Хотя принцесса Уэльская уже не была той несравненной прелестницей, которая, будучи вдовствующей графиней Кент, пленила красу английского рыцарства, храброго Эдуарда английского, принца уэльского и аквитанского, тем не менее это все еще была, как мы видели, очень миловидная женщина, с большим достоинством манер. Ее сложение было восхитительно изящно; а черные волосы, заплетенные толстыми косами и положенные пучками по обеим сторонам лица, резко выделяли ее тонкие черты. На голове она носила род сетки, украшенной драгоценными камнями, с которой спускалась длинная вуаль.
Сатиновое платье плотно охватывало ее стан, обрисовывая стройную фигуру, и было достаточно длинно, чтобы закрывать ноги. Ее накидка была заткана золотом, а пояс, свободно брошенный на бедра, был изукрашен драгоценными камнями. С него спускался жипсьер — малиновый бархатный кошелек, снабженный кисточками из золотых шнурков. Нечего и говорить, что она была снабжена четками.
Чапрак ее верхового коня был из голубого бархата, весь расшитый золотом и серебром, с королевскими приметами — с белым оленем, в короне и на цепи, с солнцем, выходящим из-за туч, и с planta genista[9].
Вот почему принцесса Уэльская в своем дорогом наряде совершенно затмевала сопровождавших ее придворных дам. А они считались украшением двора, отличались знатной красотой и были богато одеты. В ее присутствии они стушевывались, словно звезды перед царицей ночи.
Сэр Джон Голланд обладал высокой, стройной фигурой, выгодно оттененной богатым нарядом, но выражение гордости и строптивости портило его красивые черты лица. Он ехал на великолепном горячем андалузском жеребце, подаренном ему герцогом Ланкастером; и нетерпеливые движения пылкого животного соответствовали его надменной осанке.
На нем был затканный золотом и серебром светло-голубой камзол, плотно обхватывавший его стан, но со свободными разрезными рукавами. Короткий обоюдоострый меч висел у его бедра, а к поясу был прикреплен жипсьер. Он носил двуцветные, белые с голубым, штаны и краковы — красные сафьянные сапоги с огромными остроконечными носками, подвязанные у колен золотыми цепочками, что исключало использование стремян. Шпоры были из чистого золота. Его темно-каштановые волосы, подстриженные на лбу ровной каемкой, ниспадали по сторонам длинными прядями. На голове у него была голубая бархатная шапочка, отороченная дорогим мехом и украшенная страусовым пером, которое спускалось через голову и было пристегнуто брильянтовой запонкой.
Мы умышленно остановились на столь подробном описании богатого наряда молодого сводного брата короля с целью дать понятие о той роскоши, которая царила в то время при дворе.
Действительно, все молодые бароны и рыцари в свите принцессы были в бархатных куртках и плащах разнообразных оттенков, более или менее богато изукрашенных шитьем; они носили двуцветные штаны и остроконечные краковы.
Королевские духовник и милостынник, ехавшие на мулах, выделялись своими темными рясами и капюшонами.
За ними следовали вьючные мулы, несшие тюки со сменами платьев для принцессы и ее придворных дам. Шествие замыкалось отрядом вооруженных солдат.
Спустившись с холма, кортеж направился к монастырю, сады и службы которого раскинулись у подножия песчаного бугра.
В монастырь заранее был послан одетый в королевскую ливрею гонец с вестью о приближении принцессы, так что ее прибытия уже ожидали.
Миновав приспособленные к бою ворота, у которых собралась значительная толпа крестьян обоего пола, любопытствовавших посмотреть шествие, принцесса и ее свита вступили на обширный двор; ратники же были оставлены за воротами.
Под глубоким сводом врат святой обители с кучкой монахинь позади стояла в своем высоком белом клобуке и в нагруднике настоятельница в ожидании своей царственной гостьи.
Леди Изабелла в неподвижной позе, со скрещенными на груди руками, в своем белом шерстяном одеянии, на котором нашит был крест, с покрывалом на голове, с холщовым платом, висевшим складками под подбородком, походила скорее на надгробное изваяние, чем на живое существо. На ее бледном неподвижном лице жизнь, казалось, сохранялась только в глазах.
