Так умирай! Женщина (с ужасом вскрикивая) Проклятие, Зевес! Отец убил ребенка… Где же кара? Ты — грозный бог, ты в молнию одет, Но ты жесток, — ты не отвел удара, Но у тебя благословенья нет! На что ты мне?.. Ты слабого творенья Не мог спасти! Ты не сломил руки, Не разгромил чудовища в куски; Ты в мягкий пух не превратил каменья, Где он упал; ты облака небес Не разложил по жесткому граниту; Ты не послал мне никого в защиту… Проклятие!.. Гром и молния. Оба падают. Человек (умирая) Проклятие, Зевес! Прометей (Меркурию) Ты слышал?.. Отнеси же к богу Их страшный, их последний крик, Когда к небесному чертогу Предсмертный голос не достиг. Я ж на скале моей убогой Останусь в царстве дум моих… Ступай, да пригони дорогой К обеду коршунов своих… Слетайтесь стаею голодной — Вас нынче ждать заставил я, — Напейтесь крови благородной! Сюда, ко мне!.. Вот грудь моя! 1845 64. СТРАННЫЙ ДОМ Я слышу: хохочут, поют и шумят, Как тени, меняются лица; Тут кто-то заплакал, там цепи гремят… Ужели и это темница? Какая пустая и страшная тьма! Тут рядом и слезы, и шутка. Да, это темница больного ума; Да, это могила рассудка. Нельзя ли вернуться?.. Мне страшно пройти… Сперва помолиться бы богу… Ах! если и мне по тому же пути Окончить придется дорогу, И быть как они, ничего не желать, На привязи жить как соседи, И корм ежедневный спокойно съедать, Как в клетке ручные медведи, И видеть, как сдвинется та же стена Над бедною жизнью моею; Как зверь, на цепи у решетки окна Стоять напоказ ротозею, Не думать, не плакать, на крик сторожей Сходиться ко сну или к пище, И жить как собака, под гнетом цепей, Пока не свезут на кладбище. Нет, только не здесь бы печальные дни Окончить под грубым надзором, Не в доме безумья, не так, как они, Покрытые вечным позором. 1845 65. «Думал мужик: „Я хлеб продам…“»
Думал мужик: «Я хлеб продам, Барин спросит — оброк отдам. В город снесу на продажу товару Да лошадок куплю себе пару; А потом и Ванюху женю На Марфуше к Миколину дню». Хлеба продал он на два алтына, Барин сказал ему сукина сына; На деревне случился пожар, Вместе с хатой сгорел и товар. Почесался мужик поневоле, Не женил он Ванюхи к Миколе, Поглядел он в пустую мошну И напился к Миколину дню. 1845 66. «Я по комнате хожу…» Я по комнате хожу, Через улицу гляжу, Вижу барские палаты. Крыша светится что жар, У дверей стоит швейцар, В доме много знатных бар,— Видно, дом богатый! Ноги ходят по коврам, Шелк и бархат по стенам, Потолки всё расписные… Поглядишь — уж боже мои, Чудо, что за дом такой! Вместо окон, сударь мой, Зеркала двойные. А хозяин молодой Всех обходит чередой, Вся толпа ему знакома; Видно, весело ему, Что съезжаются к нему, Что по городу всему Нет такого дома. Я по комнате хожу, Через улицу гляжу. Вижу, в том же самом доме, И забыта, и бедна, На чердак отнесена, Бьется бедная жена На гнилой соломе. Барин с девкой пошалил. Сделал брюхо — отпустил, Потому что крепостная. Он со смехом на устах Тратит время на пирах, А она лежит в рода́х… Знать, судьба такая! Я по комнате хожу, Я на барина гляжу,— Я бы барина повесил! Говорят, судьба одна, Всем на радость жизнь дана… Отчего ж она грустна? Отчего он весел? 1845 67. «В эту ночь, чуть горя…» В эту ночь, чуть горя, Тощий свет фонаря Пробивался лениво. В эту ночь, у окна, Видел я, как она Пробежала пугливо. Я смотрел… Молода — И румянец стыда На ланитах светился… И махнул я рукой; Но с невольной тоской За нее помолился. Знаю я — чуток слух, Зорок глаз у старух: Все выду́мщицы злые! Позабыли они Про минувшие дни, Про грехи молодые. И пойдут за тобой Безобразной толпой, И соседа расспросят, А узнают — беда! Не уйдешь от стыда, Все каменьями бросят. 1845 |
