— Во всяком случае, — проворчал Морис, — хозяин теперь будет держать ухо востро. Мне-то наплевать, я через месяц увольняюсь, но тому, кто придет на мое место, придется ловчить, коли он вздумает убегать по ночам.

— Да, так вот и исчезают добрые старые традиции, — вздохнул Пилон.

Барно поднял бидон с земли, и все двинулись в обратный путь. Уже спустилась ночь, и только вода в канале Карла V блестела, словно она вобрала в себя весь цвет, еще остававшийся в глубинах небосвода.

— Чем мы сейчас займемся? — спросил Зеф.

— Вам придется меня извинить, но я должен уйти, — сказал Жюльен.

— Пойдешь навестить свою старушку?

— Я бы не отказался проводить все воскресенья с такой старушкой, — заявил Морис.

— Спасибо, ребята, вы были сегодня на высоте, — сказал Жюльен.

— Ладно, ладно, беги, она ждет тебя.

Жюльен быстро пошел вперед. Он знал, что Элея придет на свидание еще не скоро, но ему хотелось уйти, расстаться с товарищами… Ему непременно хотелось, чтобы они знали: он идет к ней.

В этот вторник хозяев не было дома, и Жюльен мог свободно выходить и возвращаться, даже не таясь. И всякий раз он видел, что Эдуар лежит на постели, повернувшись лицом к стене и дрожа от злости.

Немного встревоженный, Жюльен спросил Мориса:

— Думаешь, он и вправду ничего не скажет хозяину?

— Если он станет болтать, я сам им займусь. Мне терять нечего, все равно я ухожу отсюда.

Но Эдуар не стал болтать. Все утро в среду он работал, не раскрывая рта. В полдень за едой хозяин спросил, не болен ли он. Тот коротко ответил, что у него болит голова и ноет печень.

— Мне не следует пить вина, — прибавил он. — Я должен избегать даже уксуса и всяких приправ.

Жюльен и Морис толкнули друг друга под столом.

Сразу же после обеда кто-то вызвал хозяина в магазин. Мальчики поднялись к себе в комнату. Закрыв плотно дверь, Морис сказал Эдуару:

— По-моему, тебе уже пора перестать злиться. С этой историей покончено. Нельзя вместе жить, вместе работать и не разговаривать друг с другом.

Эдуар ответил не сразу. Он сидел на краю кровати, упершись локтями в колени, и, скрестив руки, смотрел в пол.

— Как угодно, — продолжал Морис. — Но все то время, что мне остается пробыть в твоем обществе…

Жюльен ничего не говорил, он наблюдал за Эдуаром, который по-прежнему сидел не двигаясь. Потом Жюльен принялся поправлять свою постель, и тут он заметил, что Эдуар поднял голову и смотрит в его сторону. Глаза Эдуара блестели, и вскоре две слезинки скатились по его пухлым румяным щекам.

— Что с вами? — спросил Жюльен.

Эдуар медленно поднялся.

— Вы поступили подло, — сказал он. — Из-за вашего дегтя я теперь весь покрылся прыщами. Я так долго оттирал его эссенцией, что началось воспаление.

— Ну-ка покажи, — сказал Морис.

Эдуар спустил брюки. Низ его живота, бедра — все покраснело. Местами кожа была обожжена, несколько белых прыщей гноилось.

Пока он застегивал брюки, Морис и Жюльен молча переглянулись.

— Хорош я теперь, — простонал Эдуар. — А ведь я и без того болен!

— Ну, старик, не надо на нас злиться, мы ведь не думали… — пробормотал Жюльен.

Морис перебил его и крикнул:

— Конечно, очень жаль, что ты в таком состоянии, но признайся, ведь ты сам в этом виноват. Нечего было делать гадости Жюльену. А потом, когда тебе предложили драться, не надо было трусить.

— Я не люблю драться, — сказал Эдуар.

Морис немного помедлил, потом посмотрел на Жюльена, подошел к Эдуару и очень спокойно спросил:

— Даже с булыжником в руке?

Тот понурил голову и снова опустился на кровать. Несколько минут все молчали. Жюльен и Морис продолжали оправлять постели. Эдуар по-прежнему сидел на краешке кровати. Он долго смотрел на них, а когда они кончили, поднялся, подошел к мальчикам и сказал:

— Ну, давайте лапы, что ли?

