Веста передернула плечами. Смешали старые сказки с новыми, и получили жуткие истории про злых богов прошлой эпохи, которые не гнушались кровавыми жертвоприношениями. Конечно, как же иначе.

— Ану и Нанна живут… Жили, — поправилась Веста, продолжая шагать вперед, — в небесном чертоге. Ану был верховным богом, сыном Эрра — великана хаоса, из тела которого был сотворен наш мир. В битве за еще совсем юный мир, он победил своего брата — близнеца ударом молнии и грома. Потом взял в жены Нанну. Хранительницу домашнего очага. У них была дочь Иллая. Богиня целительница. Мы с бабушкой всегда обращались к ней в своих заговорах. Был и сын, но я не знаю его имени. В легендах говорилось, что он пропал среди людей, влюбившись в человеческую женщину и отдав свое бессмертие за жизнь рядом с ней… Много историй, Кира, я все тебе сразу не расскажу. Боги существовали рядом с людьми, и в старые времена их зачастую можно было встретить. Уже потом они начали удаляться на небеса, наблюдая за нами сверху и изредка вмешиваясь в дела. Затем и вовсе, оставили нас. После пришел Единый и старые боги стали врагами.

Кира задумалась над сказанным.

— И что никаких кровавых жертвоприношений?

— Нет. Мы приносили фрукты и вино на алтарь Нанны и Иллаи. Редко животных в честь победы Ану над своим братом. Но никаких сваренных в молоке детей и девственниц, прикованных к скале, если ты об этом, — и оглянулась на идущую следом Киру.

Та казалась расстроенной.

— Как‑то скучновато, не находишь?

Веста в ответ пожала плечами. Ну, если сравнивать с такой стороны, то да — слуги Единого уж точно развлекаются по полной. Воскресенье нынче и не воскресенье, если не сжечь парочку ведьм, приправив это дело публичным наказаниям еретиков.

— А ты знаешь историю, когда Единый проклял царя и у него родился сын с волчьей головой? Отец рассказывал нам её как‑то перед сном. Царь разгневал бога своими грехами, и тот наказал его.

— Нет, не знаю.

— А хочешь я расскажу?

Сопротивляться не имело смысла. Всё равно расскажет. Поэтому Веста кивнула и приготовилась слушать леденящую душу историю о том, как небеса карают грешников.

*************

Доминик отошел к невысокому столику и плеснул себе вина из графина. Сделал жадный глоток и повернулся к лежащему на полу мужчине.

Еще жив.

Еще сопротивляется.

Сет всегда был упрям, и это уже начинало раздражать Доминика. Каким‑то образом ему удалось спрятать ценное воспоминание в глубине остальных, завернуть его в них, прямо, как хрупкую вещицу в ткань, чтобы не повредилась ненароком.

Он не сдавался, не смотря на то, что колдун раз за разом переворачивал его сознание, забираясь всё глубже, чтобы отыскать, куда же наемник направил девчонку. Увидеть чужими глазами, взглянуть на ту, о которой так беспокоилась Вивиан.

Сет не пускал его. Видимо, за двадцать лет все‑таки сумел чему‑то научится, раз магия Доминика не могла подчинить его и сломать сразу.

Наемник зашевелился, застонал, приподнялся на локтях, глядя на колдуна. На его бледном лице запеклись царапины и ссадины, проступили синяки, на лбу блестели крупные капли пота. Выглядел Сет паршиво. Чувствовал себя также. Но всё же нашел силы насмешливо произнести.

— Как‑то слабовато выходит, Доминик. Я полагал, ты намного сильнее. Или Зазеркалье нынче магией не делится? Твоему темному дружку самому не хватает, небось.

"Отдай его мне, Доминик", — раздался над ухом вкрадчивый голос Ира, колдун приметил мелькнувшую в зеркале тень. — "И я обещаю, что он будет корчится долго… Его мозги вкрутую сварятся в тесной и маленькой черепушке".

— Не стоит. Я сам.

Другой только пожал плечами, мол, моё дело предложить. Доминик же поставил пустой бокал на стол, размял кисти — хрустнули суставы. Пора кончать с Сетом. Время дорого. Девчонка уходит от него всё дальше и дальше, а Ир стал слабее чувствовать Дар. Значит, ей помогают. Пытаются спрятать от пытливого ока зеркал.

