Мэри вздрогнула:

— Звучит ужасно, но правдоподобно.

— Держу пари, вы тоже нашли все необходимое в чемодане под кроватью, правда?

Она кивнула.

Он довольно улыбнулся:

— Да, все говорит о том, что эксперимент продлится долго, — вторая фаза, я думаю, будет проводиться где-нибудь в другом месте.

Мэри ничего не ответила. Эвери собрался было и дальше развивать свою теорию, но его остановил слабый скрип.

— Смотрите на пол, — резко скомандовал он.

— Что случилось? — смущенно спросила Мэри.

— Я только что слышал, как открылась панель — по-моему, в вашей комнате. Может быть, там, в нише, опять кристаллы. Именно так нас с Барбарой поймали в прошлый раз. Мы пренебрегли приказом, вот нам и досталось.

— Все равно придется взглянуть. Не можем же мы стоять как истуканы, и, кроме того, мы ведь не сделали ничего плохого, верно?

— Черт его знает, что здесь хорошо, а что плохо? — бросил он с раздражением. — Подождите-ка минутку. Пусть кто-нибудь из нас посмотрит — давайте я… Если я вдруг упаду, не двигайтесь с места. Не смотрите на панель! Пусть придумают что-нибудь новенькое. Ладно? Ну а сейчас я посмотрю.

После некоторой паузы Эвери обескураженно произнес:

— Поделом мне. Вы можете расслабиться. Там кофе на двоих.

Она взглянула на него и хихикнула:

— Совсем забыла. Ведь я заказывала кофе, как раз перед тем как стена исчезла.

— На двоих?

— Нет. Я же не знала, что у меня будет гость.

— Тогда у нас чересчур сообразительная официантка, — сердито заметил он.

Они выпили кофе и почувствовали себя свободней. Потом выкурили по сигарете, и Эвери решил, что, пожалуй, ему не стоит пока развивать теорию о мыслящих монстрах. С первого взгляда на Мэри было ясно, что она нуждается в поддержке. Он с беспокойством почувствовал, что ему нечем утешить ее.

Желая немного ее отвлечь от тягостных мыслей, он решил побольше разузнать о ней. Кроме того, что девушка заинтересовала его, Эвери казалось, что это даст ему какие-то сведения, которые смогут подкрепить его теорию — хотя он, конечно, понимал, что любая теория, построенная на таких фактах, может в один прекрасный момент рассыпаться, как карточный домик.

Ему самому тоже нужно было выговориться. Для них обоих это было как лекарство, которое они могли принимать в любых дозах.

Он узнал, что Мэри работала в Вест-Энде, в конторе «Эмпайр-Кэмикалз», что проработала она там пять лет, что управляющего зовут мистер Дженкинс, что она играет в теннис и любит диксиленд, что ее родители умерли, а жених неожиданно бросил ее и женился на другой девушке.

В ответ Эвери рассказал немного о себе. Вскоре он даже рассказал ей о Кристине. Его самого это очень удивило, потому что он никогда ни с кем о ней не говорил. Даже с теми, кого он хорошо знал. А тут совершенно незнакомый человек. Но, с улыбкой подумал он, это действительно исключительный случай: первый раз в жизни его поймали и посадили в тюрьму какие-то монстры. Он не считал лупоглазых монстрами в прямом смысле слова. Конечно, нет. Скорее, в переносном. И именно это его больше всего беспокоило.

— Вы где-то далеко, — сказала Мэри. — О чем вы думаете?

— О том, как было бы здорово очутиться далеко-далеко отсюда, — беспечно ответил он. — Или, на худой конец, в Кенсингтон-Гарденс, а оттуда пойти в мою маленькую пустую квартиру. Я и не знал, что она может быть так привлекательна.

— А я и да и нет, — туманно ответила девушка.

— Что и да и нет?

— И хочу и не хочу. То есть я, конечно, хочу, — но только когда разберусь, что все это значит.

Эвери удивился. Девчонка оказалась покрепче, чем он думал. Он хотел было возразить, что вряд ли «они» позволят своим узникам что-нибудь разузнать, как машинка Мэри застрекотала.

«Пожалуйста, вернитесь в свои помещения, — напечатала она, — вы не будете разделены надолго».

