«Ну-ка, давай проясним, – вмешался Хосеба, выходя из своего безмолвия. – Ты хочешь сказать, что занимаешься, тем, что подглядываешь в окна?» – «Как ты умудрился увидеть грудь Вирхинии?» – конкретизировал я. С Панчо чем яснее говоришь, тем лучше. «Сейчас у нас лето и очень жарко, так? – начал он слегка раздосадовано. – И Вирхиния очень рано приходит на работу в кафе, так? Но потом днем она ложится немного вздремнуть». – «Ну и урок логики! Я и представить себе такого не мог!» – прервал его Адриан. Панчо завершил свое объяснение: «И если она вспотеет, то идет на кухню слегка освежиться под краном в раковине. И часто без сорочки». Он вновь наклонился к пирожным. Сначала взял было еще одно petit-suisse, но потом оставил его на блюде и поднес ко рту кусочек шербета.
«Слушай меня внимательно, – сказал ему Хосеба. – Совсем не одно и то же – ловить по ночам форель и подглядывать за женщинами. Последнее является более серьезным преступлением». – «Тебе следует прислушаться к этим словам. Хосеба – почти адвокат», – сказал Адриан, делая ударение на слове «почти». «Ваша милость желает еще шампанского?» – спросил Мартин. Хосеба отрицательно покачал головой. «Ну, просто не знаю, что сделать, чтобы у этого кабальеро сменилось настроение, – со вздохом продолжил Мартин. – Где твой аккордеон, Давид?» – «В кладовке», – ответил я. «Почему бы тебе не принести его? Музыка творит чудеса. Может быть, Хосеба повеселеет. И Берли тоже, если услышит из своей постели». Я счел, что это будет неплохой финальный аккорд для нашего сборища. «Пара мелодий, и уходим. Я устал». – «Что касается меня, я согласен. Это был типичный долгий плохой день», – сказал Хосеба. «В гостинице есть еще пирожные?» – спросил Панчо. Долгие плохие дни его не особенно волновали.
Выходя с аккордеоном из кладовой, я различил на другом конце смотровой площадки две фигуры, шагавшие в темноте. Вначале из-за осторожности, с которой они передвигались, я подумал, что речь, скорее всего, идет об агентах секретной полиции. Но шедший впереди вдруг радостно воскликнул: «Давид! Так ты здесь!» – «Кто это?» Мои глаза постепенно привыкали к темноте. «Ты что, ослеп? Это я, Агустин!» – «Агустин, он же Комаров?» – сказал я, узнав его. Мы обнялись. «За пределами ВТКЭ лучше забыть о моем русском имени. Иначе мне придется пускаться в объяснения».
«Откуда ты?» – сказал я, смеясь. Мне очень приятно было видеть его. «Мы приехали в Ируайн, чтобы вернуть тебе «гуцци». Давно пора, не так ли?» Я спросил его, видели ли они Лубиса. «Он все время вспоминает, как мы ходили по снегу и ты забрался на крышу». – «Мы видели только каких-то близнецов». – «И лошадей», – добавил человек, сопровождавший Агустина. Это был спортивный юноша, одетый не слишком обычно для того времени, в белый махровый джемпер и джинсы красного цвета. «Кстати, очень красивые лошади. А о жеребятах и говорить нечего», – заметил он. Манерой говорить он несколько напоминал Лубиса. Агустин представил его мне: «Это Биканди». Мы пожали друг другу руки.
Я предложил им пройти на террасу кафе, познакомиться с моими друзьями из Обабы. Но Биканди сказал, что они не могут остаться. «Нам надо возвращаться к друзьям, которых мы оставили в Ируайне. По правде говоря, мы здесь для того, чтобы взглянуть на политические листовки, которые раздавали сегодня. Мы не ожидали, что встретим тебя». – «Разумеется, нет. Ведь мы думали, что ты в Ируайне», – подтвердил Агустин. «Я скоро туда приеду».
Положение было неловкое. Хосеба и остальные приятели ждали меня. Я должен был сыграть обещанные пьесы. «Скоро увидимся», – сказал я. Биканди сделал мне жест подождать немного. «Это правда что раздача пропагандистских материалов происходила при помощи осла? Я спрашиваю, потому что это выглядит странно». Я объяснил им, что никакой политической пропаганды не было. Открыл футляр аккордеона и протянул им несколько листов.