При помощи грумов принцесса спустилась с коня и в сопровождении пажей и всех придворных дам направилась к настоятельнице, которая выступила вперед, чтобы встретить ее с подобающим чином. Простирая руки над принцессой, почтительно склонившей голову, она произнесла благословение.
Исполнив этот обряд, леди-настоятельница приветствовала свою царственную гостью с приездом, затем пригласила ее вступить в обитель.
Глава V
ДАРТФОРДСКАЯ НАСТОЯТЕЛЬНИЦА
Изабелла де Кавершэм, настоятельница монастыря свв. Марии и Маргариты, происходила из знатной семьи и до своего удаления от мира (что случилось около пятнадцати лет тому назад) славилась красотой и изяществом. Многие рыцари носили ее цвета и добивались ее улыбки. Но леди Изабелла, слывшая прекраснейшей из прекрасных, как-то вдруг преждевременно состарилась. В ее темно-русых волосах появилась седина, а ее лицо хотя и сохраняло благородные очертания, но уже утратило былую нежность и свежесть.
Ей было теперь не более тридцати пяти лет, но улыбка уже никогда не появлялась на ее тонких губах. И хотя взгляд ее был постоянно строг, а обращение холодно, но сердце ее было преисполнено доброты и милосердия.
У нее не было любимиц среди монашествующих сестер, хотя некоторые из них так же, как и она, были знатного происхождения. Она горячо привязалась, как мы уже говорили, только к дочери кузнеца, Эдите, с раннего детства приведенной к ней женой Тайлера. С тех пор настоятельница поручила ее надзору одной из монахинь, сестре Евдоксии, которая воспитала ее с тщательной заботливостью.
Леди Изабелла ввела свою царственную гостью в трапезную — обширную залу, облицованную темными дубовыми дощечками. Два узких длинных стола и скамьи возле них предназначались для сестер-монахинь; стол для настоятельницы и ее гостей стоял отдельно, на возвышении.
На противоположном от входа конце залы находилось большое раскрашенное деревянное Распятие, а посредине стоял налой, с которого произносились благословения перед каждой едой. В глубине залы виднелась открытая дверца в кухню, где приготовлялись скромные кушанья для монастырской трапезы.
Все хозяйственные работы исполнялись послушницами, носившими также одежду того монашеского ордена. Теперь тем временем, как послушницы приготовляли верхний стол, сестры-монахини столпились посреди залы.
Вскоре после появления принцессы в трапезную вошли придворные дамы, из которых у многих были родственницы среди монахинь. Начался обмен приветствиями. Нарядные придворные дамы смешались с толпой святых сестер в шерстяных рясах, в белых головных уборах и покрывалах, что представляло пестрое и странное зрелище.
Из мужчин только духовник и милостынник пользовались преимуществом вступать в женскую обитель, и принцесса тотчас же представила их леди-настоятельнице. Бароны, рыцари и эсквайры вынуждены были остаться на монастырском дворе. Даже пажи не удостоились разрешения войти в обитель.
Когда на верхнем столе все было готово, настоятельница предложила своей царственной гостье прохладительные напитки, но принцесса отказалась, говоря, что она желала бы побеседовать с леди Изабеллой наедине.
Тогда настоятельница подозвала к себе одну из заслуженных монахинь, которую звали сестрой Сюльпицией, и попросила ее занять ее место. Затем она покинула залу вместе с принцессой, которую провела в приемную или в говорильню[10], находившуюся на другом конце здания.
Впереди шла сестра Евдоксия, знакомая нам старейшая из монахинь. Введя ее в приемную, степенная монахиня, которую, казалось, ничто не могло вывести из невозмутимого спокойствия, немедленно удалилась.
Говорильня, где настоятельница и монашествующие сестры принимали посетителей, мало чем отличалась от обыкновенных приемных того времени. Убранство ее состояло из точеных кресел с высокими спинками, из которых одно, отличавшееся более изысканной резьбой, чем все остальные, и снабженное парчовой подушкой и бархатной подушечкой, предназначалось для леди-настоятельницы. Возле этого кресла стоял небольшой дубовый стол. Стены были покрыты тканьевой обивкой, а окно с выступом, снабженное цветными стеклами и украшенное изображением Мадонны, проливало в комнату мягкий, таинственный свет.