Враги же бросились на Милана. Тот отважно отбивался топором от алебард и копий. Подбежали еще двое. Наконец Якубек умудрился поднять шлем выше глаз и бросился на выручку приятелю. Положение друзей было незавидное: они скоро оказались окруженными и отбивались из последних сил.

Вдруг враги оставили их и бросились бежать. Мимо Милана и Якубка пронеслась рыцарская кавалерия, я за ней по пятам - небольшой отряд конницы, впереди которой неслись в бешеном карьере Микулаш из Гуси и Ян Жижка. Вслед за конниками бежало с цепами, вилами, топорами и копьями крестьянское ополчение. Это были не толстые, рыхлые бюргеры; мускулистые, загорелые, они бежали, почти не отставая от всадников, и скоро скрылись в глубине улицы.

Милан и Якубек, тяжело дыша, медленно пошли к мосту. Навстречу им шел торопливыми шагами большой отряд новоместских ремесленников. Якубек издал радостное восклицание:

- Ого! Ратибор! И ты здесь, сосед!

Впереди одной из сотен ополчения новоместской бедноты шел Ратибор.

- Куда вы? - спросил его Милан.

- Ян Жижка приказал до вечера взять дворец архиепископа.

Якубек с интересом разглядывал отряд Ратибора. Это были хорошо вооруженные люди, по большей части молодежь. Обученные Ратибором парни были закалены в труде, привычны к лишениям и не боялись опасностей. Милан с Якубком присоединились к сотне Ратибора и двинулись вместе с нею к архиепископскому дворцу.

- А чего ж ты пешком? - поинтересовался Якубек.

- Соколька продали вместе с домом и скотиной, чтобы долги отца уплатить.

- Что Войтех сейчас поделывает?

- Что поделывает? Сейчас кует для крестьян всякое оружие. Денег у мужиков не водится, зато съестными припасами платят вдосталь - вот вся наша семья и сыта. А что еще нам нужно!

- Это твои, Якубек, "добрые пражские мещане" пустили Войтеха по миру. Хорошо, что у Войтеха золотые руки - не дадут они ему пропасть даже и без помощи твоих, Якубек, толстопузых мироедов, - ядовито заметил Милан.

Якубку не пришлось отвечать, потому что отряд приблизился к архиепископскому дворцу. Ратибор покинул приятелей и бегом бросился к воротам, где уже суетились его воины.

- Бревно! Тащи сюда бревно! - донеслись до Милана охрипшие голоса бойцов.

Подойдя к дворцовой ограде, Милан услышал тяжелый, тупой удар, затем другой, третий; раздался треск, что-то обвалилось, и вся толпа воинов с ревом ринулась вперед.

Милан вместе с другими вбежал в обширный двор. Архиепископская стража и королевские наемники, вяло защищаясь, отступали во дворец, но пражская беднота с таким остервенением бросилась на защитников дворца, что через несколько минут все было кончено. На дворе остались лежать несколько десятков трупов, а отряд Ратибора уже ворвался во дворец. Оставшиеся в живых наемники сдались на милость победителей.

Выходя из дворца, Милан увидел Якубка, сидящего на ступеньках крыльца и поддерживающего левую руку правой. Лицо Якубка было бледно.

Милан бросился к приятелю:

- Ты что, ранен? Куда?

- Да в плечо.

- Покажи.

Рана была неглубокая: меч разрубил застежки нагрудника и рассек ключицу. Милан наскоро завязал лоскутом рану и повел Якубка к Ратибору. Ратибор был занят укреплением дворцовой стены и починкой ворот. Среди его воинов оказались опытные плотники и лесорубы, и они дружно заделывали пробитые в стене бреши, заваливая их стволами сваленных деревьев.

- Ратибор, я уведу Якубка, у него плечо разрублено.

- Веди его домой, к нам. Пусть мать с Боженой ему помогут. Да веди его скорее - видишь, у него в лице ни кровинки.

Милан схватил Якубка под руку и повел к Новому Месту. Бой шел уже на улицах Малой Страны. Пражские ремесленники и сельское ополчение перегородили улицы завалами и цепями, отбивая атаки королевских войск. Кое-где к небу Поднимались серо-синие клубы дыма - начались пожары.

По дороге им то и дело попадались неубранные окровавленные тела воинов - следы сегодняшних боев. Стаи ворон с противным карканьем вились над ними и бесцеремонно садились на трупы.

