К 6–6.30 часам 2-я дивизия колоннами батальонов покинула лагерь и двинулась к Альме. Бригада бригадного генерала Буа двинулась вдоль берега. Бригадный генерал Отамар вел свои батальоны ближе к Альматамаку, но не отрываясь от Буа, с которым шли Боске и офицеры штаба. С бригадами выдвигалась приданная дивизии артиллерия: 2-я батарея 12-го артиллерийского полка (капитан Рбино-Марки) и 4-я батарея 13-го артиллерийского полка (капитан Фьев).^{291} Начальник дивизионной артиллерии опытный полковник Барраль ни на шаг не отходил от Боске. Оба понимали, что день будет тяжелым.

Легкие на подъем турки следовали в отдалении в батальонных колоннах. Два их батальона оставались в тылу, составляя резерв 2-й дивизии. Солдаты сквозь туман отчетливо слышали лязг цепей, доносившийся с моря. Это поднимал якоря флот.

6 часов утра

Только что мы нарисовали, как кому-то может показаться, красивую картину армии, готовящейся исполнить то, к чему она сутью своей предназначена — к бою.

Хотя всё высокое имеет свое земное основание. С одной стороны, волнующее и возвышенное зрелище, с другой — банальная суета, наполненная прозой повседневной работы. Но это касалось только половины союзного контингента. Совсем рядом, в английском лагере, не было слышно никаких команд и не было заметно никакого движения. Там раздавался дружный храп усталых мужчин — союзники спали.

К назначенному времени, когда дивизия Боске уже двигалась, в лагере британцев не было никаких признаков готовности к действиям. Часовые стрелки подошли к 7 часам, но ничего не менялось — союзники, утомленные прошедшим днем, продолжали спать.

Французские солдаты «…не могли понять постоянных отсрочек, оттянувших выступление центра армии до одиннадцати часов. Их дурное настроение, когда они с оружием в руках были свидетелями битвы, выражалось в замечаниях, подобных тем, что приписывают старым служакам первой империи». Досада усугублялась тем, что уже было около семи часов утра, почти вся французская армия или двигалась, или находилась в полной готовности к движению, а «…англичане кажутся еще погруженными в сон; их колонны прибыли с опозданием, многие смогли подтянуться лишь под покровом ночи. Кроме того, их солдаты еще не завтракали».^{292}

Всех просто возмущало, что в очередной раз приходится ждать «господ англичан»,^{293} которые никогда и никуда не успевали. В воздухе запахло бедой. Раздражавшая французов с момента высадки британская медлительность начала достигать своего пика.^{294} Одновременно восходила в зенит злость союзников. Все откровенно сомневались, что имеют дело с «наилучшей армией, когда-либо покидавшей британские берега».^{295}

Прошел час. Боске по-прежнему шел вдоль моря, а британцы, которые должны были начинать действия, когда французы завяжут сражение на высотах южного берега, не шевелились. Видевший в этот момент Боске лейтенант 2-го полка алжирских стрелков Пьер Мартин вспоминал, что дивизионный генерал был на грани истерики: вот-вот мог рассеяться утренний туман, который надежно укрывал от русских глаз действия бригад его дивизии.^{296}

Сами англичане не очень любили вспоминать о своем опоздании к назначенному времени. Историограф 79-го горского полка капитан Роберт Джемсон, например, утверждает, что в 6 утра 20 сентября с первыми лучами солнца полк был уже готов к бою.^{297}

Похоже, британцам было на все это наплевать, ведь Англия всё равно надеется, что каждый из них исполнит свой долг…

8 часов утра

Адъютант маршала принес Боске приказ остановить дивизию, что и было исполнено. Чтобы не терять время даром, Боске, остановив марш, проехал вдоль Альмы к морю. Его сопровождали адъютанты (капитаны Шарль Фей[33] и Тома), командир саперов полковник Дюма, инженерный подполковник Герен и начальник артиллерии дивизии полковник Барраль. Неподалеку от устья они встретили шлюпку с корвета «Роланд», которой командовал военно-морской офицер, производивший промеры глубин, необходимые кораблям для определения позиций артиллерийского обстрела Альминских высот. Офицер сказал Боске, что он не только изучил устье Альмы, но и пешком дошел почти до ближайшей деревни (он говорил об Альматамаке, но в это верится с трудом) и нигде не встретил русских за исключением нескольких казаков, прятавшихся за домами.^{298}

Моряки указали генералу на брод, используя который можно было ускорить переход пехоты и, самое главное, артиллерии через Альму.^{299} Заодно удалось несколько скрасить томительное ожидание — адмирал Брюа и командир корвета капитан 2-го ранга Камил ле Нои[34] прислали Боске шлюпку, передав своему старому другу буханку вкусного хлеба, разделенного командиром дивизии с адъютантами.

Глядя на генерала, шустрые французские солдаты тоже решили не терять время даром. Найдя перед Альмой несколько источников пресной воды, они принялись готовить кофе.^{300} Эта история с крепким ароматным напитком стала вскоре одной из расхожих легенд Крымской войны и даже вошла в поэзию французской армии.

По одной из версий, «кофейную церемонию» перед лицом неприятеля рекомендовал сам Сент-Арно, которому доложили, что непредвиденная остановка не лучшим образом действует на солдат, снижая их боевой порыв.

Пока Боске с офицерами пытался решить задачу, как ему оказаться на плато, а русские уже строили линии полков и батальонов, среди действующих лиц продолжали оставаться такие, кто, кажется, воевать не собирался. Может быть, шотландцы уже и проснулись, но англичане продолжали игнорировать войну. Спали все: солдаты, офицеры, генералы.

Метавшийся среди сонных офицеров английского штаба адъютант маршала Сент-Арно полковник Трошю выразил свое удивление лорду Раглану по поводу происходящего. Этот офицер, преодолев за 30 минут почти две мили, постоянно лавируя между строящимися или движущимися подразделениями, биваками, буквально влетел в палатку английского главнокомандующего и, едва переведя дыхание, поинтересовался, где английские батальоны? Почему они не строятся для начала наступления? Вместо пояснения ситуации он получил от еще сонного Раглана исключительно вежливый ответ, повергший его в изумление. Суть его состояла в том, что английская армия в ближайшее время не может никуда двигаться по причине крайней измотанности личного состава, неподготовленной охраны обоза от возможной атаки казаков.

Кроме того, непонятно где пропала половина 4-й дивизии с частью кавалерии. От них до сих пор не было никаких известий. Трошю, всегда славившийся своей настойчивостью и упорством, не желал уезжать ни с чем. Недаром его фраза, произнесенная в критический момент кампании 1870–1871 гг. перед угрозой немецкого наступления: «Губернатор Парижа не капитулирует», вошла в число самых выдающихся фраз, когда-либо произнесенных французами.^{301} Он требовал, настаивал, предупреждал. Бесполезно.