Стоя в вестибюле Каирского музея древностей, инспектор Халифа поднял голову к гигантскому стеклянному куполу, затем перевел взгляд на величественные статуи, державшие на плечах тяжелый портик, и с сожалением подумал о вечной нехватке времени. Последний раз он проходил по залам музея два года назад. Сейчас ему хотелось увидеть хотя бы свои самые любимые экспонаты: саркофаги Юйи и Тайи, сокровища Тутанхамона, вырезанную из песчаника и раскрашенную фигурку горбуна Сенеба.

Но вторая половина дня была расписана по минутам, поэтому Юсуф повернулся и торопливо зашагал по галерее Древних царств к широкой лестнице. С трудом подавляя желание остановиться, он лишь искоса посматривал на витрины.

Когда лестница осталась позади, Халифа сделал шаг влево и потянул на себя дверь с табличкой «Служебный вход», поднялся по деревянным ступенькам в длинный коридор. На матовом стекле четвертой по счету двери чернела сделанная трафаретом надпись: «Профессор Мохаммед аль-Хабиби».Юсуф негромко постучал. Бодрый голос пригласил его войти.

Стоя спиной к двери, бывший учитель Халифы склонялся над столом. В правой руке профессор держал большую лупу.

– Одну минутку, – не оборачиваясь, произнес он. – Располагайтесь!

Инспектор закрыл дверь и прислонился к ней плечом, с любовью всматриваясь в согбенную спину старика. Юсуф знал: беспокоить его в эти минуты не имело смысла. Стадо слонов не смогло бы отвлечь внимания профессора, когда тот погружался в работу.

Выглядел учитель точно так же, как и прежде: несколько тяжеловатая фигура в мятом пиджаке и выцветших, короче, чем следовало бы, джинсах. Плечи уже опустились, прибавилось морщин на голом черепе. Неудивительно, подумал Халифа, все-таки ему под восемьдесят.

Инспектор хорошо помнил день их первой встречи. Произошла она двадцать лет назад здесь же, в музее. Вместе с братом Юсуф стоял перед алебастровым столиком для жертвоприношений, оба довольно громко гадали о том, какими эти жертвоприношения могли быть. Проходивший мимо мужчина остановился и начал объяснять.

Он понравился братьям сразу – непритязательной внешностью, манерой речи, тем, что говорил о столике, как о живом существе. В свою очередь, молодые люди тоже вызвали в душе профессора чувство симпатии: то ли интересом к прошлому, то ли бедной одежонкой, то ли, как значительно позже узнал Халифа, тем, что погибший за несколько лет до этого под колесами машины сын учителя был ровесником Али.

Одним словом, аль-Хабиби стал по собственной воле их гидом. Каждую пятницу братья приходили в музей, и профессор в течение часа, а то и двух водил обоих по залам, вручив каждому по бутылке кока-колы и куску басбузы [16], купленной предварительно у торговца на Мидан-Тахрир. Когда мальчики подросли, на смену кока-коле и басбузепришли еженедельные обеды у профессора дома. Готовила его жена, еще более дородная, нежели сам аль-Хабиби. Братья читали книги из его библиотеки, держали в руках редкостные древние вещицы, сидели перед телевизором. Последнее занятие привлекало ребят больше всего, хотя сами они, конечно, никогда бы в этом не признались.

В какой-то мере профессор заменил обоим отца. Аль-Хабиби действительно видел в мальчиках родных сыновей. Он испытывал настоящую гордость за Юсуфа, когда тот поступил в университет, и искренне плакал, узнав о гибели Али.

Прошло пять минут, наконец профессор положил лупу и обернулся.

– Юсуф! Что же ты молчал, черт возьми?

– Не хотел вас отвлекать.

– Чушь!

Они крепко обнялись.

– Как Зенаб? Детишки?

– Спасибо. Шлют вам приветы.

– Что Али? С уроками справляется?

Аль-Хабиби был крестным отцом мальчика и очень интересовался его успехами в школе.

– Пока никаких проблем.

– Еще бы! В отличие от папочки он умеет работать головой. – Старик улыбнулся и снял трубку телефона. – Позвоню Арве, скажу, чтобы ждала тебя к ужину.

