— Я все думаю: как мы завтра утром управимся? Понятно, я приду в цех вместе с вами, но чтобы все успеть — приготовить слоеное тесто, испечь и…

Он не договорил. Посмотрел на разделочный стол, потом на печь.

— Придется начать немного раньше, — сказал Жюльен. — Если хотите, я буду лепить рогалики и бриоши, вы — укладывать их на противни, а Кристиан — ставить в сушильный шкаф. Следить, чтобы ничего не подгорело, придется вам. Так что если встанем на час раньше, то управимся.

Хозяин молча глядел на него, покачивая головой. В цех вошла его жена.

— Думаете, дело пойдет? — спросила сна.

— Должно пойти, — ответил господин Петьо.

— Можно, пожалуй, что-нибудь упростить…

— Да уж придется. Потому что найти сейчас рабочих — дело нелегкое.

— Первого октября придет новый ученик, — сказала она.

Хозяин только развел руками.

— Чем он нам поможет?

Они вышли во двор.

— Скоро сядем за стол, — сказала госпожа Петьо.

— Я б хотел до этого взглянуть на тесто, — заметил хозяин.

Все трое спустились в погреб. Тесто для бриошей было в большой миске, покрытой тряпкой. Господин Петьо приподнял край материи и опустил палец в желтое тесто, припудренное мукой. Он проделал то же и с тестом для рогаликов — оно лежало на доске под чистым мешком.

— Понемногу поднимается, — объявил он.

Взглянув на лицо хозяина, Жюльен вспомнил Виктора. В его ушах прозвучал озорной голос: «А как моя задница — поднимется или нет?.. Ни черта-то он в нашем деле не смыслит, а всюду сует свой нос!..»

Хозяин опустил край мешка. Оглядел погреб и сказал:

— Здесь совсем нет муки.

— Я завтра принесу мешок, — отозвался ученик.

Господин Петьо внимательно посмотрел на него.

— Спустишься вниз с мешком в сто килограммов на спине?

— Конечно! — сказал Жюльен. — Что тут особенного?

— Черт побери! — вырвалось у хозяина. — Хорошо быть молодым.

— Только бы это вам не повредило, — вмешалась хозяйка. — Что мы тогда станем делать?

Она направилась к выходу, а хозяин проворчал:

— Как подумаю об этом негодяе Эдуаре… Я так ему верил, а он вот что выкинул!

Уже ступив на лестницу, хозяйка остановилась и обернулась. Посмотрела на мужа, потом на ученика и проговорила:

— Голубчик Жюльен, какое счастье, что еще есть у нас такие славные ребята, как вы! Какое счастье!

И она начала подниматься по лестнице. Господин Петьо последовал за ней. Когда хозяева достигли площадки, Жюльен погасил свет и взбежал по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки. Оказавшись во дворе, он глубоко вздохнул. Между краями кровель виднелся прямоугольник неба, оттуда сочился прохладный воздух. Жюльен вымылся под краном во дворе. Ему хотелось петь, он до краев был наполнен ощущением собственной силы.

Несколько дней господин Петьо немного меньше занимался мировыми событиями. Он не выходил теперь из цеха. По утрам жена приносила ему газеты прямо сюда. Если он был в это время занят, то просил ее читать вслух заголовки статей и военные сообщения. Хозяйка прислонялась к косяку двери и читала:

— «В начавшихся военных операциях принимают участие наземные, морские и воздушные силы…»

Хозяин прерывал ее:

— Человеку несведущему это мало что говорит. Но тому, кто знает, что такое война, и умеет читать между строк, понятно: многие парни уже лежат бездыханные на земле.

— «Английский пассажирский пароход «Атениа» торпедирован возле Гебридских островов…»

— Да, это тяжелый удар. Однако неплохо, что англичане почувствуют войну на собственной шкуре. Может, они теперь станут шевелиться быстрее, не так, как в четырнадцатом году.

Хозяйка останавливалась, разворачивала газету и снова начинала читать:

— «Английские самолеты сбрасывают миллионы листовок на территорию Германии. Листовки эти гласят: «Мы не питаем никакой вражды к немецкому народу, мы готовы заключить мир с любым по-настоящему миролюбивым немецким правительством».

