— И так будет всегда, — спокойно проговорил Род. — Вам никогда не приходила в голову мысль о том, чтобы назначить новых лордов, ваши величества?

— Не сомневайся, такая мысль нам приходила, — заверила Рода Катарина. — Не сомневайся и в том, что мы превосходно понимаем, что все бароны до единого взбунтовались бы, стоило нам лишить дворянского титула хотя бы одного из них.

— Да. Тут вам вряд ли будет сопутствовать удача, — кивнул Род и задумчиво воззрился на свой кубок с вином. — Задача в том, чтобы заменить лордов, не производя изменений в их родословной. По идее пребывание их сыновей в качестве заложников должно было бы помочь решению этой задачи.

— Я надеялся на это, — признался Туан. — Однако переубедить их трудно.

— Скорее можно сказать, что мы нянчим на своей груди ядовитых змей, — мстительно изрекла Катарина.

— Но хотя бы вы знаете, где эти змеи находятся.

— Точно так же, как знаем и то, где находятся их отцы. — Туан покачал головой. — Не по душе мне все это, лорд Чародей. Все это — зародыш войны. Этим мятежным баронам не хватает только веской причины для нового бунта.

— И эту причину им спешит подарить наш лорд аббат. Ему они доверяют и готовы повести за ним массу народа.

— Они будут растерзаны в клочья! — сверкая глазами, воскликнула Катарина. — Наши добрые подданные высоко ценят наше правление!

— Согласен, вы даровали мир и спокойствие крестьянам, — подтвердил Род. — И во время войны ваши войска не слишком сильно повредили поля.

— Да, не слишком, — сухо улыбнувшись, проговорил Туан. — Но наши подданные воистину погибнут — за монарший престол или за церковный.

— И монахи тоже.

Катарина резко взглянула на Рода:

— Наверняка монахи встанут на сторону аббата!

— У них нет иного выбора, — добавил Туан.

— Верно, выбора у них нет, — согласился Род, — но все же я гадаю: многие ли бы из них пожелали, чтобы такой выбор у них имелся.

— Ты говоришь о тех из монашьей братии, которые покинули монастырь и поселились неподалеку от столицы?

— Конечно, о них, — кивнул Род и, немного помолчав, продолжал: — И еще я размышлял о том, сколько монахов осталось в стенах монастыря, но при всем том не вполне согласны с тем, что затевает наш славный лорд аббат.

— Что же, интересно, в нем такого славного? — фыркнула Катарина.

— Не так уж мало, — возразил Род. — Он всегда удивлял меня тем, что по сути он — добрый, хороший человек, ваше величество. Увы, жажду власти он не может держать в узде.

— Само собой — иначе он не был бы аббатом!

— А как иначе? И все же бывали аббаты, которых избирали на их пост из-за их святости. И некоторые из них даже становились неплохими руководителями.

Туан вздохнул.

— Вот бы знать, как они сочетали то и другое…

Катарина с опаской взглянула на супруга.

— Не тревожься так, молю тебя! — Она вернулась взглядом к Роду. — И все же, лорд Чародей, милорд аббат не производит на меня впечатление человека, который знает, как поступит с властью, обретя ее.

— Верно подмечено, — кивнул Род. — Пока вся его дурная деятельность сводится к обретению определенного статуса. Кроме того, я вижу в нем одну важную слабость.

— И что же это за слабость? — нахмурившись, осведомился Туан.

— Как ни странно — мораль. Власть для него важнее всего прочего. Думаю, он готов найти оправдание для нарушения любого обета или заповеди, если только оное нарушение возвысит его авторитет.

— Ты верно видишь его природу, — помрачнев, проговорила Катарина. — Но откуда у него впервые появилась мысль о мятеже против нас?

— Думаю, эту мысль он почерпнул из Святого Писания, не слишком задумываясь о полном содержании главы, — с неприязнью отвечал Туан. — «Не надейтеся на князей»[9] — вот как звучит эта фраза.