Голос его звучал неуверенно. В глазах еще притаилась тревога.

— Так-то лучше, — заметил Морис.

Они обменялись рукопожатиями, но Эдуар сделал это как-то вяло.

Несколько минут спустя со двора послышался голос мастера: пора было приступать к работе. Спускаясь по лестнице, они услышали, как хозяин что-то громко кричит в столовой. Едва они вошли в цех, там появился и он, лицо у него было бледное, брови нахмурены, взгляд колючий.

Хозяин два или три раза обошел помещение. Рабочие провожали его глазами. Поведение господина Петьо и уже одно то, что он в такой час не спит, а находится тут, — все говорило: произошло нечто из ряда вон выходящее.

Наконец он остановился, скрестил руки на груди, потом развел их в стороны и указал на Жюльена.

— Господа, я должен вас предупредить, что среди нас находится коммунист, — заявил он.

Молчание.

Все взгляды устремлены на Жюльена.

Хозяин делает паузу, потом продолжает:

— Вот именно… Он… Этот самый. Этот маленький… — Господин Петьо изменил тон и злобно усмехнулся: — Простите, я чуть было не оскорбил его. Совсем забыл, что это запрещено. — Хозяин повернулся к мастеру: — Смотрите, Андре. Вам тоже надо остерегаться. Ведь этот тип неприкосновенен. Господина Жюльена Дюбуа нельзя задевать, его ни в коем случае нельзя оскорблять, не то вам придется иметь дело с конфедерацией труда и уж не знаю с кем еще.

Он остановился, сделал несколько шагов по направлению к двери; потом снова подошел к мастеру и прибавил:

— Видите ли, я, на свое несчастье, задал ему взбучку, после того как он в тот день черт знает что натворил. Оказывается, это не положено: только что у меня побывал большой начальник из конфедерации труда. Он явился и любезно предупредил: если я и впредь буду так себя вести, то меня ожидают неприятности.

Хозяин снова прошелся по помещению, усмехаясь и что-то бормоча.

Потом внезапно расхохотался и заорал:

— Плевать я хотел! Неприятности! Они угрожают мне неприятностями! Вот уже несколько лет, как мы со дня на день ожидаем войны, она ввергнет мир в кровавую бойню, и все это исключительно из-за тех глупостей, что натворил Народный фронт. И вот какой-то господин из ВКТ грозит мне неприятностями. Черт возьми! Красиво они себя ведут! Не вмешайся эти кретины, Франция уже давно бы заключила союз с Муссолини, и бесноватый из Берлина заткнул бы свою пасть! Но нет, левые все сделали, чтобы доставить стране неприятности, а теперь они грозят неприятностями мне, члену Французской народной партии! Мне, участнику войны четырнадцатого года! И такие люди намерены меня учить… Люди, готовые подтирать зад трехцветным знаменем! Субъекты, в которых чести и патриотизма ни на грош, намерены наводить порядки в моем доме!.. Хотел бы я на это поглядеть! А для кого у нас существуют тюрьмы? И карательные отряды? Господи, когда же наступит день и у нас появится правительство, которое прикажет поставить к стенке весь этот сброд!

Господин Петьо задохнулся.

— Но кто к вам приходил? — спросил мастер.

Тогда хозяин расхохотался. Выпятив живот и неловко переваливаясь, чтобы изобразить с трудом передвигающегося толстяка, он фальшиво запел:

Господин Петьо так хохотал, что у него перехватило дух. Мастер едва улыбнулся.

— Вы его хорошо знаете, — продолжал хозяин, — первого мая он всегда несет знамя. Он до того толст, что, кажется, вот-вот лопнет. По-моему, его зовут Жакье или что-то в этом роде.

— Понятно, — сказал мастер. — Он у них там важная шишка.

— Так вот, он-то и явился ко мне… Вы ведь не знали, что господин Жюльен такая продувная бестия! Мальчишка состоит сразу и в вашем, и в их профсоюзе. Да-да, именно так.

Мастер, видимо, был смущен. Морис снова принялся за работу, повернувшись к хозяину спиной. Один только Эдуар улыбался.

— Что касается профсоюза, вы сами в этом разбирайтесь, — продолжал господин Петьо. — Я только подумал, что будет честнее вас предупредить.