— Вот-вот, то же самое эта паршивая железка болтала и в прошлый раз, — уныло сказал Эвери. — И опять, наверное, врет.

— Никогда ничего не знаешь наперед, — сказала Мэри. — Мы можем найти в будущем то, что уже было… И узнать подлинную сущность вещей.

Эвери рассмеялся:

— «Нет доступа». Есть такая фраза-ловушка в нашем маленьком сумасшедшем мире. Интересно знать, почему они на этот раз свели вместе нас, а не меня с Барбарой, а вас с Томом?

— Я думаю, они просто пробуют разные варианты, — серьезно ответила она. — А вам очень хочется увидеть снова Барбару?

— Да, конечно. Но это не какое-то особое чувство. А вам Тома?

Она пожала плечами:

— Не очень. Он был очень уж утомителен.

— А я тоже утомителен?

— Немножко иначе, чем Том.

Эвери это рассмешило. Вот оно что, оказывается, и он не идеал.

Машинка застрекотала снова.

«Вам необходимо немедленно вернуться в свои помещения, — было сказано в слегка измененной форме. — Потом прошу вас лечь на кровати и ждать дальнейшего».

Мэри хихикнула:

— По-видимому, нам дают возможность немножко отдохнуть.

Эвери улыбнулся:

— С этими придурками не отдохнешь: не одно, так другое. Я не удивлюсь, если это окажется что-то вроде дистанционного медицинского обследования. Они очень любознательны, чтоб их… Думаю, мне лучше вернуться в свою комнату, иначе нам пошлют две порции кристаллов.

Они в некотором смущении легли на свои кровати и стали ждать.

— Я рада, что встретила вас, — сказала Мэри.

— Я тоже, — ответил он. — Будем надеяться, что в следующий раз нам устроят вечеринку на четверых. Может, мы что-нибудь и придумаем, если соберемся все вместе.

Стена вернулась на место в мгновение ока. Но Эвери некогда было подумать о том, какой механизм почти мгновенно ставит стену на место; светящийся потолок стал медленно темнеть. И вскоре кромешная тьма окружила Эвери.

Но только на одно мгновенье.

Наверху появилось слабое сияние.

Звезды.

На месте потолка теперь сияло окно — окно во Вселенную.

Эвери ничуть не сомневался, что видит все это наяву.

Только наяву может быть такой чистый блеск, такая сильная пронзительная яркость. При виде бесконечного множества живых солнц он ощутил благоговейный трепет. Они висели неподвижно, бесконечно маленькие и невообразимо огромные. Они висели, как фонарики на рождественской елке. Они висели, как слезинки замерзшего пламени.

Эвери был потрясен, на мгновение ему захотелось свернуться, подобно зародышу в утробе матери, отвергнуть этот огромный мир, не зная ничего, кроме пустой холодной безопасности этого металлического контейнера. Но это мгновенье миновало, и он, словно зачарованный, продолжал неотрывно смотреть на звезды.

Он и не знал, что их так много. Конечно, ему было известно, что звезд во Вселенной много, как песчинок на берегу мирового океана. Но для него это были всего лишь слова, он не понимал, что это реально.

Но теперь это знание проникло в его мозг, поглотило его личность, сжало его «я» до размеров молекулы и сплавило весь его человеческий опыт в крошечный атом чуда.

Там, вверху или внизу — он давно уже не понимал, где верх, а где низ, — тянулись через пустоту бесконечности звездные дороги. Там, внизу, вверху, сзади, роились молочно-золотые туманности звездных городов — словно огненные цветы времени в темной вазе космоса.

Там сиял лик Бога.

Ему хотелось умереть, ему хотелось смеяться от счастья, петь или кричать от боли и страха. Ему хотелось танцевать от радости и плакать от горя.

Но он ничего не делал. Он не мог ничего сделать. Только неотрывно смотреть с близкой к молитве затаенной болью.

И вдруг Вселенная закружилась в танце. Она медленно вытягивалась по огромной сияющей параболе. Звезды, звездные города, пространство, время, весь мир кружился вокруг маленькой неподвижной точки по имени Ричард Эвери.

А затем произошло самое поразительное.

Одна планета ожила. Та самая планета. Она была похожа на тыкву, наполненную светом. Небесную тыкву, ее поверхность была зеленой от океанов, голубой и белой от облаков, красной, коричневой, желтой от островов.