— Когда ваше высокопревосходительство сражались за освобождение северной части родины, — начал Сабит-дамолла, — мы тоже отважно боролись за изгнание врагов из Алтышара[28] и вот, всевышнему было угодно, создали Восточнотуркестанскую республику.

— Так, — качнул головой Ходжанияз.

— Мы наладили отношения с Турцией и Афганистаном. А теперь считаем необходимым установить связи с соседом — Советским Союзом, Индией, а также с Англией и даже с Китаем.

— А они дадут нам винтовки? — вдруг спросил Ходжанияз.

Сабит удивился неожиданному вопросу и растерялся, не зная, что ответить, но на помощь пришел Гаип-хаджи:

— Дело, наверное, не только в том, ваше превосходительство, чтобы брать винтовки. Нам сейчас, как осиротевшему козленку, нужно сосать тех, кто дает молоко…

— Говорите яснее, что хотите сказать! — перебил его Ходжанияз.

— Надо принимать любую помощь. Без поддержки какого-нибудь большого государства мы не сможем обеспечить освобождение, — резко ответил Гаип-хаджи.

— Не скроем — мы получили от англичан оружие и готовы взять еще, если будет необходимо. Братская Турция — наш верный союзник. А с красной Россией… — Сабит чуть помолчал. — С красной Россией мы думаем ограничиться лишь торговыми отношениями.

— Говорят, у русских открытая душа, без коварных замыслов, как у других, а, дамолла? — спросил Ходжанияз.

Гаип-хаджи тут же ответил:

— Возможно, их душа открыта для других, не для нас.

В разговор вступил молчавший до сих пор Махмут Мухит:

— Мы больше занимались военными действиями, у нас не было времени определять внутреннюю и внешнюю политику. Теперь это время настало.

— Конечно, конечно. Сегодня я заговорил об этом лишь в порядке сообщения, — смутился Сабит-дамолла.

— Шамансур так и остается в стороне, с вами не объединяется? — снова задал каверзный вопрос Ходжанияз.

— Я положил все силы на укрепление единства. Республика — плод моих стараний. А Шамансур держится в стороне. Хочет создать отдельное Хотанское падишахство, — тяжело вздохнул Сабит.

Да, Шамансур очень на это рассчитывал. В недавнем прошлом Томур, присвоивший себе китайское звание «сычжана» — командира дивизии, занял Кашгар и обвинил Сабита-дамоллу в заговорщических связях с Шамансуром. Заключил в тюрьму. После убийства Томура дунганами Сабит вышел из заключения. Десятого июля 1933 года Сабит-дамолла, Шамансур и старший его брат Махамматимин (Бурга) объявили о создании в Хотане и Яркенде Восточнотуркестанской исламской республики под их управлением, о чем была опубликована декларация. В том же году, 12 ноября, управление республикой перешло в Кашгар и официально оформилось здесь. Вот о чем коротко поведал сейчас Сабит.

— И этот пройдоха посмел так вознестись? — разозлился Ходжанияз.

— Как только ваше превосходительство сядет на президентский трон, мы сможем в совершенстве решать вопросы укрепления внутреннего и внешнего единства, — иронически заговорил Гаип-хаджи.

Сабит, прикрывая его насмешку, повел речь о другом:

— Мы готовы сегодня провести церемонию вашего вступления на президентскую должность и официально объявить об этом.

Он рассказал о порядке церемонии, ее политическом значении, о том, как торжественно она проводится в других странах, а затем кратко изложил суть политической программы республики.

— Зачем такая пышность? Все равно нам не сравняться с большими государями. Я привык вершить дела на коне, — возразил Ходжанияз, а Гаип-хаджи злорадно подумал: «Не говорил ли я, что из дикого дехканина президента не сделать?»

— И это верно, — согласился Сабит, — но высокие государственные должности захватывать не полагается.

— Когда полностью освободим родину, говорите о «троне» или еще о чем хотите, и пусть будет по-вашему. А сейчас надо бросить все силы на разгром врага! — стоял на своем Ходжанияз, не очень любивший официальные торжества.

— Мы должны объявить народу, что ваше превосходительство стали президентом, — упорствовал Сабит. — Вам необходимо официально принять эти обязанности.

— Ну хорошо, только без излишних торжеств, не беспокойте народ.

— Пусть будет по-вашему, — согласился Сабит-дамолла.

