Перед Чеботаревым лежал Зоммер.

Странное чувство охватило Петра.

Первое, что он сделал, отшатнувшись, — это наступил ногой на автомат Зоммера. Взор Петра скользнул по светло-рыжей бороде и усам его, а по спине вдруг прошла мелкая дрожь — каждая поринка кожи на ней ощутила, как врезаются в тело смолистые, оставленные тесаком гитлеровца, обрубавшего ветки со ствола ели, комелечки… Тут же мелькнула перед глазами расправа с Закобуней, ожил в памяти рассказ Вали о том, как она у Сони встретила Зоммера…

Наконец, когда первое оцепенение прошло, Чеботарев огляделся — старался понять, кто же кого убил. Ему было ясно: нападение на машину совершили партизаны. Но с кем был Зоммер? С гитлеровцами или… с парнями, которые по неопытности выскочили после уничтожения гитлеровцев на дорогу и погибли от руки какого-нибудь умирающего немца? Кто убил парней? Зоммер?

В раздумьях Чеботарев пошевелил носком сапога тело бывшего друга. Подумал — беззлобно почему-то: «Предатель, все же нашел свою пулю». Хотел уже отойти, как увидал открывающиеся глаза Зоммера. Похолодев, слышал — тихое, клокочущее, но доверительное:

— Петя!.. А я… бегал… к ели. До меня кто-то…

Федор поднял было голову, но она снова упала и очень больно, показалось Петру, ударилась о глинистую кромку тележной колеи. И он, не веря еще Зоммеру, нагнулся над ним. Сунув ему под голову широкую ладонь, приподнял ее. Требовательно, но тихо спрашивал:

— Что здесь произошло?

Зоммер, видно, догадался, что Чеботарев не простил его, верит, что он враг. И на искаженное от боли лицо его лег испуг. Перемежая речь постаныванием, он стал рассказывать, что сколотил из крестьян небольшой отряд, решил на зиму уйти с ним восточнее, за железную дорогу, где больше простора, глуше места, а подъездные пути гитлеровцев к фронту почти так же близко. Выбрав место и возвращаясь уже в отряд, увидели они идущую машину и решили напасть на ехавших в ней гитлеровцев. Ударили с горки. Показалось, перестреляли всех. Зоммер побежал к машине — надо было взять оружие. А парни не дождались, когда он осмотрит трупы, и выскочили. И тут гитлеровец, притворившийся убитым, полоснул сначала по ним, а потом по Зоммеру из автомата. Зоммер, падая, успел его сразить будто. А дальше…

Слушая Зоммера, Чеботарев верил ему и не верил. Вспоминался отряд Пнева, провокатор Егор, Валино письмо, в котором она предупреждала… В голове Петра все перемешалось, противоречило одно другому. Он хотел одного — справедливости. Только справедливости, — потому что это склонился над Зоммером уже не довоенный Чеботарев, а тот, сердце у которого рвалось от боли за поруганье и бесчестье, которое несли его Родине гитлеровцы.

Да, Чеботарев верил Зоммеру и не верил.

Но оставлять его у машины он все же не решился. Какой-то уголок его сердца трогало настойчивое: а вдруг все-таки не предатель?

Осторожно положив голову Зоммера на землю, Чеботарев поднялся. Посмотрел на бойцов, недоуменно дожидавшихся его возле собранного оружия и боеприпасов. Слух уловил приближающийся от шоссе сюда рокот моторов. Повернувшись на звук, он увидел километрах в двух выползающее из-за поворота рыло грузовика. Крикнув бойцов, Чеботарев схватил Зоммера за плечи; и втроем, приподняв его, они кинулись к лесу.

Зоммер был тяжел. Сгибаясь от нелегкой ноши, Чеботарев и бойцы шли торопливым шагом по лесу минут двадцать. Губы Федора, синеющие и оттого казавшиеся еще тоньше, не переставая двигались, хотя слова, которые он выговаривал, не всегда можно было разобрать: он, видимо, чувствовал, что умирает, и ему страстно хотелось все объяснить, чтобы Чеботарев снова увидел в нем друга.

И по мере того как прояснялась для Чеботарева жизнь Зоммера, он, Петр, все больше сникал. Стала угнетать совесть, что так плохо думал о Федоре. В сердце его, добром и отходчивом, больше и больше находилось места для Федора-друга.

Поступки свои Зоммер обнажал безжалостно. Да, таким и был Федор-друг, верным и чутким товарищем, но беспощадным до жестокости к себе человеком. Он, тот Зоммер, до конца умел быть последовательным, неуступчивым, честным и действительно мог ночью, рискуя жизнью, бежать в лес, чтобы спасти его, Петра.

