Род пожал плечами.

— А чего ты ожидал? Любой человек способен сгореть на работе — а уж если у Туана сейчас не такое дело, которое, как говорится, связано с повышенным нервным стрессом, так я уж и не знаю, у кого еще такое дело.

— Но прежде он никогда не демонстрировал признаков слабости.

— Верно. Но прежде ему никогда не приходилось подвергать сомнениям собственные духовные воззрения. Я бы сказал, что наш славный король вплотную приблизился к первому настоящему духовному кризису в своей жизни. Вероятно, этот кризис может оказаться ему полезен.

— Однако покуда он этот кризис переживает, он может натворить немало бед. Нужно внимательнее наблюдать за ним, Род.

— Верно подмечено, — кивнул Род и поджал губы. — Поговорю с Бромом, чтобы он приставил к королю Пака.

— А чем это поможет? О… да.

— То-то и оно, — снова кивнул Род. — Хобгоблин относится со здоровым скепсисом ко всем религиям. Они кажутся ему потешными. Если уж он не сумеет помочь Туану сохранить ясный взгляд на вещи, то уж я и не знаю, кому бы еще это удалось.

— А я бы сказал, что Катарине такая помощь еще больше нужна, Род.

— Почему? Потому что она более не способна разгадывать смысл происков аббата? — пожав плечами, спросил Род. — Я бы сказал, что это реакция из области здравого смысла.

— А это странно — для нее.

— Она взрослеет и становится мудрее. С девушками такое происходит, когда они становятся матерями. Конечно, она понятия не имеет о том, почему его милость аббат так резко переориентировался на грани начала сражения много лет назад. Она знает только, что к аббату подбежал тот монах, который был со мной, и переговорил с ним.

— Точно. И уж конечно, она не догадалась о том, что отец Эл был послан с Терры.

— С посланием от Папы, в котором содержалось повеление для всех священнослужителей поступать так, как скажет его эмиссар. Нет, этого королева не знала, и я ее в этом смысле просвещать не собираюсь. Это слишком сильно поколебало бы ее уверенность в себе.

— Не говоря уже о том, что это породило бы у нее сомнения в твоем психическом здоровье. — Векс издал всплеск статического электричества, для робота равный вздоху. — Тем не менее аббат, без сомнения, воспринял послание, которое ему вручил отец Эл, как подлинное.

— И потому, естественно, повиновался посланнику Папы и быстро согласился на перемирие. Но вероятно, это показалось ему унизительным, и все это время он страдал от этого чувства и подыскивал оправдания для отказа от Рима и возвращения к попытке подчинить себе Грамерай.

— Похоже на то. Следовательно, наша задача в том, чтобы обнаружить того, кто подсказал ему это оправдание.

— Отличный вопрос. Не то чтобы я считаю аббата недоумком или что-то в таком роде — но его интеллект, на мой взгляд, не выходит за рамки богословия. Нет, на рационалистические раздумья его явно навел какой-то агент-футурианец, после чего аббат с превеликой радостью отказался от Рима. Но у здешних катодеанцев нет гиперволнового радио, поэтому аббат не мог сообщить Риму о своем решении.

— Непростительный просчет со стороны аббата, который ты, без сомнения, милостиво готов ликвидировать.

— Всегда обожал оказывать духовенству маленькие услуги. Надеюсь, у тебя вся информация закодирована, Векс?

— И готова к передаче, Род. Персональное сообщение не желаешь добавить?

— Не откажусь. Передай отцу Элу мои слова: Папе лучше бы придумать, как выкурить волка из его логова, пока он не повел всех его овец на бойню.

Векс резко повернул голову и недоуменно уставился на Рода.

— Просто передай то, что я сказал.

— Мог хотя бы метафоры поточнее формулировать, Род, — вздохнул Векс. — Хорошо.

Он не пошевелился — это и не было нужно. Та часть его металлического тела, которая была повернута к Терре, вдруг превратилась в антенну для передатчика, спрятанного внутри. В небо устремился протяжный сигнал.

— Передача завершена, — отрапортовал Векс.

Род довольно кивнул:

— Боюсь, мы не можем ждать ответа от отца Эла. Там понадобится несколько часов, пока его разыщут. Ну и конечно, ему еще придется переговорить с его святейшеством. Интересно, что они предпримут?

