— Вы знаете, Алексей Петрович, а я слышала, что вы хорошо рисуете, и даже видела на выставке ваши работы. А портрет — я давно уже мечтала, чтобы кто-нибудь написал мой портрет. Значит, это будете вы.

Алексей облегченно улыбнулся:

— Хорошо, так когда же мы начнем?…

Прошло уже больше двух недель, как Алексей взялся за карандаш. Уже несколько картонов было испорчено, но добиться сходства с оригиналом ему не удавалось. Иногда, казалось, появлялось что-то общее в выражении глаз — а в результате с картона смотрело милое девичье, но совершенно чужое лицо.

Принимаясь за очередной набросок, Алексей подивился про себя тому, как трудно ему на этот раз дается рисунок, ведь обычно на это не уходило много сил. А виной всему были их разговоры — долгие беседы апрельскими вечерами, когда они вдвоем оставались в зале отдыха — художник и студентка, удобно устроившаяся в кресле возле большого электрического камина, укутанная теплой шалью, задумчиво смотрящая на маэстро… Именно так хотелось изобразить Алексею эту девушку.

Говорили они обо всем — о жизни, дружбе и любви, отношениях мужчины и женщины, и все было ясно и понятно, не было никаких недомолвок между ними. Эти-то беседы и отвлекали внимание художника, не давали сосредоточиться на работе.

Как-то Наташа спросила:

— Алексей Петрович, почему вы со мной так откровенны?

— Мне легко с вами, Наташа, — признался он, — во время наших встреч я отдыхаю душой. Да ведь и вы делитесь со мной своими мыслями и проблемами, вы замечаете?

— Да, пожалуй, — кивнула она.

Однажды, придя на очередной сеанс, Наташа увидела на столе букет алых полураскрывшихся роз. Когда она устроилась в уже привычной для нее позе в кресле, Алексей положил цветы ей на колени:

— Это вам…

Девушка благодарно кивнула, а щеки ее вспыхнули. Уходя этим вечером, она поднесла цветы к лицу и, немного виновато улыбаясь, проговорила:

— Вы знаете, Алексей Петрович, я завтра не смогу прийти…

— Что-нибудь случилось?

Наташа отрицательно покачала головой.

— Нет, просто я уезжаю на несколько дней домой.

— И когда же поезд?

— В четыре часа утра, а сейчас мне нужно идти на вокзал за билетом. Я заказывала.

— Вас проводят?

— Да… друг, — девушка как-то растерянно посмотрела на Алексея.

А у того кольнуло сердце: «Как же мало я о тебе знаю…»

Наташа попрощалась и ушла, а Алексей, доработав очередной неполучившийся набросок, медленно вышел на улицу. Ноги сами привели его на вокзал. Зачем — он не отдавал себе отчета, вероятно, хотелось еще раз увидеть девушку, но он ее не нашел.

Ранним весенним утром в 7-м вагоне скорого поезда. «Москва — Караганда» не спала, пожалуй, только одна женщина, не считая дежурного проводника. Нина Харитоновна была дамой уже преклонных лет, чрезвычайно энергичной и общительной. Вместе с мужем ехала она в гости к младшей дочери. В дороге у нее разыгралась мигрень, к тому же мучила бессонница, и она, повязав голову мокрым полотенцем и перечитав все находившиеся в купе журналы, сидела теперь у окна, разглядывая быстро мелькавшие многоэтажные дома города, к которому приближался поезд. Постепенно она почувствовала, что головная боль улеглась, успокоилась.

Ее взгляд скользнул по перрону, одиноко стоявшим фигурам редких пассажиров и остановился на молодой паре, беседующей у дверей вокзала. Девушка была симпатичная, даже красивая, отметила про себя Нина Харитоновна: она стояла вполоборота и нетерпеливо поглядывала на приближающийся поезд. Юноша, держа ее под руку и наклонив голову, казалось, в чем-то горячо ее убеждал, она согласно кивала, но видно было, что мысли ее где-то далеко. Нина Харитоновна считала себя в душе тонким психологом и очень любила, как она говорила, «вникать в чужие судьбы» и особенно давать советы на все случаи жизни, причем делая все это ненавязчиво. Ее заинтересовала молодая пара, девушка пришлась ей сразу по душе:

— Такая же черноволосая, и глазами немного похожа на мою дочку. А этот молодой человек — ее друг, вероятно…

Нина Харитоновна вздохнула, вспомнив ушедшую молодость, и любовно посмотрела на выглядывающую из-под одеяла лысину похрапывающего мужа. Она была горда своим выбором:

— Сразу двое ребят ухаживали за мной, ведь в девах-то я была красавица, а я возьми да и выйди замуж за третьего, за Ивана, с которым только-только познакомилась на танцах.