Род удержался от комментариев. Лично он был уверен в том, что муха, укусившая аббата, на самом деле была агентом футурианцев, но вслух он пока об этом говорить не собирался. Их величества не были способны вместить в свой разум понятие, столь далекое от их средневековой системы ценностей. Однажды Род попробовал повести с ними разговор о футурианцах, но самая мысль об этом показалась Катарине и Туану настолько чуждой, что они решительно отвергли ее, а со временем вообще забыли о том разговоре. Рода это устраивало как нельзя лучше. Он решил, что, если когда-нибудь настанет такое время, когда король и королева станут способны уяснить для себя эти сведения, ему не будет нужды беспокоиться о том, что он выдал им страшную тайну.

Однако от Катарины не укрылась его задумчивость.

— О чем ты размышляешь, лорд Чародей?

Род посмотрел на нее.

— Думаю, имеет место естественный исход разногласий между вами и духовенством, ваши величества. — Он не стал упоминать о том, что аббат, пожалуй, если бы его никто не подзуживал, вряд ли бы вообще задумался о каких-то противоречиях. — Но на самом деле я бы пока не стал слишком сильно драматизировать по этому поводу. Главное тут то, что аббат готов к мятежу. Но его способность взбунтовать народ значительно уменьшится, если те монахи, которые его не поддерживают, смогут пойти с проповедями к крестьянам.

Туан поднял голову:

— А славно придумано, лорд Чародей! И у нас есть те монахи, о которых ты говоришь!

— Пока они не собираются выступать против своего аббата, — предостерег короля Род. — Для нас крайне важно узнать, кто недоволен им в стенах монастыря.

— Сделай это, если можешь, — умоляюще проговорила Катарина. — И узнай, что еще он затевает!

— Ну уж это, я так думаю, вам и самим должно быть понятно, ваши величества.

— Мне ничего непонятно, — глядя Роду прямо в глаза, сказала Катарина. — С тех пор как он поднял против нас баронов и потом, когда бой казался неминуемым, отказался от своих притязаний и присягнул нам на верность, — с тех самых пор я отчаялась понять его мысли.

Интересно было слышать такое из уст королевы. Однако Род снова удержался от комментариев — тем более что он-то отлично знал, из-за чего так радикально изменился в вышеупомянутых обстоятельствах ход мыслей аббата.

— Его благочестие лорд монастырщик!

Аббат, стоявший за спиной старика-камердинера, вздернул брови.

— «Его милость», Адам, а не «его благочестие»! — Баронесса Реддеринг проворно вскочила и поплыла навстречу аббату, распахнув объятия. — И не «лорд монастырщик», а «лорд аббат»!

— Что ж, ежели он аббат, то должен управлять аббатством, — проворчал старый слуга.

— Монастырь и есть аббатство — либо аббатство есть в нем! — воскликнула баронесса и пылко сжала руки аббата. — Вы должны простить его, святой отец. Он стареет, и его разум…

— Ах, да ведь я знаю Адама многие годы — очень многих таких, как он, — прервал баронессу аббат, смилостивившись над стариком, и с улыбкой повернулся к слуге. — Что же до прощения, то разве это не часть моего служения?

— Так вы и говорили много раз в комнате для исповеди, — проговорил старый Адам, и его глаза зажглись набожным огнем. — А все эти господские титулы — да ну их совсем! Для меня вы всегда были отцом Видцекомом.

— Адам! — ахнула баронесса, но аббат только рассмеялся и похлопал старика по плечу, а затем развернулся, чтобы поприветствовать юную леди, которая спешила к нему, шурша пышными юбками. Он выпрямился, растянул губы в улыбке, чуть шире раскрыл глаза. — Леди Мейроуз, как чудесно вы выглядите!

— Благодарю вас, милорд, — пробормотала леди, присела в реверансе. Вид у нее был несколько разочарованный. Ей было за двадцать — то есть она была старше, чем следовало быть незамужней девице из хорошего дома. Поглядеть на нее — и это казалось странным: миловидная, с недурной фигурой, с волосами цвета червонного золота. Искоса глядя на аббата, она пошла рядом с ним к столу, стоявшему около стрельчатого окна. Мейроуз села по левую руку от бабушки и устремила на гостя взгляд, которым отчасти могло объясняться то, почему она до сих пор не замужем.