Все это было похоже на Судный день.

Или на картины Брейгеля, Сальвадора Дали, с намеками на Питера Селлерса, или на нечто такое же несусветное, но происходящее при дневном свете.

Рассел Грэхем вылез из гроба. Ему повезло: он почти сразу вспомнил, что он — Рассел Грэхем, член парламента от Мидлпорт-Норта в графстве Ланкашир, Англия.

Итак, он знал, кто он, но не знал, где он, а также каким образом и для какой надобности здесь оказался. Было ясно, что это просто дурной сон и вскоре его разбудит голос: «Просим пристегнуть ремни и погасить сигареты. Через десять минут мы приземлимся в лондонском аэропорту».

Но он не проснулся. Кошмар оказался реальностью.

Гроб, из которого он выкарабкался, был салатного цвета и лежал посреди дороги, в конце длинного аккуратного ряда таких же гробов. Дорога, соединявшая здание с вывеской «Отель» на одном конце и с супермаркетом — на другом, тянулась примерно на сто метров в длину, шириной же была метров десять. За отелем и магазином она обрывалась. Это был как бы маленький оазис городской жизни посреди степи. У гостиницы было припарковано такси, у супермаркета — автомобиль.

Людей не было — если не считать тех, что вылезали из своих гробов.

Темнокожая девушка вышибла крышку своего «ящика», встала во весь рост, пронзительно закричала и потеряла сознание. Это послужило сигналом ко всеобщей истерике. Следующими были белые мужчина и женщина. Они огляделись и тут же вместе рухнули в обморок.

Из соседних гробов появились двое мужчин, которые, столкнувшись, упали, затеяли было драку, но сразу же прекратили ее.

Три девушки, смеясь и плача одновременно, нашли какое-то странное успокоение в том, что всем им одинаково страшно.

Постепенно из шестнадцати гробов появилось шестнадцать человек. Они производили такой шум и гам, что смогли бы разбудить мертвых или, по крайней мере, привлечь внимание живых — тех, кто находился в отеле или в супермаркете. Но, видимо, постояльцы или покупатели, даже если таковые были, давно привыкли к этой картине воскрешения из мертвых посреди главной и единственной улицы.

На шум никто не вышел.

А столпотворение продолжалось: одни кричали и жестикулировали, другие бормотали нечто невразумительное. Рассел Грэхем попытался сначала разобраться с самим собой и обнаружил, что голова его несколько изменила форму: в области мозжечка появилась шишка, довольно-таки большая, круглая и с хорошо заметным шрамом. Волосы, покрывающие шишку, были значительно короче, чем на остальной части головы.

Рассел Грэхем, член парламента, облизнул пересохшие губы и вдруг почувствовал слабость. Следовало бы выпить; кстати, выпить хотелось страшно. Взглянув на отель, он побрел к нему.

Вестибюль гостиницы был пуст, если не считать багажа, кое-как сваленного около вращающейся двери. Дежурного за стойкой не оказалось. Грэхем трижды нажимал кнопку звонка, но никто не появился.

Он увидел надпись «Коктейль-бар» и стрелку, указывающую путь вниз, по короткому коридорчику. Грэхем тут же двинулся в заданном направлении и вскоре обнаружил, что бар тоже пуст. Но виски, к счастью, было. Грэхем зашел за стойку, налил себе двойную порцию и залпом выпил. После этого он дрожащими пальцами вытянул из пачки сигарету. Шум за стеной отеля как будто стал затихать. Англичанин пощупал шишку на затылке и снова проглотил хорошую порцию. Стало немного легче.

Вскоре дорогу в бар нашли и остальные.

Первым появился мужчина лет двадцати пяти— тридцати, высокий красавец блондин с голубыми глазами. Грэхем сразу почувствовал себя сорокалетним стариком и сдержанным англичанином.

— Водки, двойную порцию. А куда, черт возьми, подевалась обслуга? — высокий блондин произнес все это довольно грубо.

Грэхем послушно налил водки:

— Ваше здоровье; обслуги нет.

— А вы кто такой?

