«Я не создана была для того, чтобы иметь дочь…» — часто повторяла Лиан Жермон тоном шутки или упрека, в зависимости от того, была ли она трезва или пьяна. В этих словах таилось нечто гораздо более серьезное, чем просто признание в том, что ей хотелось иметь сына: Шарли была виновата в том, что в каком-то смысле заняла место Шарля, первого ребенка четы Жермон, умершего от менингита в возрасте трех лет, за два года до рождения сестры. Об этом мальчике Шарли почти ничего не знала, хотя была «обязана» ему многим, и отнюдь не лучшим: своим именем, разводом родителей, нелюбовью матери…

И вот, против всякого ожидания, десять лет спустя после расставания с дочерью и тридцать лет спустя после смерти первенца Лиан Жермон сидела напротив ребенка, черты лица которого, скорее всего, чем-то напоминали ей давно потерянного сына.

При виде этой картины Шарли с трудом сдерживала в себе самые противоречивые чувства: сожаление, жалость, готовность простить…

Она откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Невозможно поверить, что всего двенадцать часов назад она бросилась на Сержа с ножом в руке!.. Невозможно представить, что всего через неделю у нее будут тридцать четыре миллиона и они с сыном отправятся в Бразилию…

Господи, как же Давид пережил все это, если она сама уже на грани нервного срыва?..

— …я тебя совсем заболтала, Давид!.. — неожиданно донесся до нее голос матери. — Ты же проголодался, а я не даю тебе съесть ни кусочка! Знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы с твоей мамой уйдем в соседнюю комнату поговорить, а ты поешь в свое удовольствие. Все эти сладости — твои!

Шарли почувствовала, как внутри у нее все холодеет. Итак, настало время объяснений.

— Кто его отец, Анн Шарль?

Мать задала этот вопрос сразу же, как только переступила порог небольшого кабинета и прикрыла за собой дверь.

Шарли вновь была захвачена врасплох. Она ожидала любого вопроса: «Зачем вы приехали?», «Что у тебя опять стряслось?», — только не этого.

Однако же нет. Видимо, счет претензий Лиан Жермон датировался 1998 годом.

— Я… его не знаю, мама.

На губах матери появилась легкая торжествующая улыбка.

— Чего ты от меня ждешь? — не выдержав затянувшейся паузы, спросила Шарли. — Хочешь, чтобы я сказала: да, ты была права, мама, это был какой-то наркоман, мне не стоило с ним связываться, я должна была послушать тебя, как всегда? Да, он был не готов к тому, чтобы стать отцом, тут я с тобой совершенно согласна. Но он меня любил. Возможно даже, это был единственный человек, который любил меня по-настоящему…

Молчание. Мать даже не пыталась убеждать ее в обратном…

— И к тому же он вытащил меня из этой… тюрьмы. И дал мне этого ребенка. Он сделал мне два самых ценных подарка за всю мою жизнь!

— Эта «тюрьма», как ты ее называешь, Анн Шарль, спасла тебе жизнь. Одному Богу известно, что бы с тобой случилось, если бы не она.

— Но я попала туда из-за тебя, мама. Ты забыла таблетки, которыми пичкала меня в детстве? Те самые, «для улучшения сна»?.. Да, я плохо спала и нервничала, после того как папа от нас ушел… Что это были за таблетки? Валиум? Теместа? Нечего сказать, лучшее средство для ребенка восьми лет!.. Конечно, позже я о них забыла, но в этой чертовой клинике, на сеансах терапии, которые продолжались целые часы, если не недели подряд, я все вспомнила! Это не я начала принимать наркотики. Это ты меня на них подсадила! Всему виной ты и твои прихоти, ты и твоя собственная блажь!..

У Шарли перехватило дыхание. Зачем все это?.. Ничто не изменилось и никогда не изменится. Не будет никакого возрождения там, где нет самого главного: любви.

— Зачем ты приехала? — спросила мать ледяным тоном. — Тебе нужны деньги?

Шарли пожала плечами. Деньги. Универсальное средство. И отец так же считал: уехав в какой-то тропический рай для миллионеров, он продолжал платить бывшей жене деньги, причем с королевским размахом, вплоть до того, что каждые два года покупал ей новый «мерседес». Видимо, таким образом он заглушал упреки совести.

