалил неожиданно пришедшую на ум дерзость Зоммер.

Фасбиндер отвернулся к окну. Штурмбанфюрер скривился:

— Вы… или шутник большой, или… — он одарил Зоммера тяжелым, усталым взглядом и прошипел: — Ваша невеста… большевичка. Она… попалась!

Зоммер, чуть побледнев, холодно ответил:

— Для меня это неожиданно и ново. Она, а я ее знаю почти полгода, никогда не говорила, что состоит в их партии. Больше, она хотела, по-моему, вступать, но потом раздумала. В общем, что-то ей помешало сделать этот шаг. — Он на минуту смолк: пытался понять, что сказала при допросе Соня о нем. Посмотрев на эсэсовца, проговорил: — Господин штурмбанфюрер, я просил бы не называть ее моей невестой. Об этом, кстати, я сообщал ранее. Она может обо мне думать что ей угодно. Для этого у ней есть своя голова и свой язык. Я же решил твердо… Раз я немец… Зачем мне смешивать кровь?! Посудите, разве я не прав?

— Говорите вы правильно, — сухо вымолвил задумчиво глядевший в окно Фасбиндер, — но она могла быть по убеждению большевичка. И этого вы не могли не видеть, живя с ней.

— Убеждения проявляются в делах, господин Фасбиндер, а она… Она работала, как все работали. Должности никакой не занимала. Рабочей была. В разговорах тоже политики не касалась, а касалась, так говорила о том, что все… От этого никуда не денешься. Власть есть власть.

— Вы ее не защищайте, — сказал, поднявшись и выйдя из-за стола, штурмбанфюрер. — Себя она будет защищать сама. Вы себя защищайте!

«Не может быть, чтобы она что-то сказала. Она — сильная, твердая… Такие не предают», — подумал, начав волноваться, Зоммер и ответил:

— Я убежден, что обо мне она не может сказать ничего плохого. И о ней мне нечего сказать компрометирующего, — и поглядел в глаза штурмбанфюрера, — разве лишь то, что она… русская.

В эти минуты Зоммер думал только о том, чтобы не проговориться, правильно играть свою роль, сказать то, что облегчило бы участь Сони и не навлекло опасности на него. Не спрашивал он, на чем попалась Соня и где она теперь, что ее ожидает, умышленно, чтобы не навлечь на себя подозрения.

Штурмбанфюрер, заложив толстые руки за спину, отмеривал по кабинету шаги; полный, плечистый и крепкий, он походил сейчас не на военного, а на палача, только что спустившегося с эшафота. Фасбиндер, оторвавшись от окна, откровенно изучал Зоммера. Глаза его как остановились на лице Федора, так и замерли — он разгадывал самим же составленный ребус. Но враждебности в его взгляде не было: так смотрят часто наторелые лаборанты на подопытного кролика, который еще в полном здравии сидит на столе, но которому предстоит тут умереть.

Штурмбанфюрер наконец остановился. Сказал:

— Против вас, господин Зоммер, нет показаний. Мы рады, если это действительно так, что вы, немец-колонист, не спутались, вернее, не дали себя опутать этим бандитам. — Он помолчал, вглядывался опять в Зоммера, изучал его реакцию; продолжил, садясь уже за стол: — Вы должны помочь гестапо до конца узнать все у этой девки. Я вам устрою с ней встречу.