- Ишь, как радуются! Нам смерть, а воронам пир... И сколько народа навалено - и ихнего и нашего!..

Навстречу по мосту, громко цокая копытами, скакал во весь опор всадник. Милану бросился в глаза несколько необычный для воина наряд всадника. Длинная черная одежда была подпоясана широким ременным, с медными бляшками поясом, на котором висели длинный меч и кинжал, на голове же всадника был легкий шлем - барбет.

- Штепан!.. - бросился Милан к бакалавру.

Штепан осадил коня:

- Откуда, друзья?

- Из дворца архиепископа. Веду вот Якубка домой - зацепило дружка по левому плечу... Вижу, ты тоже за меч взялся?

- Не только взялся, но, клянусь памятью отца, буду биться с католиками и немецкими угнетателями, пока их всех не уничтожат!

В обычно добрых, мечтательных глазах Штепана теперь было столько ненависти и гнева, что Якубек невольно спросил:

- Да ты на себя не похож, Штепан, - что с тобой?

- Ничего, кроме того, что мне пришлось увидеть триста безоружных женщин, мужчин и детей, зверски умерщвленных панами-католиками из отряда Петра Штеренберкского под Книном.

- Я что-то об этом слышал, - заметил Милан. - Но ты как туда попал?

- Я ездил по Чехии, собирал братские дружины и с ними вместе пришел в Прагу к вам на помощь. Сейчас я при пане Яне Жижке. Тебе, Милан, Карел шлет поклон.

- Ты был у Карла? Расскажи, бога ради!

- Потом!

- Будь здоров, Штепанек! Значит, Карел жив?..

Но Штепан уже ускакал,

Наступил вечер. Потемневшее небо освещалось багровым отсветом пожаров. Бой в Малой Стране шел всю ночь. Народные отряды крепко держались против напора многочисленного и сильного неприятеля. Ночью королева тайно бежала в замок Кунратице.

На третий день борьбы королевских войск с народным ополчением пражские бюргеры, коншели обеих радниц, собравшись, приняли парламентера от королевы Софьи. Парламентер предложил перемирие до дня св. Георгия, с тем чтобы за это время убрать убитых и раненых и договориться с наследником чешской короны - венгерским королем и германским императором Сигизмундом.

Когда парламентер объявил предложение королевы, Ян Жижка переглянулся с Микулашем и твердо заявил:

- Что касается погребения павших и помощи раненым - для этого достаточно одного дня. А с Сигизмундом нам говорить не о чем. Нечего ему делать на нашей чешской земле.

- Правильно, правильно, пан Ян, ко всем дьяволам Сигизмунда и попов! Народ и без них управится на своей земле, - поддержал Жижку Микулаш.

Коншели недовольно скосили глаза на обоих военачальников, и староместский пуркмистр предложил:

- Пусть посланец ее милости королевы оставит нас для обсуждения этого дела. Наше решение мы ему объявим.

Коншели были явно солидарны с главой пражского бюргерства. Парламентера вывели.

- Как уважаемые коншели полагают: принять или отвергнуть обращение ее милости?

Поднялся один из коншелей староместской радницы - толстый, румяный купец, недавно избранный староместскими бюргерами. Придав своему круглому, как шар, лицу выражение скорби и опустив узенькие бегающие глазки, он тихим, печальным голосом сказал:

- Почтенные друзья! Разве могут истинные христиане, идущие по пути, указанному святым мучеником Яном Гусом, отказаться прекратить эту братоубийственную войну? Мы должны браться за оружие, только когда на нас нападают. Но, если нам предлагают мир, мы должны его принять. Что же касается Сигизмунда, у нас еще есть немало времени подумать и как следует решить это дело - на то мы и коншели староместской и новоместской радниц.

Поднялся второй коншель, старый виноторговец. Выставив вперед свое длинное, остроносое, с лисьим выражением лицо, он принялся убеждать советников:

- Каждый день этой драки нас разоряет. Знаете ли вы, друзья, сколько у меня пропало лучшего вина за эти дни? И кто мне возместит убытки? Кто мне и всем нам, пражским купцам, убытки возместит, я вас спрашиваю? К тому же, что ни день к королеве подходят новые войска, а там и сам Сигизмунд со своими мадьярами пожалует, и тогда... вы сами знаете, что тогда будет с Прагой. Я считаю: надо мириться, а там видно будет.