Стояло ясное утро. Небо было совершенно безоблачным. Высоко вверху оно сияло яркой голубизной, но ниже, сходясь с морем, становилось туманно-фиолетовым. Эвери пристально смотрел в это фиолетовое марево. На мгновенье ему почудилось, что он видит вдалеке смутные очертания земли. Но все тут же растаяло. Снова появилось — и снова растаяло. Это мог быть остров или низкая гряда облаков — или просто-напросто обман зрения.

Эвери нехотя повернул назад. Он решил не говорить никому о мираже — если, конечно, это мираж. Так или иначе, всему свое время. Но если это правда — если это в самом деле земля — рано или поздно кто-нибудь из них еще увидит ее. К тому же, если это земля, то до нее около двадцати миль, а может быть и больше. А без лодки — двадцать миль по морю — это двадцать миль по морю… Конечно, они могут построить лодку… Но, с другой стороны, к чему попусту тратить время на постройку лодки и создавать себе новые проблемы? Сейчас самое главное — это узнать побольше об этих местах, чтобы выжить… Внезапно он ощутил какой-то смутный страх.

Эвери остановился, с недоумением оглядываясь вокруг. Он уже дошел до скалистой заводи, где обнаружил следы Чужаков. Однако вовсе не заводь привлекла его внимание, а то, что ее закрыло.

Заводь заслоняло нечто чудовищное — сверкающий золотой шар, примерно тридцати ярдов в диаметре, — казалось, он вот-вот скатится в море, из которого, возможно, и появился.

Эвери уставился на неподвижный мерцающий шар. Он так ярко сиял, что у Эвери начали слезиться глаза, но он не мог отвести от него взгляда. Он почувствовал, как в нем поднимается ужас, — крошечный пузырек безумия разрастался в жуткий напряженный узел, — казалось, он вот-вот взорвется.

«Может быть, это солнце, — беспомощно подумал Эвери. — Солнце, которое упало с неба и вот теперь лежит здесь на морском берегу. Не огромная огненная сфера, а шар жидкого золота — и время остановилось, и я сейчас, должно быть, обращусь в пепел».

Пот стекал по его лицу, слезы щипали глаза, но что-то словно говорило ему, что он не умрет и не сгорит. Позыв к истерике, к безумию утих, так и не разразившись. После первого шока его мозг вновь заработал.

Огромный неподвижный шар ослепительно сиял. Но было совершенно непонятно, откуда он здесь взялся. Эвери точно знал, что этот шар появился здесь меньше часа тому назад.

Несмотря на сияние, на ощущение страшного жара, Эвери заставил себя подойти немного ближе, чтобы найти на песке его след.

На песке не было никаких следов, даже вмятины. Казалось, шар покоится словно подвешенный на невидимой веревке. Эвери осторожно обошел вокруг. Он ничего не обнаружил — ничего, кроме заводи и человеческих следов, которые он уже видел раньше.

Вдруг послышался сухой треск — словно разбилось тонкое стекло. Какую-то долю секунды Эвери думал, что это ему просто почудилось. Но в то же мгновение золотой шар исчез.

Не поднялся вверх, не откатился в сторону. Не произвел ни шума, ни движения воздуха. Но то, что произошло, было так нелепо и невозможно, что Эвери всерьез усомнился в своем рассудке.

Шар просто растаял.

Золотая сфера тридцати ярдов в диаметре, чья поверхность светилась, как расплавленный металл, — не говоря уж о сильном жаре, — просто растаяла на глазах. На мгновенье его очертания вдруг сильно задрожали. Потом он стал прозрачным. И вдруг исчез.

Эвери стоял, тупо уставившись на место, где только что сиял шар. И рассеянно моргал. Глаза перестали болеть и слезиться. Он чувствовал себя растерянным, тупым, опустошенным. Он чувствовал, что больше не может доверять не то что своему рассудку, но даже глазам.

На песке не осталось никаких следов. Все, абсолютно все, было как прежде. Словно дивного шара никогда не существовало.

Что ж, может, так оно и есть, лениво подумал Эвери. Около двух дней он сидел в плену у компьютера на космическом корабле, потом день и еще ночь провел на острове с шестилапыми кроликами, — и над ним сияли две луны, — разве удивительно, что ему мерещится всякая чушь.