— Нет, мне просто нужны ключи от дома у озера. Максимум на неделю.

— Ты хочешь отвезти туда Давида? Сейчас, в разгар зимы?! Чего ради?

— Ну, скажем так: человек, с которым я живу последние годы, стал создавать мне… некоторые проблемы. Мне нужно какое-то время побыть одной, в уединенном месте, безопасном для меня… и для Давида, — на всякий случай добавила Шарли, надеясь, что этот последний аргумент окажет нужное воздействие.

Подозрительный, по-прежнему холодный взгляд.

— В какую историю ты снова впуталась, Анн Шарль?

О черт, это и вправду была плохая идея… очень, очень плохая идея — отправиться сюда! Ни в коем случае не нужно было этого делать! Почему она послушалась Давида? И как он мог обмануться?.. Очевидно же, что им ни в коем случае не стоило сюда приезжать! Нужно было придумать какой-то другой вариант, но только не этот: лишний раз дать матери убедиться в собственной правоте!..

В этот момент из гостиной донесся крик. Резкий и пронзительный крик, в котором звучали изумление и ужас. И сразу вслед за ним раздался звон осколков.

— Давид! — воскликнула Шарли и бросилась в гостиную.

Давид полулежал на диване. Казалось, он в обмороке.

Из носа стекала тонкая струйка крови.

— О боже!..

Шарли подбежала к сыну и опустилась перед ним на колени:

— Что с тобой случилось, радость моя?..

— Я… я не знаю. Кажется, я заснул, и мне приснился кошмар.

— Ничего страшного, котенок… Это просто сон… Ты же видишь, я здесь…

Шарли схватила свою сумку и, достав упаковку бумажных салфеток «Клинекс», промокнула кровь:

— Ничего страшного… у тебя немного кровоточит нос, но это сейчас пройдет… приподними голову…

Лиан Жермон молча наблюдала за этой сценой, держась на некотором расстоянии. Затем она окинула взглядом комнату и направилась к небольшому круглому столику в другом конце гостиной.

Подойдя, она наклонилась и стала подбирать осколки разбитой вазы. Затем выпрямилась и мысленно прикинула расстояние между ребенком и столиком, на котором прежде стояла ваза. Семь-восемь метров…

Она слегка склонила голову, словно ища объяснения, и вдруг перехватила взгляд Шарли. Мать и дочь пристально смотрели друг на друга несколько секунд, отягощенных каким-то загадочным, тайным смыслом… У Шарли даже создалось впечатление, что мать сейчас произнесет нечто очень важное…

Но Лиан Жермон лишь сказала:

— Сейчас я принесу ключи и позвоню месье Боннэ — скажу, чтобы подготовил дом к вашему приезду. Его нужно как следует протопить…

— И что дальше? — спросила Орели.

Зрение Тома на минуту затуманилось, искаженное ощущением дежавю: холод, пустынная улица, маленький домик в пригороде, Орели Дюбар…

— У нас нет никакой уверенности в том, что ребята, о которых тебе рассказала соседка, — именно те, которые шпионили за домом Тевеннена, — настойчивым тоном продолжала его коллега. — А может быть, они наблюдали за домом совершенно легально? Может быть, хозяин сам оплачивал видеонаблюдение?

Тома отвернулся, чтобы не встречаться с ее пристальным взглядом.

— А что, ты заметила какие-то признаки сигнализации? — спросил он. — Кстати, что тебе рассказал этот старичок из дома напротив?

— То же самое, что и тебе твоя домохозяйка. Два типа — один громила, другой стройняшка — снимали здесь жилье несколько месяцев и уехали сегодня на рассвете. Пока жили здесь, почти никуда не выходили, разве что в магазин, и всегда поодиночке, никогда вместе.

— Они уехали меньше часа назад, — уточнил Тома. — И они больше не вернутся, можешь мне поверить. Ладно, так или иначе, считай, что я беру на себя полную ответственность за содеянное.

И с этими словами изо всех сил шарахнул ногой по двери. Петли жалобно заскрипели, и дверь подалась.

— Полиция! — на всякий случай громко объявил Тома, хотя перед этим долго звонил и стучал, прежде чем перейти к решительным мерам.