Он поколебался, потом медленно направился к Жюльену, остановился шагах в трех от мальчика и внезапно плюнул ему в лицо.

— Вот так, — заявил хозяин, — ни оскорблять, ни бить! Согласен. Но я могу разрешить себе роскошь плюнуть ему в рожу. Этого мне не запрещали.

Он повернулся на каблуках и быстро вышел. Мастер и его помощник отвели глаза от Жюльена, который фартуком вытирал лицо.

Когда другие уже приступили к работе, Жюльен все еще стоял на месте, сжимая кулаки и стиснув зубы; по всему его телу пробегала дрожь. Что-то новое возникало в нем. И мучило его, и ворочалось в недрах его существа, словно зверь.

Жюльен не сводил глаз с двери, через которую вышел хозяин.

Мальчик долго стоял не шевелясь. Рядом с ним все работали, но он смотрел только на дверь. И видел только дверь да спину удалявшегося хозяина. Узкую, чуть сгорбленную спину и голову с большими оттопыренными ушами.

— Жюльен, пойдешь со мной, будем месить тесто для бриошей, — сказал мастер минуту спустя. — Возьми шесть пачек жира, я понесу кастрюлю с водой.

Ученик ухватил свой фартук за два конца и набросал туда пачки жира. Мастер снял с гвоздя небольшую миску, налил в кастрюлю сначала теплой, затем холодной воды. Потом стал спускаться по лестнице в погреб. Подойдя к мраморному столу, Андре поставил на него миску и принялся взвешивать муку. Взвесив два килограмма, высыпал на середину мраморного столика содержимое погнутой металлической чашки; перед тем как снова насыпать в нее порцию муки, он ударил по дну кулаком. Закончив взвешивать, он пальцем указал на белую кучу и крикнул Жюльену:

— Сделай ямку в муке, будешь месить тесто.

Жюльен посмотрел на него.

— Я?

— Да, ты. Пора уж тебе обучаться делу, ведь Морис в конце месяца уходит.

Мальчик все еще колебался, но мастер уже взял из ящика яйцо, резко ударил его о край мраморного стола и сказал:

— Ну-ка поторапливайся! Куда же мне выливать белки и желтки, если мука так и будет лежать кучей?

Жюльен погрузил руки в муку, проделал в куче ямку, расширил ее и округлил.

— Хорошо, — похвалил мастер. — Теперь взвесь соль.

Мальчик взвесил соль.

— А теперь сахар.

Жюльен взвесил сахар.

— Положи дрожжи в миску и разведи их в теплой воде.

Пока ученик проделывал все это, мастер разбивал одно яйцо за другим и выливал их содержимое в ямку, проделанную в муке. Когда все было готово, Жюльен вылил туда дрожжи, разведенные вместе с яйцами, и взглянул на мастера.

— Приступай!

Андре слегка улыбался. Мальчик снова погрузил руки в смесь из яиц, дрожжей и воды. Он размешивал жидкость, чтобы соль и сахар, хрустевшие на пальцах, как песок, растворились.

— Хорошо, а теперь берись за муку, — сказал мастер.

Мало-помалу белая кашеобразная масса все больше начинала походить на тесто. Она густела, но все еще оставалась соломенно-желтого цвета.

— Видишь, дело у тебя идет на лад, — сказал мастер. — Тесто надо месить до тех пор, пока оно не загустеет и не станет легко отделяться от мраморной доски стола.

Жюльен продолжал месить. Тесто прилипало к рукам; когда он сжимал кулак, оно стекало между пальцев и звонко хлюпало, когда он колотил им по столу.

Мастер все время следил за его работой. Время от времени он давал Жюльену советы. Не сводя глаз с быстро мелькавших рук мальчика, он начал подготавливать жир. Большим, похожим на лопатку ножом старательно снимал крошки жира с бумаги. Потом дважды кашлянул и проговорил:

— Я хотел тебе сказать по поводу того, что сейчас произошло… — Он умолк, подбирая слова, потом снова заговорил: — Хозяин не прав, он не смел плевать тебе в лицо. Так не поступают. Даже с собакой. Я хочу, чтобы ты знал: я его не одобряю.