Выбившись из сил, они остановились и положили Зоммера на мягкий влажный мох. Чеботарев присел над Зоммером — задумчивый, жалостливый. А тот, делая паузы, глотая слова, говорил. Через минуту-две боец тронул Петра за плечо и сказал:

— Пошли, а то… Могут же по следу гитлеровцы пойти?!

И снова понесли они на руках, деревенеющих от натуги, не умолкающего, но произносившего слова уже совсем слабым голосом Зоммера. Через полкилометра, не больше, выдыхающиеся, остановились они у ручья с каменистым чистым дном. Чеботарев, когда Зоммера опустили на траву, посмотрел ему в лицо. Глаза его были закрыты, и он, корчась от боли, бредил, произнося:

— Бандитов… из автомата, подчистую… Я, Сонечка…

«Надо пройти по ручью, а там уж отдохнуть, — мелькнуло вдруг у Петра. — А то могут и действительно погнаться за нами с собаками». Посмотрев на бойцов, он взялся за Зоммера. Говорил:

— Тут чуток по воде пронесем, а там уж отдохнем. — И подумал: «Настю бы… Помогла, может».

Пронеся Зоммера по ручью минут двадцать, они окончательно выдохлись. Поднялись на крутой невысокий берег. Зоммера положили на прогалине. Сели возле него.

Губы Зоммера еще слабо шевелились, но слов было не слышно. Восковели на закрытых глазах веки, распрямлялись на большом выпуклом лбу морщины…

— Умирает он, — прошептал на ухо Петру один из бойцов и спросил: — Кто он?

Чеботарев не ответил. То, что Зоммер умирает, он видел и сам, а кто ему теперь он — не одинаково ли? И Петр, убитый горем, тихо проговорил:

— Друг это… Мой друг.

Бойцы потихоньку поднялись и отошли от Чеботарева. Примостились на замшелый с северной стороны валун.

А Петр по-прежнему сидел перед Зоммером и неотрывно глядел ему в лицо. Изредка протягивал к безжизненно лежавшей вдоль туловища руке пальцы и щупал пульс. Был пульс или его не было?.. Но Петру всякий раз казалось: есть. И он сидел. Ждал…

Солнце уже висело над самыми макушками леса, когда Петр заметил, как восковая бледность легла на лицо друга. И Чеботарев, уронив на колени голову, окаменел. Вспомнилась клятва, которую давал ему Зоммер в Вешкине. «Да, только такие негодяи, как Сутин, думали о тебе плохо. А ты не изменил советскому народу… погиб, как герой, патриот…»

Бойцы немецким тесаком стали копать могилу. Когда был снят дерн и тесак углубился в твердое — глину, Петр поднялся, подошел к ручью. Найдя там две гальки, плоские, величиной с пятак, он вернулся. Прикрыв веки Федора, положил на них камешки. Сел. Вдруг подумал: «Надо из карманов все вынуть».

Документы, выданные Зоммеру немецкой комендатурой как немцу-колонисту, Чеботарев нашел у него в боковом кармане пальто. В душе Петра вскипело что-то мстительное и в то же время стыдливое. Как страшную заразу, отбросил он бумагу в заросли можжевельника. Федор-друг, совсем недавно снова получивший право называться так, снова превратился для Чеботарева в Зоммера-врага. «Клятвопреступник! — злобно прошептал Петр. — Актер!.. И тут хотел схитрить?!»

Резко выпрямившись, Чеботарев глянул на бойцов и крикнул надрывно:

— Хватит вам! Давайте закапывать! Не хоронить — закапывать!

Те недоуменно переглянулись и, подойдя к телу Зоммера, подняли его — Чеботарев даже не прикоснулся. Напрягаясь через силу, поднесли его к могиле.

Могила была еще мелкой. По длине Зоммер никак в нее не вмещался, и Чеботарев, скрючив ему ноги, уложил тело в яму. Отойдя, посмотрел на бойцов, начавших засыпать могилу. Представил, как бывший друг будет лежать в ней скрюченный, и его охватила оторопь. «Кощунство же это! Над мертвым!..» — подумал он и срывающимся голосом вдруг заорал на бойцов:

— Да что вы… скрюченным-то?! Удлините яму!

Сделав, как он потребовал, бойцы сровняли могилу с землей, сделали бугорок, застлали его дерном. Подойдя к Чеботареву, спрашивали, что делать дальше.