Прекрасны дни влюбленных, их стремленья
К возлюбленной, блаженны их мученья.
Прекрасно все и любви — несет ли нам
Страдания она или бальзам.
Влюбленный власть и царство ненавидит,
Он в бедности свою опору видит.
Он пьет страданий чистое вино;
Молчит, хоть горьким кажется оно.
Его дарят похмельем сладким слезы.
Шипы — не стражи ли царицы Розы?
Страданья ради истинной любви
Блаженством, о влюбленный, назови!
Вьюк легок опьяненному верблюду,
Стремись, иди к единственному чуду!
Не сбросит раб с себя любви аркан.
Когда огнем любви он обуян.
Живут в тиши печального забвенья
Влюбленные — цари уединенья.
Они одни сумеют повести
Блуждающих по верному пути.
Проходят люди, их не узнавая,
Они — как в мире тьмы вода живая,
Они подобны рухнувшим стенам
Снаружи. А внутри — прекрасный храм.
Они, как мотыльки, сжигают крылья,
И шелкопряда чужды им усилья.
У них всегда в объятьях красота,
Но высохли от жажды их уста.
Не говорю: источник вод закрыт им,
Но жажду даже Нил не утолит им.
Сын нищего, что век в нужде влачился,
Увидев шах-заде, в него влюбился.
В каких мучениях, — поймешь ли ты? —
Бедняк лелеял тщетные мечты…
На всех путях царевича стоял он,
У стремени коня его бежал он.
Он проливал потоки жгучих слез,
Не внемля ни насмешек, ни угроз.
Придворные его с дороги гнали:
«Эй ты, бродяга, отойди подале!»
Он уходил. Но вновь, презрев позор,
Близ шах-заде свой разбивал шатер.
Его избили слуги. «Убирайся! —
Сказали. — На глаза не попадайся!»
Ушел факир. Но вновь вернулся он,
Покоя и терпения лишен.
Хоть в двери изгонялся он, как муха,
В окошко возвращался он, как муха.
Ему сказали: «Эй ты, дуралей!
Ты сколько терпишь палок и камней?»
Ответил он: «Погибель друга ради
Приму! И не взмолюсь я о пощаде!
Пусть ненавистью полон он ко мне,—
В него влюблен я! Брежу им во сне!
Пусть на любовь мою он не ответит,
Я жив, пока он мне, как солнце, светит.
Всех этих мук снести я не могу.
И прочь — увы! — уйти я не могу.
«Прочь от шатра его!» — не говорите,
Хоть голову у входа пригвоздите.
Не лучше ль мотыльку в огне сгореть,
Чем в пустоте и мраке умереть!»
«Мяч! Ты получишь рану от човгана!»
Факир ответил им: «А что мне рана?»
«Тебе отрубят голову мечом!»
А он им: «Голова мне нипочем!
Кто о пути своем грядущем знает,—
Венец его иль плаха ожидает?
Увы! Терпения лишился я,
И от покоя отрешился я!
Пусть, как Иаков, я ослепну, все же
К Юсуфу приведешь меня ты, боже!
Не будет прахом мира ослеплен
Тот, кто любовью вечной опьянен».
Раз к стремени царевича припал он.
Разгневался царевич. «Прочь!» — сказал он.
Факир с улыбкой молвил: «Никого
Не гонит шах от солнца своего!
Из-за тебя свою забыл я душу.
Коль от тебя уйду, обет нарушу!
Тобой одним живу я и дышу,
Будь благосклонен, если я грешу!..
Твоих стремян коснулся я рукою
Затем, что я не дорожу собою!
Любви к тебе я предан целиком
И ставлю крест на имени своем.
Я насмерть поражен стрелою взгляда
И обнажать свой меч тебе не надо!
Ты сам зажег меня. Так не беги.
И все леса души моей сожги!»
*
Раз на пиру под звуки струн и ная
Кружилась в пляске пери молодая.
Не помню: жар сердец иль огонек
Светильни полу платья ей поджег.
Она, увидев это, рассердилась.
«Не гневайся! — сказал я. — Сделай милость!
Ведь у тебя сгорела лишь пола,
А весь мой урожай сгорел дотла».
Влюбленные друг в друга — дух единый.
Коль суть цела — не жаль мне половины
*
Есть люди, чистой преданы любви,—
Зверями ль, ангелами их зови,—
Они, как ангелы, в хвале и вере
Не прячутся в пещерах, словно звери.
Они воздержанны, хоть и сильны,
Они премудры, хоть опьянены.
Когда они в священный пляс вступают,
То в исступленье рубище сжигают.
Они забыли о себе. Но все ж,
Непосвященный, ты к ним не войдешь
Их разум — в исступлении, а слух
К увещеваниям разумным глух.
Но утка дикая не тонет в море.
Для саламандры ведь пожар — не горе.
Нот так и многотерпцы, — ты скажи,—
В пустыне живы божии мужи!
Они от взоров всех людей сокрыты,
Они не знатны и не имениты.
Не добиваются людской любви,
Довольно вечной им одной любви,
Они — плодовый сад щедрот безмерных,
А не злодеи в облаченье верных.
Они скрываются от глаз людских,
Как жемчуга в жемчужницах своих.
Не хвастаются, не шумят, как море,
Блестя жемчужной пеной на просторе.
Они — не вы! Вы — внешне хороши,
Но в обликах красивых нет души.
И не прельстите вы царя вселенной
Ни красотой, ни роскошью надменной.
Когда бы стала перлами роса,
То перлов не ценилась бы краса.
Как по канату, доблестный и верный
Пройдет и без шеста над бездной скверны.
Дервиш в блаженном хмеле изнемог,
Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?»
Кому любовь — стекло, а ужас — камень,
Не страшны ни мечи вражды, ни пламень.
