Она едва могла вздохнуть. Перед глазами заплясали черные точки. Не сдаваться. Не терять сознания. Ради Давида… ради Давида…

— Так, значит, для того… чтобы меня убить… ты меня сюда привел?

Кольбер растерянно моргнул. Видимо, он ждал какой-то другой реакции — страха, мольбы о пощаде…

Он ослабил хватку, по крайней мере настолько, что Шарли смогла свободно дышать, но по-прежнему крепко прижимал ее к стене.

Шарли с жадностью сделала глубокий вдох, потом еще один… Черные точки перед глазами исчезли, зрение прояснилось. Несколько секунд они с Кольбером пристально смотрели друг на друга — Шарли пыталась уловить в его глазах хотя бы намек на то, что он собирается сделать, но взгляд Кольбера был непроницаемым.

В полной тишине ей вдруг показалось, что она расслышала какой-то шум снизу, с первого этажа. Совсем слабый… Вот опять!..

Она ощутила новый прилив надежды. Джорди?.. Может быть, ему пришла в голову та же мысль, что и ей, когда он узнал о похищении Давида?..

Шарли нашла в себе силы, по-прежнему не отрываясь, смотреть в глаза Кольбера, чтобы не выдать своего волнения. Одновременно боковым зрением она старалась отыскать хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием или средством защиты. Пистолет Кольбер у нее отобрал, и она не успела разглядеть, куда он его дел. Сунул за пояс?..

— Твоего сына тебе ужасно не хватает, правда?

Это был удар прямо в сердце.

— Где он? С ним… все в порядке? — Шарли готова была проклинать себя за этот жалобный, умоляющий тон, но последний вопрос жег ей губы с того самого момента, как она сюда попала. Теперь у Кольбера было очевидное преимущество перед ней, и она сама дала ему в руки лишний козырь.

— Понятия не имею… Меня это не интересует. Я к нему даже не заходил. Ты ведь и сама знаешь, на что он способен, не так ли?

И Кольбер засмеялся странным смехом, похожим на визг. Шарли ощутила во рту горький привкус желчи. В этот момент она испытывала к своему врагу чистую, беспримесную ненависть. Не за то, что он сделал с ней, а за то, что он сделал с Фабианом, с Брижитт и вот теперь — с Давидом. Именно этот человек был причиной всех ее бед. Пусть даже и не имел никакого отношения к ее «лечению» с помощью допамнезина.

— Ты хочешь знать, жив он или мертв, да? В конце концов, кто поручится, что я не прикончил его сразу же?

И снова этот жуткий визгливый смех…

Шарли почувствовала, как мир вокруг нее зашатался, вот-вот готовый рухнуть.

«Джорди, где ты? Как я могла настолько обезуметь, чтобы посчитать себя способной в одиночку…»

— Впрочем, это можно выяснить, — продолжал Кольбер. — Я ведь знаю, где он сейчас.

Он играет с ней? Хочет предложить ей сделку?..

И вдруг она все поняла. Ему нужна была не только она, а еще и… Ну да, ведь теперь он тоже знал про лотерейный билет!

— Пойдем проверим, Шарли. Вместе. Так уж и быть, я разрешу тебе заглянуть в палату и лично выяснить, как обстоят дела. Это не будет тебе ничего стоить. Ну почти ничего. Всего каких-то тридцать четыре лимона.

Снизу опять донесся шум. Неужели Кольбер и правда ничего не слышит?..

Но, судя по всему, так и было — он слишком упивался своим триумфом.

Нужно торговаться. У нее был главный козырь в рукаве — лотерейный билет.

— А что потом? — спокойно спросила она. — Где гарантия, что ты дашь моему сыну спокойно уйти?

Он холодно взглянул на нее и сильнее стиснул пальцы на ее горле — словно для того, чтобы напомнить, кто контролирует эту игру.

И тут внизу раздался звонок мобильного телефона.

Тома буквально подпрыгнул, услышав этот звук, и торопливо достал из внутреннего кармана мобильник, чтобы отключить. Но перед этим он все же проверил, кто звонил. Орели.

Затем снова схватил пистолет и продолжал путь в полумраке центрального холла.

Ему было не по себе. Да что там, чертовски страшно.