– Простите, но у меня не получится. Вечером возвращаюсь в Луксор.

– И не будет времени даже перекусить?

Юсуф рассмеялся. «Перекусить» в доме профессора было просто невозможно. Ужин на скорую руку означал для его супруги только одно: вместо десяти блюд на стол подавались лишь семь.

– Ни минуты. В Каир и сразу же обратно.

Хабиби обиженно положил трубку.

– Она мне этого не простит. Говорит, я должен был приложить все усилия, чтобы заставить тебя вернуться. Пусть даже напоить тебя для этого. Ты не представляешь, какую выволочку она мне устроит!

– Еще раз простите, профессор. Меня отпустили исключительно по делам.

Бывший учитель пренебрежительно фыркнул:

– Тогда следует почаще появляться здесь хотя бы по делам. Слишком редко мы видимся. – Он извлек из стола бутылку виски, плеснул по щедрой порции в два стакана.

– Законы Аллаха не стали для тебя менее строгими?

– Боюсь, нет.

– Что ж, тогда не буду ничего предлагать. – Профессор поднял свой бокал. – Рад видеть тебя, Юсуф. Прошло столько времени!

Он залпом выпил и положил руку на плечо Халифы.

– Вот, взгляни-ка!

На столе у чернильного прибора лежал ветхий лист. По пожелтевшему от древности папирусу бежали шесть столбцов иероглифов, в верхнем левом углу можно было различить неясное изображение головы ястреба с солнечным диском. Хабиби протянул инспектору лупу.

– Твое мнение?

Профессор продолжал старую игру. При каждой встрече он выкладывал перед Юсуфом какую-нибудь древнюю поделку и предлагал бывшему ученику определить, что это такое. Халифа склонился над столом.

– Иероглифы начинают забываться, – сказал он. – Полиция нечасто сталкивается с ними. Что-то о загробной жизни, если не ошибаюсь?

– Неплохо. Что именно?

– Откуда текст? – негромко спросил себя Юсуф. – Амдуат? Нет, – не дав Хабиби подсказать, поправился он, – «Книга мертвых» [17]!

– Браво! Все-таки ты еще кое-что помнишь. Датировать сможешь?

Датировка оказалась намного сложнее. Описанные в «Книге мертвых» ритуалы начали впервые совершаться древними египтянами во времена восемнадцатой династии. За последующие полторы тысячи лет они не претерпели почти никаких изменений. Кое-что могли бы подсказать сами иероглифы – манера их начертания всегда определялась господствующим стилем той или иной эпохи, – однако подобные тонкости были под силу лишь настоящему эксперту. Единственным ключом оставались только голова ястреба с солнечным диском да упоминавшееся в тексте имя Аменемхеб.

– Новые царства, – неуверенно высказал свою гипотезу Юсуф.

– Почему?

– Голова Ра-Харахти.

Ра-Харахти являлся верховным божеством, которому поклонялись жители древнего Египта в период Новых царств. Аменемхеб – типичное для того времени мужское имя.

Хабиби одобрительно кивнул:

– Хорошо. Неверный ответ, но безупречная логика. Попробуй еще раз.

– Понятия не имею, профессор! Третье междуцарствие?

– Неверно!

– Поздний период?

– Нет! Даю тебе последний шанс. – Хабиби лукаво улыбнулся.

– Греко-романский? – рискнул Юсуф.

– Вынужден тебя разочаровать. – Профессор расхохотался, хлопнул Халифу по плечу. – Подумай о цифре двадцать.

– Двадцатая династия? Про Новые царства я говорил!

– Не двадцатая династия, Юсуф, двадцатый век.

– Так это подделка? – От удивления Халифа раскрыл рот.

– Чистой воды. Талантливая, но всего лишь подделка.

– Как вы определили? Ведь ее не отличить от оригинала!

– Ты не поверишь, насколько одаренными могут быть эти ловкачи. Они научились подделывать не только приемы древних мастеров, но даже сами материалы. Они умеют состарить краску и папирус так, что человек даст тексту по меньшей мере пару тысяч лет. Высочайшая квалификация! Жаль только, что цель ее – всего лишь обмануть доверчивого простака.

Профессор налил себе вторую порцию виски.