— Один из живых покойников, Рассел Грэхем, англичанин. А вы?

Собеседник открыл рот, потом закрыл, поставил бокал с водкой на стойку дрожащей рукой. Вид у него был смущенный.

— Не спешите с ответом, — доброжелательно сказал Грэхем. — У меня создается впечатление, что времени у нас будет достаточно.

— Моя фамилия Норстед, — объявил молодой человек с каким-то странным сомнением в голосе. — Да, я — Тур Норстед. Швед. Рад познакомиться.

Он протянул руку, и Грэхем торжественно пожал ее:

— Рад познакомиться. Выпейте еще. — Он улыбнулся. — Думаю, выпивки хватит.

— Спасибо. Да, водка нам не повредит. — Швед рассеянно потрогал шишку на затылке.

Грэхем заметил этот жест.

— Не волнуйтесь, — сказал он, — у меня то же самое. Видимо, это входило в план всего мероприятия.

Норстед так стукнул бокалом о стойку, что водка пролилась.

— Какого еще мероприятия?! Где мы находимся? Что здесь, дьявол побери, происходит?

— Не волнуйтесь. Я тоже ничего не знаю. Когда мы проглотим достаточно горючего, попробуем разобраться. Кстати, вы прекрасно говорите по-английски.

Норстед покачал головой:

— По-шведски. Я говорю по-шведски, и вы тоже.

В ответ Грэхем пожал плечами:

— Будь по-вашему. Однако отметим просто для протокола, я не умею говорить по-шведски. Или говорю очень плохо… — И вдруг, осененный какой-то догадкой, Грэхем воскликнул: — Арланда!

— Да, Арланда, — ответил швед. — Действительно.

Казалось, какие-то кусочки мозаики начинают находить свое место в узоре.

— Аэропорт Арланда в Стокгольме, — продолжал Грэхем. — Мы оба садились в самолет, вылетавший после обеда в Лондон. Именно там я вас и видел. Вы стояли передо мной, у вас еще был избыток багажа. На десять крон. А я думал, хватит ли денег у меня…

— Помню, помню! — Норстед почти кричал. — Я еще такси не мог поймать. Боялся опоздать на самолет.

— Мы говорим, а я наблюдаю за вашими губами, — сказал Грэхем. — Бог мой, ведь вы говорите по-шведски. А слова я слышу английские.

— А я наблюдал за вами, — ответил Норстед. — И… губы у вас складываются не по-шведски, а звуки — мой родной язык.

Пока они обменивались этими наблюдениями, Грэхем слышал, что звонок к дежурному регистратору звонит непрестанно, а голоса в вестибюле звучат все громче и настойчивее по мере приближения их обладателей к коктейль-бару.

— Все дороги ведут в Рим, — мрачно заметил Грэхем. — Кажется, мой дорогой друг, здесь сейчас будет довольно весело.

Рассел Грэхем предпочел остаться за стойкой. И теперь с сарказмом думал, что, похоже, бармен из него получился более удачный, чем политик. Грэхем успел покинуть ряды лейбористской партии как раз перед тем, как его собирались оттуда вышибить. И, руководствуясь чувством момента, которым обладал в полной мере, он намеревался отказаться от места в парламенте сразу по возвращении из отпуска.

По возвращении… Кажется, оно откладывается.

Все шестнадцать человек сидели в баре, оставив свои дурацкие гробы посреди дурацкой дороги в этом дурацком пустом городе, куда их забросила судьба.

Те, кому удавалось вспомнить, как его зовут, знакомились друг с другом — судорожно и беспорядочно. Стройная, эффектная жительница Вест-Индских островов последней вспомнила, кто она такая. Звали ее Селена Бержер; она оказалась довольно известной манекенщицей. Осознав этот любопытный факт за рюмкой рома, она тут же свалилась в обморок, превратившись в изящное переплетенье рук и ног вкусного шоколадного цвета.

Селена была, пожалуй, самой молодой. Окинув взглядом компанию, Рассел подумал, что, видимо, он здесь самый старый. Но свое имя вспомнил первым. Имеет ли это какое-нибудь значение?..