На следующий день мы вернулись на остров Удачи, где нас встретил косяк тарпона. Казалось, рыбины просто ждали, когда их поймают. Мы согласились оказать им такую услугу и прежде, чем погрузить ялик на палубу «Лукреции», я взял Софи и Монтану на рыбалку. Каждая подцепила на крючок и отпустила по своему первому тарпону.

«Барилете» отправился на борт шхуны без меня. Я принял приглашение капитана Софи и записался в команду «Голубой мечты». Когда солнце начало заходить, мы направились на Ки-Уэст.

В тот же день, когда мы бросили якорь позади Елочного острова, я отвел Софи и Монтану на кладбище Ки-Уэст – и, стоя у могил их родственников, страшно волновался. Я показал семейные участки и надгробие Тедди, а потом ждал, когда Монтана наиграется с древесными ящерицами. Наконец она нарушила тишину, сказав:

– Теперь мне бы хотелось посмотреть на ваш дом.

Через несколько дней я отвез Софи и Монтану в Маратон. Софи попросила меня помочь связаться с отцом Ларри: ей очень хотелось, чтобы Монтана встретилась со своим дедом. Он был отставной летчик военно-морского флота, к тому же вдовец. Жил он в одиночестве на борту древнего катамарана, стоящего на приколе в гавани. Он был в восторге от знакомства с внучкой, о которой до сих пор только слышал.

Я в очередной раз сменил судно, к которому был приписан, Монтана и ее дед встали у штурвала, и мы вчетвером поплыли к краю Гольфстрима мимо маяка Сомбреро. Здесь когда-то развеяли прах Ларри, и Монтана бросила в воду маленький букет гибискуса. Софи и Монтана решили погостить у деда несколько дней. Я же вернулся на Спунбилл-лейн в Хайборн-Хилл.

Когда они вернулись из Маратона, я помогал Лупе стричь изгороди бугенвиллии вдоль подъездной аллеи. Софи и Монтана незаметно прошли по дорожке и подкрались ко мне со спины. Первое, что бросилось мне в глаза, – маленькая золотая цепочка, которую Монтана теперь носила на шее.

– Если вы не возражаете, – сказала Софи, – мы с радостью приняли бы ваше приглашение и остались здесь на некоторое время.

На некоторое время – и навсегда. Софи и Монтана украсили мою жизнь, для описания которой я с трудом подбираю слова.

Однажды, пока я шлифовал песком и покрывал лаком борта «Голубой мечты», ко мне в шлюпке подплыла Софи. Она поднялась на борт, поцеловала меня и повесила на бортовой леер знак «ПРОДАЕТСЯ».

– У меня хорошие новости, – сказала она.

Похоже, что в злонамеренных стараниях не подпускать никаких Хайборнов к семейным сундукам единственными наследниками доходов от судоходного бизнеса Доналд Даймонд Говнетий сделал прямых потомков собственной ветви. Угадайте, кого он не учел? Правильно. В его жизни объявилась моя корсиканская жена.

Да, мы поженились на Гаити, и теперь у меня есть прекрасная приемная дочь, которую я помогаю растить в Хайборн-Хилл и учу рыбачить.

Что там говорить – однажды после обеда для нас большим сюрпризом стало внезапное прибытие самолета Вилли Сингера. Он обозначил свое присутствие в небе над Ки-Уэст, когда я рыбачил с клиентом на отмелях к западу от судоходного канала. «Жемчужина» летела не больше чем в десяти футах над водой по левому борту от моего ялика. Пришлось многое объяснять обалдевшему и контуженному рыболову на носу, явно не привыкшему к тому, чтобы друзья здоровались таким странным способом.

В тот вечер за ужином Вилли рассказал нам, что получил известие о смерти Клеопатры, когда возвращался домой и, по иронии судьбы, находился в Вануату. Он передал новость Уолтэму и Парфе. К его удивлению, оба появились на следующий день в аэропорту Санту со священным деревом, которое попросили отвезти на Кайо-Локо и посадить рядом с могилой Клеопатры. То был дар и вечная связь с народом Дальвадо.

На следующее утро мы все уселись в самолет Вилли, взлетели из гавани Ки-Уэст и через три часа приземлились в Кэбин-Бой-Бэй. Икс-Ней, Дайвер, местные жители и несколько семей с проходящих мимо парусных лодок смотрели воздушное шоу. Дайвер сказал нам, что Соломон отвел «Лукрецию» в Нассау, чтобы взять на борт детишек, учившихся в его корабельной школе. После праздничного обеда на пляже мы отправились на мыс Орлика и посадили священное дерево из Дальвадо рядом с одинокой пальмой, росшей на могиле Клеопатры. Монтана принесла раковину из Ки-Уэст и положила ее рядом со своим первым подношением.

