«Два дерева хотят друг к другу…» Два дерева хотят друг к другу. Два дерева. Напротив дом мой. Деревья старые. Дом старый. Я молода, а то б, пожалуй, Чужих деревьев не жалела. То, что поменьше, тянет руки, Как женщина, из жил последних Вытянулось, – смотреть жестоко, Как тянется – к тому, другому, Что старше, стойче и – кто знает? – Еще несчастнее, быть может. Два дерева: в пылу заката И под дождем – еще под снегом – Всегда, всегда: одно к другому, Таков закон: одно к другому, Закон один: одно к другому. Август 1919 C. Э.
Хочешь знать, как дни проходят, Дни мои в стране обид? Две руки пилою водят, Сердце – имя говорит. Эх! Прошел бы ты по дому – Знал бы! Так в ночи пою, Точно по чему другому – Не по дереву – пилю. И чудят, чудят пилою Руки – вольные досель. И метет, метет метлою Богородица-Метель. Ноябрь 1919 «Высоко мое оконце!..» Высоко мое оконце! Не достанешь перстеньком! На стене чердачной солнце От окна легло крестом. Тонкий крест оконной рамы. Мир. – На вечны времена. И мерещится мне: в самом Небе я погребена! Ноябрь 1919 Але 1. «Когда-нибудь, прелестное созданье…» Когда-нибудь, прелестное созданье, Я стану для тебя воспоминаньем. Там, в памяти твоей голубоокой, Затерянным – так далеко-далеко. Забудешь ты мой профиль горбоносый, И лоб в апофеозе папиросы, И вечный смех мой, коим всех морочу, И сотню – на руке моей рабочей – Серебряных перстней, – чердак-каюту, Моих бумаг божественную смуту… Как в страшный год, возвышены Бедою, Ты – маленькой была, я – молодою. 2. «О бродяга, родства не помнящий…» О бродяга, родства не помнящий – Юность! – Помню: метель мела, Сердце пело. – Из нежной комнаты Я в метель тебя увела. И твой голос в метельной мгле: – «Остригите мне, мама, волосы! Они тянут меня к земле!» Ноябрь 1919 3. «Маленький домашний дух…» Маленький домашний дух, Мой домашний гений! Вот она, разлука двух Сродных вдохновений! Жалко мне, когда в печи Жар, – а ты не видишь! В дверь – звезда в моей ночи! – Не взойдешь, не выйдешь! Платьица твои висят, Точно плод запретный. На окне чердачном – сад Расцветает – тщетно. Голуби в окно стучат, – Скучно с голубями! Мне ветра привет кричат, – Бог с ними, с ветрами! Не сказать ветрам седым, Стаям голубиным – Чудодейственным твоим Голосом: – Марина! Ноябрь 1919 Марина Цветаева. С портрета работы М. Нахман. 1913 г. «Звезда над люлькой – и звезда над гробом!..» Звезда над люлькой – и звезда над гробом! А посредине – голубым сугробом – Большая жизнь. – Хоть я тебе и мать, Мне больше нечего тебе сказать, Звезда моя!.. 4 января 1920, Кунцево – Госпиталь Психея Пунш и полночь. Пунш – и Пушкин, Пунш – и пенковая трубка Пышущая. Пунш – и лепет Бальных башмачков по хриплым Половицам. И – как призрак – В полукруге арки – птицей – Бабочкой ночной – Психея! Шепот: «Вы еще не спите? Я – проститься…» Взор потуплен. (Может быть, прощенья просит За грядущие проказы Этой ночи?) Каждый пальчик Ручек, павших Вам на плечи, Каждый перл на шейке плавной По сто раз перецелован. И на цыпочках – как пери! – Пируэтом – привиденьем – Выпорхнула. Пунш-и полночь. Вновь впорхнула: «Что за память! Позабыла опахало! Опоздаю… В первой паре Полонеза…» Плащ накинув На одно плечо – покорно – Под руку поэт – Психею По трепещущим ступенькам Провожает. Лапки в плед ей Сам укутал, волчью полость Сам запахивает… – «С Богом!» А Психея, К спутнице припав – слепому Пугалу в чепце – трепещет: Не прожег ли ей перчатку Пылкий поцелуй арапа… Пунш и полночь. Пунш и пепла Ниспаденье на персидский Палевый халат – и платья Бального пустая пена В пыльном зеркале… Начало марта 1920 |