— Смотри-ка, с них уже довольно. Меня это не удивляет. Я англичан хорошо знаю… Листовки разбрасывают! Плевать я на это хотел. Они думают, что можно выиграть войну, размахивая бумагой перед физиономиями бошей!

К концу первой недели, убедившись, что дела в цехе идут на лад, хозяин снова начал по нескольку раз в день исчезать. Он добегал до кафе «Коммерс» и через полчаса возвращался со свежими новостями и сплетнями.

Девятого сентября, войдя в цех, он крикнул:

— У меня есть новости об Андре. Мы только что выпили по стаканчику с одним сержантом, он служит вместе с нашим мастером и приехал сюда за обмундированием. Боюсь, ребята, вы больше не увидите своего мастера.

Жюльен и Кристиан переглянулись. Хозяин понизил голос, указал рукой на дверь и прибавил:

— Вы только женщинам не проболтайтесь. Этого делать нельзя, они еще кому-нибудь расскажут, и так до его жены дойдет… И вовсе он не служит поваром в походной кухне, он — гранатометчик в передовых частях… Знаете, для такого человека, как я, который понимает что к чему, это о многом говорит.

На следующий день он сообщил о смерти Виктора.

— Это точно, — сказал он. — Солдат, который служит с ним в одном полку, написал об этом домой. Вот только похоронная еще не пришла. Так что распространять новость пока не следует.

— А кто он такой, этот солдат? — полюбопытствовал Жюльен.

— Сам не знаю. Мне об этом рассказал один малый в кафе «Коммерс». Он знаком с его свояченицей.

Они много говорили о смерти Виктора вплоть до того дня, когда узнали от его невесты, что он себя отлично чувствует и что его полк вот уже две недели стоит в шестидесяти километрах от границы.

Хозяин пожал плечами.

— Есть же такие мерзавцы, которые любят распространять дурные вести! — заявил он. — Так бывает во время каждой войны. Они деморализуют народ… Эти люди подкуплены врагом.

И он обрушился на шпионов, на парашютистов, а заодно стал проклинать воздушные тревоги.

Уже скоро оба ученика перестали прислушиваться к его словам. К тому же торговля, которая в первые дни войны заглохла, теперь снова несколько оживилась. Поэтому Жюльену и Кристиану приходилось работать все дольше и дольше, и от усталости у них ныли руки и плечи.

Во вторник, в середине сентября, Жюльен навестил родителей. Вернее, он поехал к ним в понедельник вечером, но должен был вернуться во вторник после обеда, чтобы замесить тесто. Покончив с работой, он вышел из цеха и двинулся к Бирже труда. В небольшом помещении, где он уже давно не бывал, он застал двух женщин: они разговаривали с широкоплечим, дородным и краснолицым мужчиной. Одна из женщин спросила:

— Что тебе нужно, товарищ кондитер?

— Я хотел бы потолковать с господином Жакье.

— Это я, — сказал толстяк.

Голос у него был глухой и низкий. Когда он говорил, все лицо у него подрагивало, особенно подбородок. Жюльен подошел ближе.

— Меня зовут Жюльен Дюбуа, — начал он. — Мой дядя…

Толстяк прервал его.

— Знаю, ты племянник Пьера Дантена. Славный был человек! Когда началась война, я сразу вспомнил о нем. Что бы он сказал, если б увидел, какие вещи творятся! Может быть, это даже лучше, что он умер до начала войны.

Жакье умолк. Обе женщины одобрительно кивнули. Он что-то проворчал, потом спросил Жюльена:

— Ну, как работается? Я до сегодняшнего дня тебя ни разу не видал, но ты, верно, знаешь, мне уже пришлось однажды заниматься твоими делами.

— Благодарю вас, — сказал мальчик.

— Не за что меня благодарить, это моя обязанность. Вот только не хватает у меня времени во всем самому разбираться. Следовало бы еще разок зайти к твоему папаше Петьо. Что, он по-прежнему придирается к тебе?

— Нет, с тех пор как началась война, он не придирается, — сказал Жюльен.

— Понятно! Людей-то у него не осталось, я уверен, что он на тебя всю работу навалил.

Жюльен молча кивнул.

— Он должен бы теперь и платить тебе соответственно, — заметил Жакье.