Мы приехали на день, а остались на неделю. Такое часто случается на Багамах, особенно когда погода хорошая. Мы с Монтаной катались на Мистере Твене и Океании дни напролет. Софи нашла, по ее словам, нечто магическое в бедном пейзаже Кайо-Локо и снимала своим новым цифровым фотоаппаратом. Каждый вечер в коттедже мы просматривали слайд-шоу на ее компьютере к несказанному удивлению местных жителей. По-моему, она была счастлива.

Я наконец отвез Вилли на обещанную рыбалку, но теперь его куда больше привлекала душа маяка, чем альбулы. Дайвер взял его под свое крылышко, и Вилли с радостью нес вахту каждую ночь. В конце недели он усадил всех нас на берегу вокруг костра и сыграл нам песню, которую написал для Клеопатры. Называлась она «Соленый клочок суши». Мы попросили его взять гитару на мыс Орлика и сыграть песню ей. Мы верили, что она ее услышит.

Однажды мы подцепили и отпустили альбулу, которая, по его словам, была больше всех тех, что встречались ему за время его странствий в Тихом океане. Потом Вилли позвонил Кокоцу, и они договорились встретиться в Гранд-Турке, где шла операция по подъему затонувших сокровищ. По дороге на встречу со старым другом он должен был забросить нас домой. Перед отлетом я сидел в кресле второго пилота и смотрел, как он вводит координаты мыса Орлика в спутниковую систему навигации. Он окрестил место аббревиатурой СКС – «Соленый Клочок Суши».

Мы взлетели и сделали несколько кругов над островом. Оставшиеся на острове поднялись на маяк и махали нам оттуда. Монтана посмотрела в иллюминатор на исчезающий внизу остров, повернулась к нам с Софи и сказала:

– Тут здорово, но я соскучилась по нашему дому.

Я тоже.

В Ки-Уэст прекрасная тропическая ночь. Я счастлив, потому что у меня есть любимая жена и дочка. А еще – мне хватило удачи и друзей, чтобы спастись от себя самого. Конечно, остались шрамы, но зато никаких сожалений.

Софи сидит за компьютером и работает над очередным альбомом фотографий. Дочка прикорнула у меня на руках, устав исправлять мой ужасный французский – я учу его, читая ей на ночь сказки на ее родном языке.

Все эти приключения с грохотом ворвались в мою жизнь верхом на штормовом ветре, но теперь его сменил бриз – слишком слабый, чтобы сорвать меня с места. Я спокоен за свое будущее и доволен жизнью.

Когда я думаю о своих приключениях, я всегда вспоминаю песню великого Джимми Хендрикса. Вот и сейчас я смотрю на Монтану, беру в руки гитару, и мы вместе поем эти незабываемые строки:

Но ветер помнит. Помнит все.

Наконец-то у меня появилась настоящая работа. Я проектирую лодки в компании «Лос Баркос» на Сток-Айленд, которой владеет Сэмми Рэй. Наши мелководные ялики славятся на всю округу. Да, а еще я изредка вспоминаю ремесло гида – если вдруг приезжают друзья или старые клиенты.

Альбом фотографий Софи купило крупное французское издательство, и во Франции книга мгновенно стала бестселлером. А еще она приняла эстафету у Клеопатры: руководит Обществом смотрителей маяков и курирует детский лагерь на Кайо-Локо вместе с Соломоном и Дайвером.

Эль Коэте получил известие о смерти Клеопатры по пути на стадион в Гаване. Он вышел на игру с траурной повязкой на рукаве, подал ноу-хиттер и посвятил свою великолепную игру в этом матче Клеопатре.

Соломон продержался на «Лукреции» немногим дольше меня. Он провел слишком много лет в море и наконец созрел для жизни на берегу, да и место где жить искать ему не пришлось – он поселился в домике смотрителя маяка на Кайо-Локо, а командование «Лукрецией» передал Роберто. Теперь он нянчит внуков, работает вместе с сыном на маяке и преподает морское дело в школе, о которой мечтала Клеопатра. Каждый день он навещает свою боевую подругу и приносит ей свежие цветы из своего садика.