Страх охватил его, едва лишь Тома переступил порог. Белые чехлы на мебели, в темноте похожие на привидения, слабый свет, сочившийся через отверстия в ставнях, в лучах которого кружилась многолетняя пыль, гнетущая атмосфера, пронизанная отчаянием и трагедиями прошлых лет, — все это создавало ощущение угрозы, неясной, но вполне реальной.

Тома шел, держа пистолет наготове, стараясь ступать как можно бесшумнее. Он слишком хорошо знал правила и не мог не отдавать себе отчет, что нарушил их: единственным оправданием незаконного вторжения могла служить лишь интуитивная догадка о том, что похищенный ребенок находится здесь, хотя и в этом случае его могли обвинить в том, что он не дождался подкрепления. И это не говоря уже о его принадлежности к ГИС и об отсутствии опыта — и то и другое могло дорого ему обойтись. Подумать только: парень из ГИС, вместо того чтобы протирать штаны в своем кабинете на набережной Орсей, с оружием в руках незаконно проникает в частные владения, где могут находиться преступники, да еще при этом оказывается таким идиотом, что забывает отключить мобильник!

И вот теперь он чувствовал страх. Настоящий. Тот самый, которого никогда не испытывают киношные полицейские, но от которого у полицейских реальных встают дыбом волосы на затылке, а яйца сжимаются до размера виноградин. Потому что следы привели его к трупу пожилого мужчины с перерезанным горлом. А сейчас он услышал голоса, донесшиеся со второго этажа. Кажется, один был мужской, другой — женский. Значит, звонок его мобильника тоже кто-то услышал.

Тома нырнул в темный боковой коридор. Подождал несколько минут. Затем вернулся в холл. Здесь было по-прежнему пусто. С верхних этажей не доносилось ни звука. Во всей клинике «Надежда» стояла пугающая тишина. Несмотря на холод, почти такой же, как на улице, Тома чувствовал, как по спине стекают капли пота.

Надо было подниматься. Отступать он уже не мог.

Пытаясь придать себе храбрости, Тома быстро заскользил вдоль стены к центральной лестнице. Когда он уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, металлический клацающий звук, донесшийся откуда-то сбоку, заставил его вздрогнуть. Он повернул голову. Прямо перед ним высился массивный темный силуэт, возникший словно из ниоткуда.

Услышав звонок мобильника, Кольбер окаменел.

Так же как Шарли, он прислушался. Тишина. Пять секунд… десять… двадцать… Он немного ослабил хватку на ее горле. Шарли воспользовалась этим, чтобы едва заметно повернуть голову в поисках подходящего предмета, который мог бы стать оружием.

Она заметила маленький ночник у изголовья кровати. До него было около трех метров. Казалось бы, пустяк. Но в данной ситуации они казались пропастью.

С первого этажа донесся топот ног, и сразу вслед за ним — крик боли, эхом разнесшийся по коридорам.

— Что за…

Поразительно — но в этот момент убийца отпустил ее и сделал шаг в сторону. Сейчас или никогда!

За семь лет жизни с Тевенненом она научилась уклоняться от ударов или терпеть их лучше, чем кто бы то ни был. Семь лет почти непрерывных побоев научили ее, какие точки на человеческом теле самые уязвимые, какие удары самые болезненные. Часто, строя в мечтах планы мести, Шарли представляла себя наносящей эти удары, а не получающей их. Сколько раз ей хотелось врезать Тевеннену, и она с трудом удерживалась в последнюю секунду!..

Когда внизу раздались два выстрела, она поняла, что момент настал. Одним прыжком она оказалась у кровати и схватила лампу.

Под воздействием адреналина ее движения оказались еще более быстрыми и скоординированными, чем она ожидала. Крепко обхватив ножку лампы, она размахнулась и нанесла Кольберу удар, который пришелся между ухом и виском. Он оказался таким сильным, что боль пронзила ее руку от запястья до плеча.

Хлопок взорвавшейся лампочки, брызги крови, звон осколков разбитого абажура…

Кольбер зашатался, инстинктивно схватившись за пораженное место. Револьвер выпал из его руки.

Шарли бросилась на пол, пытаясь дотянуться до оружия, и в следующий миг Кольбер рухнул прямо на нее. Она успела лишь обхватить дуло револьвера и, собрав последние силы, ударила своего противника рукояткой по голове. Второй удар лишил его сознания. Шарли ощутила, как под рукояткой что-то хрустнуло.