* * * «Не спите!» — рок сказал моим глазам. Я приподнялся, точно буква лам… О мои очи! не мешайте мне Любовь делить с бесстыдством пополам. Мой ятаган в чехол я опустил: Не без того, кто просит мира сам. Обагрены, о яр, твои персты… Не кровь моя ль залубенела там? Ты овладела сердцем до конца — Ты для меня отныне мой ислам! Я для тебя отныне, как дервиш: За гнев молитвой я тебе воздам. Не изменяй мне, о сахибджамал, Ведь мой обет — столетьям и векам! О ветвь бана! Поток твоей листвы Едва-едва под стать ее кудрям… Бессмысленно таиться от любви: Как Азраил, она приходит к нам. Моя любовь предсказана была В самом Коране — верь моим словам! Оставьте же меня с моею джан… Свечой сгорю я — говорю я вам. Что значит грош к руке Хатама Тай? Легко с душой расстаться беднякам. До смертной тьмы я твой цепной бургут, А дух навек прильнул к твоим цепям. О гурия! Не обнажай лица, Иначе — смерть и старцам и юнцам! Не вслушивайся в стон мой, о душа: Здесь не поможет никакой бальзам. Терпения не требуй от меня: Любовь не пост, но пир! Она — байрам! Краса моя… Она во мне, как див, Так что мне сплетен воробьиный гам? Уже само мечтанье это — клад! Пади же, Саади, к ее ногам… ГАЗЕЛИ * * * В зерцале сердца отражен прекрасный образ твой, Зерцало чисто, дивный лик пленяет красотой. Как драгоценное вино в прозрачном хрустале, В глазах блистающих твоих искрится дух живой. Воображение людей тобой поражено, И говорливый мой язык немеет пред тобой. Освобождает из петли главу степная лань, Но я захлестнут навсегда кудрей твоих петлей. Так бедный голубь, если он привык к одной стрехе, Хоть смерть грозит, гнезда не вьет под кровлею другой. Но жаловаться не могу я людям на тебя, Ведь бесполезен плач и крик гонимого судьбой. Твоей душою дай на миг мне стать и запылать, Чтоб в небе темном и глухом сравниться с Сурайей. Будь неприступной, будь всегда как крепость в высоте, Чтобы залетный попугай не смел болтать с тобой. Будь неприступной, будь всегда суровой, красота! Дабы пленяться пустозвон не смел твоей хвалой. Пусть в твой благоуханный сад войдет лишь Саади! И пусть найдет закрытым вход гостей осиный рой. * * * Коль спокойно ты будешь на муки страдальца взирать — Не смогу я свой мир и душевный покой отстоять. Красоту свою гордую видишь ты в зеркале мира — Но пойми: что влюбленным приходится претерпевать! О, приди! Наступила весна. Мы умчимся с тобою, Бросим сад и в пустыне оставим других кочевать. Почему над ручьем не шумишь ты густым кипарисом? Кипарисом тебе подобает весь мир осенять. Ты такой красотою сияешь, таким совершенством, Что и красноречивым каламом их не описать. Кто сказал, что смотреть я не должен на лик твой чудесный? Стыдно годы прожить и лица твоего не видать. Так тебя я люблю, что из рук твоих чашу любую Я приму, пусть мне яд суждено в том напитке принять. Лика Азры не видел невежда, бранящий Вамика, И презренный невежда лишь может меня укорять. Я от горя в молчанье горю. Ты об этом не знаешь! Ты не видишь: слеза на глазах моих блещет опять! Ты ведь знал, Саади: твое сердце ограблено будет… Как набегу разбоя грозящего противостать? Но надежда мне брезжит теперь, что придет исцелены;. Ночь уходит, глухая зима удаляется вспять. * * * В ночь разлуки с любимой мне завесы парча не нужна,— В темной опочивальне одинокая ночь так длинна. Люди мудрые знают, как теряет свой ум одержимый. У влюбленных безумцев впереди безнадежность одна. Пусть не плод померанца — свою руку безумец порежет, Зулейха невиновна, недостойна укоров она. Чтобы старец суровый не утратил душевного мира, Скрой лицо кисеею, ибо ты так нежна, так юна. Ты подобна бутону белой розы, а нежностью стана — Кипарису: так дивно ты гибка, и тонка, и стройна. Нет, любой твоей речи я ни словом не стану перечить, Без тебя нет мне жизни, без тебя и светлая радость бедна. Я всю ночь до рассвета просидел, своих глаз не смыкая, К Сурайе устремляя блеск очей-близнецов из окна. Ночь и светоч зажженный, — вместе радостно им до рассвета Любоваться тобою, упиваться, не ведая сна. Перед кем изолью свои жалобы? Ведь по закону Шариата влюбленных — на тебе за убийство вина. Ты похитила сердце обещаний коварной игрою… Скажешь: племенем Са'да так разграблена вражья казна, Не меня одного лишь — Саади — уничтожить ты можешь, Многих верных… Но сжалься! Ты ведь милостью дивной полна! |