От усталости и перегрузки эффективность работы врачей страдала сильно. Тот же Холмс вспоминал: «Глаза жгло, руки тряслись, мы испытывали смертельную усталость, и больше убили людей операциями, чем спасли».
Медики, особенно английские, были в основном недавними выпускниками медицинских учебных заведений, прошедшими короткое обучение в течение 12–18 месяцев. Адъютант лорда Раглана ужаснулся картине, увиденной им на одном из медицинских пунктов английской армии, развернутом в сгоревшем Бурлюке. В своем письме домой он говорил «…о хирургах с руками в крови, о сложенных на соломе только что ампутированных руках и ногах, о полах, скользких от крови».{891}
Е. Тарле приводит слова хирурга: «Эти два дня я решительно купался в крови. Никакое описание не может передать всех ужасов этого поля сражения; мертвые, умирающие, лошади, ружья, лафеты, тела без голов, туловища без ног, раны такие, что у меня кровь стынет в жилах при одном воспоминании о них… Право, я ни с чем не могу лучше сравнить поле битвы в эти два дня, как с бойнею…».
Хирург военного корабля “Niger”, направленный в помощь медикам на “Colombo”, вспоминал, что на 650 раненых и больных на его борту, включая даже нескольких русских, было всего три врача, включая его: «у меня было столько работы, что не хватало времени даже для обеда… Я за один день сделал столько операций, сколько врач в Лондоне не делает за год».{892} Воспоминания помощника хирурга корабля «Везувий» Ричарда Армстронга категорически невозможно читать, будучи брезгливым и слабонервным.
Медики столь самоотверженно делали свою работу, что по праву отмечались в полковых летописях наравне с другими героями сражения. Разница была лишь в том, что те, кого они сейчас спасали, проявляли доблесть, убивая, врачи же проявляли доблесть, возвращая к жизни. История 23-го полка упоминает как героя сражения своего хирурга: «…усердие и способности мистера Ватта заслуживают похвалы, а доброта и внимание, проявленные к раненым солдатам полка Харрингтоном, помощником королевского поставщика продовольствия, добровольно оказавшим свою бесценную помощь в полевом госпитале Королевский уэльский фузилерный полк должен помнить всегда».
Медицинский парк англичан был разделен на две части. Одна из них занималась сбором раненых и доставкой на полевые медицинские пункты, которые были развернуты при каждой дивизии. Вторая перевозила получивших первую медицинскую помощь и нуждавшихся в эвакуации на выделенные суда. В первую же ночь были проведены операции более 400 человекам, в том числе более 100 — русским раненым.{893} Королевский флот предложил оказать помощь армейским хирургам, отправив на берег врачей с 31 корабля, но по непонятным причинам это предложение было не принято. В то же время французские медики были отправлены на берег для ускорения эвакуации и оказания помощи непосредственно на местах.{894}
Как бы ни старались медики, эвакуация и погрузка раненых были организованы плохо. Всё время чего-то не хватало: то воды, то одеял, то транспорта, то врачей.{895} Часто раненые, оказавшись на борту корабля, ощущали себя более брошенными, чем на поле сражения. Там их окружали свои боевые товарищи, здесь иногда рядом не было никого.
В некоторых случаях старшие офицеры британского флота сами проявляли инициативу, направляя на берег отряды во главе с одним-двумя офицерами. О своем участии в действиях такого отряда пишет священник Морской бригады Том Келли.{896}
Все проблемы военной администрации Англии, ее совершенная неготовность к войне обернулись после Альминского сражения настоящим кошмаром, особенно для тех, кто нуждался в немедленной помощи. Вдруг все с ужасом узнали, что многим полковым врачам нечем работать с поступавшими потоком ранеными. Создается такое ощущение, что девиз «Севастополь — за неделю!», которым так бравировали английские военные в Варне, армейские чиновники приняли за истину и решили сэкономить в том числе на медицинском имуществе. Оборудование для госпиталей оставалось еще в Варне, большая часть полковых медицинских пунктов — в Евпатории. Даже минимально необходимый запас для оказания первой медицинской помощи оставался до сих пор на транспортах. Не хватало, а зачастую не было вообще хлороформа, морфия, щипцов для удаления пуль. В случае перелома костей руки и ноги ампутировались.
Отдадим должное французским военным медикам, которые по мере возможности делились с британскими коллегами всем, чем могли.{897}
Английским раненым пришлось особенно тяжело. Британская военная медицина не поддавалась никакой логике в своем консерватизме. Еще перед высадкой Доктор Джон Халл, руководитель медицинского штаба британской армии, активно выступил против использования анестезии хлороформом,{898} который уже более семи лет достаточно эффективно использовался как обезболивающее средство. «…Использование ножа — основной метод. Лучше слышать, как человек душераздирающе кричит, чем видеть, как он беззвучно уходит в могилу…», — было его основным медицинским постулатом.{899}
Все это в комплексе привело к тому, что ампутация стала основным методом военно-полевой хирургии Крымской войны. По ее статистике, после операций, проведенных в течение первых 24-х часов, смертность достигала 30%. Среди тех, кому не «посчастливилось» попасть под пилу хирурга за это время, она превышала 60%.
Подобная позиция привела к тому, что уже 23 сентября начался «хлороформный скандал». Поводом стали случаи смерти нескольких английских солдат, доставленных в госпиталь в Скутари. Масла в огонь подлила публикация анонимного автора в «Таймс», подписавшегося «Военный хирург», разметавшая положения Хала и чуть ли не обвинившая последнего в смерти доблестных сынов Англии.{900}
В то же время хлороформ был. Его в середине августа в количестве 180 фунтов отправили из Англии в Болгарию. Из них 110 фунтов попали на склады в Варну, где 32 фунта 8 унций выдали медицинским службам армии и флота, 77 фунтов 8 унций распределили по медицинским складам. 17 августа 1854 г. 70 фунтов распределили по госпиталям Скутари. 7 сентября медицинские службы Легкой, 2-й и 3-й дивизий получили по 10 фунтов хлороформа. К этому дню армия получила еще партии медицинских средств, в том числе и анестетики. В результате, к Альминскому сражению был подготовлен их запас, но он не был доступен большинству армейских хирургов.{901}
Возле медицинских палаток росли груды ампутированных конечностей, ставших вскоре неизменным антуражем этих учреждений всех армий Крымской войны. Как говорил впоследствии один из британских медиков: «…не сделавшие в своей жизни до этого ни одной операции, молодые врачи за одну ночь становились опытными хирургами…». Флотский священник Келли вспоминал, что никогда не видел столь страшных страданий человеческой плоти, а запах, стоявший в воздухе, напоминал ему запах бойни.{902}
Но не будем считать эмоции точно соответствующими реальному положению дел. Процент подвергшихся ампутации хотя и был неоправданно большим, но не измерялся сотнями. Статистика говорит о том, что в первые сутки пила английских хирургов потрудилась над 15 человеками,{903} лишив несчастных не только рук или ног, но и надежды на дальнейшие перспективы нормальной жизни на родине. Если отбросить эмоции и довериться этой самой суровой статистике, то можно вполне точно вычислить количество этих бедолаг. Медицинская служба говорит, что медицинское вмешательство потребовалось для 1772 солдат и офицеров Британской армии, из которых 2/3 классифицированы как тяжелые. Из них только к 5% была применена ампутация. То есть без руки или без ноги остались 80–90 человек.
