Я был ошарашен.

– Ты предлагаешь мне работу? – Я старался выглядеть невозмутимо. – Когда начинаем?

– Вчера, – ответил Баки.

Не знаю, что такого во всем этом сахаре, тесте и растопленном масле, но после моих ковбойских ночей в Вайоминге подобный завтрак превратился в насущную необходимость. Я называл его «подгузником» – из-за способности впитывать излишек алкоголя, гуляющий в крови монстра вечеринок. Эти блинчики и неожиданно возникшие планы на ближайшее будущее оказались потрясающим лекарством от похмелья.

Подойдя к траулеру, мы сообщили капитану Кирку о моем решении работать на Баки. Он был очень доволен. Он собирался в обратный рейс на Хит-Вейв и отплывал с приливом в десять.

Я выполнил свои последние обязанности в качестве члена команды «Карибской души», погрузив на борт мебель ручной работы для дома на берегу залива Пердидо. Закрепив груз, отнес свои скромные пожитки в старенький джип Баки. Коллекция произведений искусства Талли Марса ехала со мной впереди. Изображение святой Барбары я держал на руках, чтобы у нее был хороший обзор, а вторую картину, свернутую трубочкой, подоткнул сзади для сохранности. Мы ехали на базу «Потерянные мальчишки» – в мой новый дом.

Распаковав вещи, я оседлал Мистера Твена и поскакал назад в город проводить «Карибскую душу». Когда мы добрались до пристани, Кирк уже загрузился и был готов к отплытию. Я смотрел на него и думал, что же ему сказать. Я должен был поблагодарить его за очень-очень многое. С другой стороны, я знал, что он смутится, начни я разглагольствовать о том, как он придал моей жизни новое направление. Капитан Кирк – человек немногих, но верно подобранных слов. Он мудрый командир – один из тех редких людей, что ставят благополучие других превыше своего. За это он получил медаль во Вьетнаме, хотя и никогда об этом не говорит. Он живет настоящим, не думая о том, что случилось вчера или что произойдет завтра.

Он спустился вниз, потрепал по холке Мистера Твена, и мы пожали друг другу руки.

– Увидимся через пару недель. Позаботься о моих инвестициях, – сказал он с улыбкой. В следующий миг он уже выкрикивал команды.

Отдали швартовы, капитан Кирк развернул судно и двинулся на север. Несколько секунд толпа на пристани махала ему вслед, а увидев, как «Карибская душа» совершила свой первый поворот к Птичьему каналу, разошлась. Каждый отправился по своим делам.

Я легонько пихнул Мистера Твена в левый бок, и он повернул на юг. Похоже, он и без меня знал, куда мы едем.

«Потерянные мальчишки» встретили меня визгом бензопилы, ударами молотков и барабанами Тито Пуэнте[39] из забрызганного краской динамика. Бригада рабочих наносила последние штрихи на постройки базы.

Я свернул с пляжа и поехал через рощицу апельсиновых деревьев за лагерем. Всю дорогу я старался уяснить себе тот невероятный факт, что теперь я буду здесь жить. Распаковывая вещи, развешивая картины и кормя лошадь, я несколько раз останавливался, смотрел на безбрежное изумрудное море и щипал себя. Мне надо было убедиться, что все это не сон.

Вечером Баки и я сидели на берегу с парой местных плотников, подрабатывавших в нашем прибрежном имении. Мы развели костер из скорлупы кокосовых орехов и жарили на огне моллюсков и хвостики омаров.

Баки придумал забавную игру в истории. Называлась она «Последняя вечеря» и сводилась к следующему: мы разрешали этим злым, мстительным тварям – слепням то есть – сесть себе на руку или ногу и укусить. Далее произносилась эпитафия жрущему свой последний ужин насекомому, после чего маленького ублюдка прихлопывали. Речи оценивались на голосовании всеми присутствующими, и лучший оратор получал бутылку вина.

– Я просто хочу превратить уничтожение кусучих насекомых в спорт. А то все нарды да «скраббл», – пояснил Баки.

Мы поедали омаров под острым индейским соусом «Agua del inferno». К восторгу моего учителя я самостоятельно перевел название:

– Бьюсь об заклад, «Воды ада» дадут фору «Табаско», – сказал я Баки.

