Волк Было дружбой, стало службой. Бог с тобою, брат мой волк! Подыхает наша дружба: Я тебе не дар, а долг! Заедай верстою версту, Отсылай версту к версте! Перегладила по шерстке, – Стосковался по тоске! Не взвожу тебя в злодеи, – Не твоя вина – мой грех: Ненасытностью своею Перекармливаю всех! Чем на вас с кремнем-огнивом В лес ходить – как Бог судил, – К одному бабье ревниво: Чтобы лап не остудил. Удержать – перстом не двину: Перст – не шест, а лес велик. Уноси свои седины, Бог с тобою, брат мой клык! Прощевай, седая шкура! И во сне не вспомяну! Новая найдется дура – Верить в волчью седину. Октябрь 1920 «Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе Насторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь. О милая! – Ни в гробовом сугробе, Ни в облачном с тобою не прощусь. И не на то мне пара крыл прекрасных Дана, чтоб на сердце держать пуды. Спеленутых, безглазых и безгласных Я не умножу жалкой слободы. Нет, выпростаю руки! – Стан упругий Единым взмахом из твоих пелен – Смерть – выбью! Верст на тысячу в округе Растоплены снега и лес спален. И если все ж – плеча, крыла, колена Сжав – на погост дала себя увесть, – То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом, Стихом восстать – иль розаном расцвесть! Около 28 ноября 1920 «Знаю, умру на заре! На которой из двух…» Знаю, умру на заре! На которой из двух, Вместе с которой из двух – не решить по заказу! Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух! Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу! Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь! С полным передником роз! – Ни ростка не наруша! Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь Бог не пошлет по мою лебединую душу! Нежной рукой отведя нецелованный крест, В щедрое небо рванусь за последним приветом. Прорезь зари – и ответной улыбки прорез… Я и в предсмертной икоте останусь поэтом! Москва, декабрь 1920 Большевик От Ильменя – до вод Каспийских Плеча рванулись вширь. Бьет по щекам твоим – российский Румянец-богатырь. Дремучие – по всей по крепкой Башке – встают леса. А руки – лес разносят в щепки, Лишь за топор взялся! Два зарева: глаза и щеки. – Эх, уж и кровь добра! – Глядите-кось, как руки в боки, Встал посреди двора! Весь мир бы разгромил – да проймы Жмут – не дают дыхнуть! Широкой доброте разбойной Смеясь – вверяю грудь! И земли чуждые пытая, – Ну, какова, мол, новь? – Смеюсь, – все ты же, Русь святая, Малиновая кровь! 31 января 1921 Роландов рог Как нежный шут о злом своем уродстве, Я повествую о своем сиротстве… За князем – род, за серафимом – сонм, За каждым – тысячи таких, как он, Чтоб, пошатнувшись, – на живую стену Упал и знал, что – тысячи на смену! Солдат – полком, бес – легионом горд. За вором – сброд, а за шутом – всё горб. Так, наконец, усталая держаться Сознаньем: перст и назначеньем: драться, Под свист глупца и мещанина смех – Одна из всех – за всех – противу всех! – Стою и шлю, закаменев от взлету, Сей громкий зов в небесные пустоты. И сей пожар в груди тому залог, Что некий Карл тебя услышит, рог! Март 1921 «Как закон голубиный вымарывая…» Как закон голубиный вымарывая, – Руку судорогой не свело, – А случилось: заморское марево Русским заревом здесь расцвело. Два крыла свои – эвот да эвона – …………………. истрепала любовь… Что из правого-то, что из левого – Одинакая пролита кровь… Два крыла православного складеня – ……………………. промеж ними двумя – А понять ничего нам не дадено, Голубиной любви окромя… Эх вы правая с левой две варежки! Та же шерсть вас вязала в клубок! Дерзновенное слово: товарищи Сменит прежняя быль: голубок. Побратавшись да левая с правою, Встанет – всем Тамерланам на грусть! В струпьях, в язвах, в проказе – оправдана, Ибо есть и останется – Русь. 13 марта 1921 Ученик
Сказать – задумалась о чем? В дождь – под одним плащом, В ночь – под одним плащом, потом В гроб – под одним плащом. |
