Значит, одной из основных причин того, что союзная армия не преследовала русских, является ее материальное истощение, усугубленное почти полным отсутствием транспортных средств. Генерал Бургойн считает, что армии была необходима 4–5-дневная передышка.^{1008}

Следующий фактор — отсутствие информации о русской армии. Начальник разведки англичан генерал Тайден на следующий после сражения день почил в Бозе. Хотя неизвестно какой был бы с него толк, учитывая предрасположенность последнего к неторопливым осадным действиям. Легкая бригада «на привязи». У Раглана просто не хватило ума пустить ее немедленно по следам Меншикова, поставив задачу вцепиться в него и не отпускать. Это должно было быть временем Легкой бригады Кардигана, не принимавшей участия в сражении, а значит, не уставшей и достаточно свежей, Пусть армия в это время отдыхает, зализывает раны, хоронит своих и чужих убитых, пополняет патронные сумки и орудийные зарядные ящики. Она свое дело сделала и пользуется заслуженным благом победы. Но война-то продолжается! И русская армия далеко не разгромлена. Но Сент-Арно уже, по сути, покойник и озабочен лишь подготовкой к встрече с Богом. Раглан откровенно слаб как командующий и, кажется, даже победив, не знает, как этой победой распорядиться.

Опрос пленных, естественно, не дает никакой информации. Никто ничего не знает. Русский главнокомандующий своими действиями запутал не только своих подчиненных, но и поставил в недоумение английского и французского коллег.

Более разговорчивые дезертиры тоже путаются. Генерал Бургойн намекает своим коллегам по союзному штабу, чтобы они не слишком принимали на веру их показания, так как понимает, что любой взятый в плен или добровольно перешедший к неприятелю, как правило, преувеличивает размер собственного поражения. S этом случае Бургойн предполагал, что размер ущерба для русских не столь уж значителен, особенно при их умении очень быстро приводить себя в порядок.^{1009}

Более того, Сент-Арно и особенно Раглан продолжали опасаться флангового удара и это вынуждало их быть крайне осторожными, даже до глупости, в результате которой Легкая бригада превратилась в «карманную» и не использовалась для разведки. Отсутствие таковой привело к тому, что только на определение своего местоположения некоторые полки затратили большую половину первой ночи после сражения.^{1010}

Английские участники войны, например, адмирал Слейд, предполагали, что Альминское сражение будет лишь прелюдией к началу преследования русской армии. По крайней мере, вся кавалерия (в лице Легкой бригады), одна дивизия английская (4-я), одна дивизия французская (4-я) могли это сделать.^{1011}

Но для Раглана Легкая бригада продолжала оставаться дорогой и красивой игрушкой, а два эскадрона (спаги и африканских егерей) французов были слишком малыми силами. Сент-Арно лишь смог с сожалением констатировать, что «…будь у меня кавалерия, Меншиков остался бы без армии».^{1012}

Ну что еще нужно, чтобы задуматься? Конечно, моральное и физическое состояние армии.

Не совсем верно учитывать потрясение от стойкого сопротивления русских, которое так любят приводить в виде мотивации отказа от преследования русских некоторые историки, так как, по воспоминаниям участников сражения, подавляющее большинство солдат английской и особенно французской армий испытывало воодушевление и подъем от достигнутой победы.

«…Скорый успех этой первой баталии поднял энтузиазм армии до высшей точки; раненые, сохранившие достаточно сил, чтобы держаться на ногах, остались в своих ротах до конца дня; те, кто лежал на поле боя, не просили помощи и, не имея средств подняться, подбадривали товарищей, желая им добиться успеха, и одобрительными возгласами приветствовали командиров».^{1013} По воспоминаниям полковника Герена, легкость высадки и победы на Альме очень воодушевила французов.^{1014} В то же время стойкость русской пехоты, которая «…сражалась отлично»,^{1015} не осталась незамеченной союзниками. А победная эйфория — «Севастополь за неделю!» — вскоре быстро растворилась в осадных траншеях…

Потом она стала рассеиваться. Если вечером союзникам казалось, что, потеряв пять-шесть тысяч человек «рабов^{1016} в солдатских шинелях», русская армия потеряет всю свою легендарную стойкость и утром прибудет депутация с ключами от Севастополя, то утро принесло новости не самые лучшие. Никто сдаваться не собирался. Казалось, на берегах Качи должна быть брошена вся русская артиллерия, но оказалось, что Меншиков не оставил не единой пушки в руках союзников, а за две захваченные в бою пришлось заплатить немалой ценой. Пленных было тоже не столь много, как хотелось.

Первыми пришли в себя французы, предложив британским союзникам начать движение на следующий день, оставив на месте боя медицинский персонал и для помощи ему музыкантов военных оркестров, но англичане категорически отказались. Забыв постулат своего учителя герцога Веллингтона о том, что «для военной операции время — это всё», Раглан начал выпускать из своих рук стратегическую инициативу.

Союзным командующим не хватило качеств, необходимых для эффективного управления войсками в Крымской войне — не реализовав до конца успех от победы в Альминском сражении, они получили затянувшуюся Крымскую войну. Сказался недостаток Сент-Арно и Раглана в умственных, физических и моральных качествах, необходимых согласно теории Клаузевица для успеха в войне. В то время как их солдаты обладали всеми необходимыми для победы качествами, лидеры союзников крайне нуждались в них.^{1017} Сказался и просчет разведывательной службы умершего, как уже говорилось, 21 сентября генерала Тайдена. Хотя сам автор ушел в мир иной, его идея — высаживаемся севернее, атакуем с юга — продолжала жить. Союзники приняли решение отказаться от атаки сильных (по их мнению) укреплений Северной стороны.^{1018} Хотя офицеры французского штаба и были противоположного мнения, считая, что опасения англичан по поводу силы укреплений на Северной стороне сильно преувеличены,^{1019} больной маршал Сент-Арно уже не мог противостоять убеждениям лорда Раглана. Недаром британский историк Стивен Харрис назвал период работы разведки от Каламитского залива до Инкерманского сражения лотереей.^{1020}

Таким образом, мы можем смело добавить к трем общеизвестным факторам пассивного поведения союзников еще три: технико-административный, информационный (разведывательный) и психологический. И если у адмирала П.С. Нахимова было желание назвать прилюдно Раглана и Сент-Арно ослами, то в большей степени именно по причине именно этих факторов, особенно двух последних из них.

И все-таки достигли ли союзники успеха в Альминском сражении? Ответ однозначен: да. Это была, бесспорно, безоговорочная победа. Шарль Боше вообще считал, что она вдохнула уверенность во французскую армию.^{1021}