Доминик закрыл глаза, распрямил ладонь, чувствуя, как сила Ира втекает в него — темно — синяя, с невыносимо горьким привкусом, оседающим на языке — она переливается в отражениях, змеится между осколками граней, струится в мир людей и наполняет его, как вода наполняет пустой сосуд…

Не нужно было размыкать веки, чтобы видеть, как Сет напрягся, готовясь к новому удару, как он стиснул кулаки, как сжал челюсти, как его губы превратились в тонкие обескровленные линии… От горького вкуса у Доминика закружилась голова, но он продолжал тянуть силу, чтобы обрушить её на щит противника, сломать, подавить его, раздавить этой слепящей оглушительной волной, запустить невидимую руку в его разум и вытащить воспоминания…

"Ты сказал, что я слаб, Сет? Ты сейчас горько пожалеешь о своих словах. Не поможет на этот раз твоя хлипкая магия"

Когда в глазах уже помутнело, Доминик нанес удар на скорчившуюся на полу фигуру. Щит Сета сломался сразу, рассыпался блестящими осколками, будто и не было его… Сам Доминик уже не слышал, как тот кричит, не видел, как корчится от ледяного прикосновения силы Зазеркалья — его уже накрыло воспоминаниями наемника. Теми самыми, которые тот так отчаянно защищал.

— Тшшш… Ну, что ты плачешь, а? — маленькая девочка на его руках захлебывалась слезами. — Тшшш, не плачь, Веста. Всё хорошо… Тшшш, — и замолчал растерянный, не зная, что еще сказать ребенку. — Я сказал, не плачь.

И что самое удивительное, она прекратила плакать. Уставилась на него своими большими светлыми глазами и затихла. Сет вздохнул с облегчением — общение с детьми всегда давалось ему с трудом. А уж, что говорить, о такой малышке.

Он осторожно положил её на расстеленное одеяло на кровати и сунул девочке игрушку. Сам сел напротив и задумался.

Вивиан ушла на рассвете, долго прощаясь с дочкой. Боялась, что Доминик найдет её по отражениям. Вряд ли она когда‑нибудь увидит ребенка. А ему, Сету, предстоит найти тех, кто позаботиться о носителе Дара.

Пока Вивиан пряталась у него, Сету удалось кое‑что узнать. Если верить слухам, надо идти на север, к горам. Там есть оставшиеся в живых потомки Хранителей. Они‑то смогут сберечь девочку.

Из раздумий Сета вывел внезапный шум — Веста потеряла интерес к своей погремушке и каким‑то образом умудрилась достать из сумки кинжал. Теперь деловито пробовала на вкус круглое навершие.

— Веста! Бездна тебя побери, что ты делаешь?! — Сет вырвал у нее из рук оружие, засунул его в сумку и убрал с кровати от греха подальше. И подхватил девочку на руки — та снова начала плакать. — Боги, твоя мать с ума сошла, раз решила, что я могу за тобой приглядывать…

Почти, но не то… Доминик запустил "щупальца" глубже, игнорируя жалкое сопротивление Сета. Не мешай, Пёс. Всё равно доберусь до желаемого. Лучше расслабься и попробуй получать удовольствие.

О её внезапной кончине говорил весь двор. Кто‑то упоминал чуму, кто‑то южный пот, а кто‑то утверждал, будто её отравили. Но одно было ясно точно — Вивиан Руа мертва.

Чтобы ни говорили при дворе, он был уверен — во всем виноват колдун. Это из‑за него она мертва. Доминик прикончил свою жену, узнав, что та спрятала ребенка, и обстроил всё так, будто она сгорела от лихорадки.

Её хоронили на Золотых Холмах. Там, где находилось кладбище для дворян. Проводить в последний путь Вивиан собралось много людей, и Сету без труда удалось затеряться в толпе. Ему на руку сыграл и дождь — тот лил вот уже четвертый день подряд, будто небо тоже оплакивало её кончину.

Это было опасно, приходить сюда — колдун считает, что он мертв. Все так считают. Но он не мог не прийти… Необходимо было попрощаться.

Сет натянул капюшон так, чтобы закрыть лицо, и встал у кого‑то за спиной — ему и отсюда было хорошо видно, как несут гроб с её телом. Закрытый. Но Сет знал, что золотистые волосы украшены маленькими красными цветами, а одета она в белое подвенечное платье. В холодных пальцах зажата свеча — та самая, что осветит ей путь в райские кущи, к Единому.