Назиры во главе с Сабитом-дамоллой хоть и не стали, по желанию Ходжанияза, устраивать пышных торжеств, однако все вышли на улицу, встретили его с почестями и ввели в президентский кабинет.

— Ваше превосходительство хаджи, — обратился Сабит, когда все сели, — от имени присутствующих деятелей, а также всего народа поздравляю вас с сегодняшним благословенным днем, когда вы заняли президентское кресло!

— Будьте благословенны… благословенны! — встали все, поздравляя.

— Восточнотуркестанская республика с благотворного дня своего возникновения готова была принять ваше высокопревосходительство на почетный президентский пост. И вот сегодня мы достигли наших мечтаний. Да будет эта радость вечной…

— Аминь! — оборвал речь Сабита Хатипахун.

Более известные и более высокие по званию знатные ахуны с ненавистью посмотрели на него и сморщились.

— Если его высокопревосходительство господин президент позволит, — продолжал Сабит, — я представил бы опору нашей республики — министров-назиров.

— Хорошо, дамолла, пусть будет по-вашему, — разрешил Ходжанияз.

— Вот этот господин — назир внутренних дел, — Сабит показал на низкорослого хмурого человека.

— Знаю этого турфанца. Садись, брат, — улыбнулся Ходжанияз вставшему Юнусбеку.

— А вот наш военный назир Оразбек, — с особым ударением произнес Сабит-дамолла.

Оразбек вскочил, отдал по-военному честь. Вроде не было в нем ничего особенно примечательного, но лицо выражало какую-то бесстрашную удаль.

— Сколько у вас солдат? — Ходжанияз очень внимательно взглянул на Оразбека.

— Регулярных более трех тысяч, а если добавить добровольцев, то дойдет до шести тысяч, — четко ответил Оразбек.

— Маловато. Нужно больше. У Шэн Шицая и Ма Чжунина много солдат, и оружие хорошее.

— Под руководством вашего превосходительства мы конечно же создадим национальное войско, способное противостоять любым врагам. — Сабит-дамолла выразительно посмотрел на назиров.

— Да, так будет. За это нужно взяться всеми силами, — заключил Ходжанияз.

— Али-дамолла — назир финансов.

— Новые деньги выпускаете? — обратился Ходжанияз к Али, растерянно захлопавшему глазами.

— По указанию его превосходительства главного назира, господин.

— А дороговизна, я слышал, растет?

— Мы только начинаем заниматься финансовыми делами, — пришел на выручку Сабит-дамолла. — Условия военного времени подорвали наше хозяйство, и трудности с материальным обеспечением в самом деле большие.

— А господа пройдохи вздувают цены? — веско добавил Ходжанияз.

«Вай-вай! Вот это припечатал! — возликовал Заман. — На хаджи-ака нужно воздействовать народными жалобами». И он подтолкнул стоявшего рядом Сопахуна. А Гаип-хаджи злился: «За самое слабое место ухватил, бешеная борода! Кто его подучил?» И назиры пришли в удивление от таких вопросов.

— Нужно покарать обманщиков народа, несущего бремя войны! — подал голос Махмут Мухит.

— Есть еще поганцы, для которых личная выгода дороже свободы родины. Они замышляют даже вывезти свои богатства в Индию и Афганистан. Мы разрабатываем меры пресечения подобных нарушений и осуществим их после утверждения вашим превосходительством. — Главный назир сумел смягчить и этот вопрос. — Вот его святейшество — наш назир по делам религии и наследования имущества, — Сабит представил человека в длиннейшем халате, с огромной чалмой на голове.

— Мям-мям, — нарочито по-кумульски промычал Ходжанияз, — если все муллы начнут наворачивать на свои головы по такой чалме, то у нас не останется полотна на саваны покойникам!

Назир по делам религии, смутившись, опустил голову и съежился, будто весь ушел под чалму. А остальные назиры, одобряя простоватую, но острую насмешку Ходжанияза, многозначительно переглянулись. Гаип-хаджи беспокойно посмотрел в сторону президента: «Не так уж наивен этот горец, как прикидывался!» Заман склонился к Сопахуну: «Правильно поддал!» Хатипахун, с самого Кумула грезивший о должности назира по делам религии, думал: «Вот-вот, выкинуть бы этого тупицу с большой чалмой и малым умом да меня, бедного раба, туда бы с божьей помощью…»