Мастер опять умолк; потом, видя, что Жюльен продолжает месить тесто, ничего не говоря в ответ, продолжал:

— Однако тебе знаком мой образ мыслей. Не люблю я этих людей. В цеху я никогда не говорю о политике. Работа есть работа. А политика совсем другое дело. Но только мне непонятно, зачем ты пошел жаловаться Жакье. Ведь мог бы и со мной поговорить. Неужели нам так трудно столковаться? Правда, после того как мы создали свой профсоюз, мы так ни разу и не собрались, никто о нем больше и не вспоминает. Но это все-таки не резон, чтоб ходить к тем, из ВКТ.

Жюльен вздохнул.

— А я и не ходил туда, — медленно сказал он.

— Что ты мне рассказываешь? Не мог ведь Жакье сам догадаться, что ты угодил в канал и получил взбучку!

— Можете мне не верить, шеф, но я клянусь, что не видал никого из конфедерации труда и никуда не ходил жаловаться.

Мастер внимательно посмотрел на мальчика. Жюльен повернулся к нему, не вынимая рук из теста. С минуту они молча глядели друг на друга, потом Андре спросил:

— Тогда кто же?..

Жюльен пожал плечами. Он видел, что мастер хочет что-то сказать. Губы Андре чуть шевелились. В конце концов он спросил:

— Колетта?

Жюльен опять принялся за работу.

— Не знаю, шеф, — прошептал он.

— Жакье был другом твоего умершего дяди?

— Кажется, да. Но сам я его ни разу не видел. Снова наступило короткое молчание; слышно было только, как шлепает тесто.

— Все идет, как надо, — сказал мастер. — Превосходно. Но теперь остается самое трудное. Ты должен хорошенько размягчить жир, размять его. Только когда он станет почти таким же мягким, как тесто, можно начать их смешивать… И главное, не забывай, тесто нужно постепенно добавлять в жир, а не наоборот. Это очень важно, не то все испортишь. Иначе тесто и жир никогда как следует не перемешаются.

Жюльен принялся разминать жир, тот медленно размягчался.

— Но все-таки ты взял членский билет конфедерации труда? — спросил мастер.

— Да, еще после первого собрания.

— А для чего ты это сделал?

— Мы должны защищать себя. Хозяин делает такие вещи, которых он не имеет права делать.

— Это верно… Но ничего не попишешь, такая уж у нас с тобой профессия. Впрочем, всюду свои трудности… Да, жизнь — нелегкая штука!

Говоря это, он вздохнул.

— И все-таки это несправедливо, — сказал Жюльен.

Мастер покачал головой.

— Эх ты, бедняга, — пробормотал он.

Вдруг Андре замолчал. Мальчику показалось, что какие-то слова готовы сорваться у него с языка, но мастер не произнес их.

— Отлично, а теперь начинай перемешивать тесто с жиром, — сказал Андре.

Жюльен приступил к делу.

— Через несколько лет ты, возможно, будешь иначе смотреть на вещи, — продолжал мастер. — К тому же у твоих родителей, верно, водятся кое-какие деньжата. Рано или поздно они помогут тебе открыть собственное дело.

Мальчик ничего не ответил. Мастер снова вздохнул и прибавил:

— Когда ты вынужден зарабатывать на жизнь, приходится со многим мириться!

После отъезда Мориса Жюльен никуда не отлучался из цеха. Заказы развозил новый ученик. Его звали Кристиан, он был маленький и тщедушный, но очень шустрый и компанейский. У него были черные курчавые волосы и живой взгляд; Кристиан все время улыбался.

Мастер, который невзлюбил Эдуара, работал главным образом с Жюльеном; однажды он сказал мальчику:

— Сдается мне, что хозяин всегда будет тобою недоволен. Придется с этим смириться, а в общем тебе наплевать: не успеешь оглянуться — и время твоего ученичества кончится.

И в самом деле, зимние месяцы промелькнули очень быстро; они, как обычно, были отмечены предпраздничной лихорадкой и безумной спешкой, когда с работой едва справлялись.

Элен, горничная из отеля «Модерн», уехала в Безансон: она нашла там другое место. Несколько дней Жюльен чувствовал себя особенно одиноким, но довольно скоро снова начал следить за девушкой, похожей на Марлен Дитрих: она по-прежнему проходила мимо кондитерской. В сущности он и не переставал думать о ней.