— Думаю, они нас известят об этом.

— Что я слышу! — дрожащим от злости голосом выкрикнул брат Альфонсо. — Как могло получиться, что у вас ничего не вышло? Вас было вдвое больше! Вам нужно было напасть на них, ударить покрепче, чтобы они лишились чувств, а потом доставить их сюда! — Он умолк, прищурился и вперил гневный взор в отца Фому. Но как только монах собрался ответить, брат Альфонсо презрительно бросил: — Вам недостало храбрости.

Отец Фома вздернул подбородок:

— Вернее сказать, что нам было отвратительно бить наших братьев.

— Они более не братья вам, а изменники! Да, изменники! Вот только эти изменники охмурили вас сладкими речами, встретили с распростертыми объятиями и с накрытыми столами. Отвечайте, так все было?

— Они радостно приветствовали нас, — не стал отрицать отец Фома. — И мы разделили с ними трапезу, преломили хлеб вместе. Но когда мы попытались убедить их в том, что они совершают ошибку, они оказались непоколебимы.

— И тогда вы тоже не сумели напасть на них.

— Мы напали на них — к стыду своему и позору. — Отец Фома опустил голову, понурился. — Пойми, мы монахи, а не воины!

— Но я велел вам привести их сюда, вернуть в монастырь любым способом — честным или бесчестным! И вы заверили меня в том, что вы это сделаете, ибо стране этой будет только благо, если ею будет править духовенство! Вас было вдвое больше, нежели их, и вы таки на них напали! Неужто вам не под силу было побороть их?

— Нет, потому что они были вооружены, как и мы, и успели обучиться владению оружием.

— Вам также известно, как владеть оружием! Неужто каждый из них дерется лучше, чем двое или трое из вас?

— Первое время так и было, — признался отец Том. — Но потом мы могли взять верх над ними, и тут вдруг явился бейлиф с отрядом воинов.

— Вот как? — прищурился отец Альфонсо. — И как это вышло, что они оказались неподалеку?

— Это мне неведомо, — отвечал отец Фома, а другие неудавшиеся налетчики, стоявшие позади него, взволнованно зароптали.

— Для этого может быть несколько причин, — процедил сквозь зубы брат Альфонсо. — Однако все они сводятся вот к чему: королю известно о наших деяниях! — Он обвел побледневших монахов стальным взглядом. — Как это могло произойти? А так, что кто-то один из вас — а может, и не один — забыл о том, чтобы сделать свои мысли недоступными для подслушивания!

— Либо… — Отец Фома не договорил, не в силах подобрать слова.

Брат Альфонсо с каменным лицом кивнул:

— Либо один из нас — лазутчик. Что же это означает, братья? Одно только то, что о наших деяниях узнает король, плохо само по себе, а что же будет, если о них прознает наш добрый аббат?

Монахи затравленно переглянулись.

— Доведется нам строго поститься и подолгу молиться наедине — это по меньшей мере, — прошептал один из них.

— Верно, а еще вас могут выпороть и расстричь, — скривившись, добавил брат Альфонсо.

Монахи примолкли и вытаращили глаза, страшась мысли о том, что их изгонят из монастыря и из ордена.

Брат Альфонсо сощурился, кивнул и обвел всех монахов взглядом.

— Будет так, если не хуже. Потому, братья, смотрите: никому ни слова о случившемся. И приглядывайте друг за другом, чтобы никому из вас такое в голову не пришло. — Голос его зазвучал зловеще: — И с этих пор повинуйтесь моим приказам.

Монахи в ужасе уставились на него. Наконец отец Фома набрался храбрости и сказал:

— Этим ты нас не запугаешь! Ты не сможешь рассказать о том, что мы сделали, не запятнав себя самого!

— Не будь так уверен в этом, — высокомерно заявил брат Альфонсо.

Отец Фома побледнел еще сильнее, однако уверенно продолжал:

— И все, что ты обещал нам, постигнет и тебя.

— О да, — фыркнул брат Альфонсо. — На том и зиждется моя уверенность. Не сомневайтесь, братья: кто бы ни понес ответственность за все, что случилось нынче вечером, это буду не я! Так что приглядывайте друг за другом и исполняйте мои повеления!