Перец жег губы, и время от времени мы прикладывались к бутылкам холодной «Короны». Мы подняли тост за счастливые звезды у себя над головами. За весь день я так наулыбался, что заболели щеки. Головокружительные перемены – только утром я съехал с траулера, и вот уже любуюсь закатом на крыльце моего пляжного домика – так увлекли меня, что я напрочь позабыл о своей главной задаче: изучить книги и кассеты, которые дал мне Баки, мой ускоренный курс рыбалки на отмелях. На этом мое участие в пляжных посиделках завершилось. Я вдруг понял, что у меня еще куча дел.

– Все нормально, – беспечно отозвался Баки. – Я сказал Икс-Нею, что ты никогда не удил в морской воде, ко зато умеешь забрасывать против ветра.

– Икс-Ней возвращается? – спросил я. – И что это вообще за имя такое?

– Индейское, – ответил Баки. – Но Икс-Ней не просто майя. Он хунан.

– Шаман? – переспросил я.

– Как ты догадался?

– Шаманом был лучший друг моего отца, – ответил я.

– Это уже интересно, – сказал Баки, изумленно качая головой.

– Когда начинаем? – спросил я.

– Как только он вернется.

– Я помню, ты говорил, что сейчас его на острове нет. Где он?

– На прошлой неделе боги неожиданно призвали его в Шибальбу.

– Это далеко?

Баки рассмеялся:

– Ну, по шоссе 307 туда не доберешься. Шибальба – девятиэтажный мир иной, преисподняя, где шаманы ищут мудрость духов. Туда ведет тайная крутая тропа. Она проходит через ряд пещер, войти в которые могут только шаманы. Это очень опасное место. Там уйма змей и драконов. Сама дорога устлана шипами, а по обеим ее сторонам – либо стремительные потоки, либо бездны. Там живут злые демоны, осмеливающиеся бросать вызов богам.

– Думаю, я подожду, пока он вернется, – сказал я.

Икс-Ней, вместе с которым мы должны были тренироваться, не объявился и к середине моей первой недели обучения. Я набросился на искусство ужения в морской воде, словно сам был голодной рыбой, и жадно поглощал информацию. Одновременно я влюблялся в красоту и безмятежность самого процесса выслеживания крупной рыбы на мелководье и ее ловли на тоненькую леску маленькой удочки. Я попался на крючок.

Я зачитывался книгами о рыбалке до поздней ночи и засыпал под симфонию сверчков и древесных лягушек, уронив книгу на грудь. Однажды ночью мне приснился кошмар. Я попался в плен к пиратам. Они смотрели, как я отчаянно пытаюсь забросить удочку, и кричали что-то наподобие: «Никакой он не гид! Давайте вздернем его!» От виселицы меня спасли первые лучи солнца. Я вскипятил котелок воды для чая, вывел Мистера Твена на прогулку и следующие несколько часов до возвращения Баки тренировался на свежем воздухе: учился закидывать мушку.

На берегу мы проторчали около часа. Баки поделился со мной профессиональными секретами, помог отшлифовать совершенно необходимую «двойную тягу», и наконец объявил, что я готов к рыбалке.

На новеньком причале за базой мы сели в один из яликов. Разглядев лодку, я просто обалдел; она была вовсе не похожа на отполированные ялики из книги Лефти Крея.[40] Я сказал об этом Баки. Он объяснил, что недавно купил ее у старого рыбака майя в Пунта-Альен. Бедняга столько лет щурился на солнце, что ослеп, и ему пришлось распрощаться с морем. Правда, перед тем как окончательно потерять зрение, он изобразил на корпусе посетившее его видение.

Борта лодки покрывали вереницы майянских богов. На корме они соединялись с большим зеленым хвостом крокодила, а на носу перетекали в два гигантских глазных яблока. Старик объяснил, что глаза принадлежали богу рыбалки по имени Чак Квайаб Шок. Он не только дарил хороший улов, но и пожирал тонувших рыбаков. Индеец сказал Баки, что ему нужны деньги на операцию – удалить катаракту, – и продал лодку с одним условием: никогда ее не перекрашивать. Баки назвал ялик «Барилете».