«Самая красивая, Мисс Обаба 1970: Сусанна, дочь врача!» – громко прочел Агустин. Он расхохотался. «Какая глупость!» – сказал Биканди. Он оставался серьезным. «Могу я его взять себе, Давид? – спросил меня Агустин. – Хочу показать его друзьям, которые ждут нас в Ируайне». – «Может быть, наше любопытство показалось тебе излишним, – заметил Биканди. – Но без любознательности ничему не научишься». Не было сомнения, он говорил, как Лубис, тщательно подбирая слова. Я сказал ему, что тоже отличаюсь любознательностью и что мне это нравится. «Большое спасибо. Тогда до встречи», – простился он. «Мы оставили машину за гостиницей», – сообщил мне Агустин. И они растворились в темноте площадки.
«Тут ребята приходили, интересовались нашим списком», – объяснил я, вернувшись на террасу, под суровым взглядом Мартина. «Ты слишком задержался, теперь уже бесполезно. Посмотри, на кого они похожи». Панчо и Адриан почти лежали на стульях; Хосеба стоял у перил смотровой площадки, созерцая огни долины. «Сыграю в другой раз. Думаю, нам нужно отдохнуть», – сказал я. Это было не совсем так. Я чувствовал себя усталым, но прежде всего мне хотелось поскорее присоединиться к Агустину и Биканди в Ируайне. «Я вам помогу засунуть этих двоих в машину», – сказал Мартин.
Хосеба присоединился к нам. «В следующий раз скажу Женевьеве, чтобы она принесла марихуану, – сказал ему Мартин. – Может быть, так нам удастся заставить тебя улыбнуться. Шампанское на тебя не действует». – «День был долгим и плохим», – ответил ему Хосеба.
«Оставьте меня в покое! Спать хочу!» – закричал Панчо, когда мы попытались его поднять. «Ну так оставайся здесь, если хочешь», – сказал ему Мартин, направляясь в гостиницу. «Дай нам отвезти тебя домой», – настаивал Хосеба. «Оставь меня в покое!» – крикнул Панчо. «Он разбудит всех в гостинице, – сказал я. – Пусть уж спит здесь. Не холодно». Хосеба согласился и схватил Адриана. «Теперь только не хватает, чтобы и этот не захотел». Но Адриан был не в состоянии ни на что реагировать, и мы с легкостью дотащили его до машины.
VIII
Долгий плохой день стал еще хуже, когда мы встретили Исидро, поджидавшего нас у входа на лесопильню. У него был вид человека, только что получившего дурное известие, и мы испугались, что в лесу или в мастерской случилось какое-нибудь несчастье. Но едва он взял под руку сына, чтобы помочь ему подняться по лестнице, и тихонько сказал ему: «Подумать только, так опуститься, Адриан, и это при твоем-то таланте» – мы поняли истинную причину его тревоги. «Со мной все в порядке, отец», – пробормотал Адриан. Однако всем было видно, что это не так. «Вам следовало бы помочь ему», – сказал нам Исидро, как только Адриан зашел в свою комнату. Но ненастойчиво, покорно, как человек, который просит об одолжении, прекрасно понимая, какие с этим связаны трудности.
Мы поехали в сторону Ируайна. «Какой Исидро печальный!» – заметил Хосеба. Я ответил, что он мне тоже особенно довольным не кажется. «В моем случае это не печаль, а стыд, – пожаловался он. – И если хочешь знать, я чувствую себя отвратительно. Лакомиться пирожными с нашим другом сутенером и с этим ненормальным Панчо! Одного этого достаточно!» – «Думаю, ты прав, – сказал я. – Не знаю, о чем мы думали, когда писали о маркизе Вялочлене и все прочие глупости».
Позади осталось главное шоссе, мы ехали по направлению к каштановой роще, и «фольксваген» стал подскакивать на выбоинах. «Поезжай помедленнее», – попросил я. Хосеба сбросил скорость. «Если хочешь знать мое мнение, Давид, мы слишком много пьем». Я не знал, что ответить, и мы продолжали ехать в молчании, пока перед нами не открылась долина. Домики в ней, казалось, парили в воздухе, потому что лампочки на их фасадах освещали крыши, оставляя нижние этажи в темноте. Над деревушкой и горами, в вышине, робко мерцали звезды.
Подъезжая к дому Аделы, мы увидели Себастьяна, сидевшего на пороге. Он внезапно исчез в темноте и появился на дороге, в свете автомобильных фар. «Этот день никогда не кончится. Ну, что на этот раз?» – сказал Хосеба, притормаживая. Себастьян приблизился к моему окошечку. «Могли бы и пораньше приехать! Я просто умираю, спать хочу», – пожаловался он. Это был своеобразный способ приветствия. «Что случилось, Себастьян?» – спросил я его. «Звонила твоя мать, Давид. Твой отец уехал, и она спрашивала, не можешь ли ты оказать ей немного поддержки. Она хочет, чтобы ты приехал на виллу «Лекуона».