Жила она со своим мужем дружно, небедно, нажила трех детей, и Иван в ней до старости души не чаял.

— Да, сейчас не умеют так любить и лелеять, — и женщина вновь взглянула в окно.

Поезд медленно останавливался. Девушка подхватила большую сумку, стоявшую у ее ног, и поспешила к двери вагона. Юноша быстро шагал за ней, пытаясь забрать у нее поклажу, но только мешал ей при этом. Уже у вагона он неуклюже поцеловал ее в щеку. Нина Харитоновна поморщилась: молодой человек был явно не в ее вкусе. Женщина зевнула и уже решила устроиться полежать часок-другой, как дверь открылась и на пороге появилась та самая девушка. Она приветливо поздоровалась, видя, что женщина не спит, разместила вещи и быстро устроилась на верхней полке. Вскоре послышалось ее ровное дыхание.

«Вот что значит молодежь, уже спит», — ворочаясь с боку на бок, подумала Нина Харитоновна.

Колеса мерно постукивали на стыках рельсов, поезд тронулся дальше. Иван Васильевич проснулся поздно. Муж Нины Харитоновны по утрам всегда пребывал в благодушном настроении, да и вообще был человеком добрым. Обняв и поцеловав супругу, он громко спросил:

— Что, Нина, опять всю ночь не спала? — он с состраданием покачал головой.

— Тише, Ваня, соседку разбудишь, — женщина показала на верхнюю полку, где приютилась их новая попутчица.

Он понимающе кивнул, забрал полотенце, мыло, бритву и вышел в коридор, осторожно закрыв за собой дверь.

Но тут появился проводник с подносом, предлагая чай. Видя, что девушка открыла глаза, Нина Харитоновна обрадованно заговорила:

— Доброе утро! Вы не откажетесь с нами позавтракать? Вот и чай на столе, — ей надоело в одиночестве коротать предутренние часы, и она с нетерпением ждала, когда же сможет поговорить с новой попутчицей.

Девушка ответила согласием, быстро встала, умылась, а когда вернулась в купе, то увидела заставленный всякой снедью стол, возле которого хлопотала Нина Харитоновна.

Во время завтрака они познакомились и прониклись сразу друг к другу глубокой симпатией. Наташа оказалась хорошей собеседницей, внимательно слушая словоохотливую соседку.

— Значит, Наташенька, вы едете домой. А знаете… я вас увидела еще на перроне и сразу подумала, что вы студентка, и друга вашего заметила. Только не пара он вам, поверьте моему слову. Слишком уж он самолюбив и, видно, непостоянен. Да и не любите вы его.

За эти несколько часов, проведенные в одном купе с Ниной Харитоновной, Наташа уже привыкла к ее безапелляционным суждениям по некоторые вопросам, и тут она лишь слегка удивилась ее заключению:

— А почему вы так думаете?

— Ну, Наташенька, я столько всего пережила на своем веку, и поэтому мне иногда достаточно одного лишь взгляда, чтобы понять, что на душе у человека.

Девушка кивнула и ничего не ответила. В этот момент в купе вернулся Иван Васильевич, и супруги занялись обсуждением семейных проблем, а Наташа вышла в коридор.

За окном мелькали березки, чуть покрытые нежной зеленью. Стройные белые стволы тянулись к чисто-голубому небу. Бледно-салатовыми пятнами среди порыжевшей прошлогодней листвы проглядывала первая трава. Стояла ранняя весна. Природа пробуждалась навстречу ей, и как будто подчинялась древнему инстинкту. Сердце девушки заныло. Душа ее жаждала любви, но сердце не отвечало на этот призыв.

Наташа понимала, что Нина Харитоновна, чужой в общем-то ей человек, была во многом права, и ей стало грустно от ощущения охватившего ее одиночества и какой-то безысходности. Она попыталась отвлечься и… подумала об Алексее Петровиче… Он казался ей умным, все понимающим. Наташа воспринимала его как человека, которому можно довериться. Вспоминала о нем с благодарностью и теплотой, а сейчас вдруг подумала: «Но ведь этого человека я могла бы полюбить…», — и от этой мысли стало не по себе.