Ну и, возможно, есть пятая причина: английская армия «как принадлежащая морской нации, действуя по большей части в отдалении от своего отечества, вполне зависит от содействия флота».^{89}

Тут же вместо привычного «Юнион Джека» на кораблях поддержки англичане на своем правом фланге созерцали французские синие мундиры, которые у многих британских офицеров привычно ассоциировались с неприятельскими. И завесу на море образовали в основном французские корветы и фрегаты. Поистине, было о чем задуматься.

Британцы хотя и получали наиболее простую из задач, не предполагавшую какого-либо сверхсложного маневрирования и требовавшую лишь упорного давления на фронт русской обороны, и тут умудрились найти кучу проблем. Они искренне считали, что им досталась самая сложная часть боя, а французы выбрали себе для атаки фланг русской позиции, на котором и войск-то не было совсем.^{90}

Таким образом, еще не прозвучали первые выстрелы, а Раглан вовсю демонстрировал свою несостоятельность военачальника. Убедиться в этом несложно, и у нас такая возможность будет впереди не один раз. В начале повествования могу сказать лишь одно: английский главнокомандующий предпочел не решать сложные для него задачи и решил все маневры заменить одним — давлением на русский фронт, обрекая на смерть сотни своих солдат и офицеров, в то время когда союзники могли рассчитывать уничтожить русскую армию, только охватывая ее своим левым флангом и прижимая к морю; этому благоприятствовало исходное положение англичан, протягивавшееся на запад далее русского правого фланга.

Происходившее в штабе Раглана Базанкур назовет позднее «героической ошибкой». Естественно, англичане эту точку зрения не разделяют, «гениальность» главнокомандующего для них аксиома. Генерал Джон Эдью посчитал, что французский историк клеветал на один из самых героических подвигов английской армии.^{91} Сопровождавший Раглана в сражении командир «Карадока» капитан 2-го ранга Драммонд считал, что все договоренности с французами Раглан считал не более чем формальностью.^{92}

Спокойной работы по организации сражения, как это было у французов, у англичан не наблюдалось. Столь «любимый» в армии Ее Величества и неоднократно нами упоминаемый «административный кошмар» царил все последние сутки. Действия несколько раз согласовывались на высшем уровне. Ничего в настроении английского главнокомандующего за время, прошедшее после первого совместного совещания, не изменилось. Но и ничего нового в его голове не родилось. В результате, когда полковник Трошю лично доставил Раглану утвержденную схему действий французов, английский командующий с ней, вроде бы, согласился. Правда, проведя вечер на свежем крымском воздухе, лорд, решив, что не стоит особенно доверять союзникам, заявил о принятии французского предложения к сведению, чем и ограничился.

Да и что-либо менять было уже поздно.

Подведем итоги. Не видя элементарного, не умея действовать на перспективу, Раглан в первые же дни операции полностью дискредитировал себя как военный руководитель. В силу отсутствия у него каких-либо признаков стратегического мышления он склонялся к максимально простым прямолинейным действиям. Адмирал Слейд, например, лишь этим объясняет не только роковую, стоившую жизней многих британских солдат и офицеров лобовую атаку, но и то, что, отказавшись от охвата правого фланга русской армии, он дал возможность Меншикову совершить классический фланговый маневр.^{93} Благодаря этому, русский главнокомандующий хотя и потерял инициативу фронта, но вышел из-под возможного второго удара, сохранив инициативу фланговых действий.

Так уж повелось, что чем ближе к активным событиям, тем чаще приходится забирать у читателя некоторое время на скучные размышления. Но если мы не сделаем это сейчас, то ход событий быстро станет непонятным, рассказ скучным, а книга — неинтересной. Мне бы этого не хотелось, и потому рискну отвлечь совсем немного внимания на короткие теоретические выкладки.

Ситуация, в которой оказались русские войска в Крыму, имеет массу примеров в военной истории как до, так и после Восточной войны. Примеры есть разные: удачные и не очень, победы и поражения. При желании особенно дотошные читатели могут найти все варианты в одной войне — Гражданской в США, тем более там слишком много аналогов описываемых нами событий. К удачным можно отнести, например, действия генерала Ли в 1864 г., неудачным — генерала Пембертона в 1863 г.

Военная практика показывала, что «…армия, которую неприятель, превосходящий числом или качеством, теснит к крепости, должна стремиться сколько возможно затруднить его наступление и в выгодных для себя боях истощить его наступательную силу. Для этого необходимо: 1) встретить противника сообразно своим силам, возможно дальше от прикрываемого пункта; 2) быть внимательным к действиям неприятеля и тщательно разведывать, чтобы намерения его не могли укрыться; 3) быстрыми маршами предупреждать противника на важных пунктах; задерживать его на переправах; 4) занимать сильные оборонительные позиции и стараться заставить атаковать себя в этих позициях; 5) действовать на сообщения; 6) не пропустить ошибок противника и, пользуясь ими, переходить в наступление, но только тогда, когда оно сулит несомненный успех и выгодные последствия; наконец, можно постараться отвлечь его в другую сторону; 7) удачная подготовка театра войны в инженерном отношении. Действуя таким образом, при благоприятных обстоятельствах можно заставить неприятеля отказаться от наступления. Но если он обладает значительными, подчас неистощимыми средствами и достаточной энергией, то в конце концов все-таки оттеснит обороняющегося к крепости».^{94}

Это теория в чистом виде. Но что нужно было делать Меншикову в сентябре 1854 г., имея перед собой более 60 тысяч неприятельских солдат, беспрепятственно высадившихся на русскую землю и, похоже, уходить с нее в ближайшее время не собиравшихся?

Главнокомандующий, вроде бы, и выдвинулся от Севастополя, но не слишком удалился от передовых укреплений Северной стороны. Однако не будем ставить данное решение в вину Меншикову, он не видел перед собой другой позиции, на которой мог остановить неприятеля, и потому выбор предсказуем.

Решение князя может служить своеобразным эталоном доминирующих взглядов на ведение стратегической обороны того времени — не фронтальная, а почти классическая фланговая позиция, занимаемая с целью решения единственной задачи — защиты крепости Севастополь. В некотором смысле Меншиков своим замыслом опередил идеи будущего классика военной науки XIX в., прусского фельдмаршала Мольтке. Потому, рассматривая замысел князя, предлагаю отойти от ставшей привычной точки зрения и все-таки не смотреть на русского главнокомандующего как на совершенно глупого и недальновидного. Нужно только отделить ошибки планирования от ошибок исполнения.

Итак, исходная ситуация. Союзники на побережье. Противодействия высадки не предпринято ни силами флота, ни силами армии. Если князь все-таки хотел это сделать, то опоздал. В любом случае эта первая ошибка — уже стратегическая. Британский адмирал Слейд (и не только он) удивлен — ничего не предприняв против десанта, ограничившись лишь созерцанием высадки и пересчетом кораблей и судов, Меншиков, кажется, сам отдает стратегическую инициативу Раглану и Сент Арно.^{95}