Но на самом деле он не верил, что все это ему привиделось, как не верил, что очертания острова на горизонте — мираж.

Что тогда? Ответ: он тихо — совсем незаметно — сходит с ума. Командир экспедиции! Спешите видеть! Делайте свои ставки! Кто желает поставить на группу, возглавляемую стариной Ричардом Эвери? Не заходите за ограждение, ребята, а то вам тоже достанется от этих висячих золотых шариков! Осторожней! Иначе ваши несчастные ублюдочные мозги тоже лопнут с треском — словно разбилось тонкое стекло. А это, дорогие мои, уже пахнет шизофренией!

Вон оно что! Звук. Не стекло. Статическое электричество. Запросто может быть в сухом воздухе. Потрите друг о друга два проводника в сухом климате…

«О Господи, — подумал Эвери. — Не надо об этом. Я должен выкопать маленькую, уютную, глубокую, теплую и темную норку и спрятать в ней остатки моего бедного разума, до тех пор пока они не закончат свои номера и не опустят занавес.

Может быть, все это иллюзия. Может быть, и Барбара, и Мэри, и Том, и две луны, и… компьютер, и небо, усыпанное незнакомыми, чужими звездами, — все это всего лишь порождение моего несчастного, нелепого, потрясенного сознания…

Может быть, я нахожусь в чудненькой лондонской психушке».

Барбара, Мэри, Том. Он хотел видеть их. Его охватило неистовое желание видеть их, коснуться, говорить с ними. Он больше не мог быть один.

Миновав заводь, Эвери быстро пошел к лагерю. Он не мог больше сдерживать себя. Он шел все быстрее и быстрее. Потом побежал. Но он был уже слишком стар для таких подвигов. Он выкурил слишком много сигарет, он довел себя до того, что его мускулы обвисли, как растянутая резинка, и вяло болтались на его скрипучих старых костях. Но он не обращал на это внимания. Вперед, только вперед, быстрее, быстрее.

Он бежал — ему казалось, что он вдыхает не воздух, а песок, и этот песок царапает и скребет его легкие. Он бежал — сердце бешено колотилось, казалось, оно вот-вот буквально выскочит из груди, словно преследуемый беглец. Он бежал — и освещенный солнцем берег померк у него в глазах, а лес и море превратились в кружащийся голубой, бирюзовый туман — который готов был вот-вот сомкнуться над головой и похоронить его в сладком теплом полумраке небытия.

Он бежал, пока не услышал выстрелы.

Один, два… три… четыре… пять… шесть…

Выстрелы звучали совсем близко, казалось, стреляли в его собственном мозгу.

Для его обессиленного тела они прозвучали словно сигнал отбоя. Он упал, уткнувшись лицом в песок, и лежал там, хрипя и задыхаясь.

Ему хотелось узнать, кто стрелял. Он повернулся и попытался подняться, Но боль не отпускала. Невидимый завоеватель, она засела в его груди и протягивала свои острые щупальца, наполненные страхом и мукой, в его бессильные дрожащие конечности.

Он неподвижно лежал, пока острая боль не притупилась, а легкие не перестали сипеть, как испорченные мехи. Он лежал так, наверное, уже минут пять, измученный и терзаемый страхом, а его мозг, словно сумасшедший компьютер, судорожно перебирал все мыслимые варианты, один хуже другого. В конце концов через несколько бесконечных минут, показавшихся ему часами, страх его уменьшился настолько, что с ним уже можно было справиться. Невероятным усилием Эвери заставил себя встать на ноги — это оказалось не так-то просто — и, прихрамывая, поплелся к лагерю… Командир экспедиции! Он горько усмехнулся. Что он сделал, этот долбаный командир, будь он проклят! Ему не управиться с командой сопляков-скаутов, не то что…

Когда Эвери добрался до Первого Лагеря, там было пусто. Но здесь явно кто-то побывал — повсюду виднелись следы разрушения. Половина веревок у палаток были перерезаны, они качались на слабом ветру и, казалось, смотрели на Эвери с немым укором. Повсюду в беспорядке было раскидано лагерное снаряжение: Распотрошенные чемоданы валялись где попало.

Эвери разыскал свои краски и холсты, наполовину засыпанные песком. Тут же были раскиданы мятые, поломанные пачки сигарет. Несколько пластинок оказались безнадежно испорченными, но проигрыватель чудом уцелел.