- Да, друг мой, я чех и живу в Праге. Я бакалавр.
- Вижу, вижу, что ученый. Что же касается языка моего друга, так пусть пан бакалавр не удивляется: иногда одно правдивое слово укорачивает язык наполовину. - И, видя вопрос во взгляде проезжего, горбун продолжал: - Гости пана Дитриха фон Зейделя развлекались охотой на его поле и вытоптали хлеб. Простак сказал в глаза барону, что немцы-де, как саранча, разоряют мораван. Вот добрый пан барон и приказал урезать ему язык и прогнал из деревни под страхом виселицы, если он осмелится вернуться.
Всадник в это время порылся в сумочке и достал медную монету, но, услышав объяснения горбуна, положил обратно в сумку и вместо нее достал серебряный грош:
- Возьми, добрый человек, от всего сердца даю тебе...
Ярда смущенно подбрасывал грош на своей коричневой ладони, потом осклабился во весь рот и снова быстро что-то залепетал.
- Что он говорит? - спросил проезжий горбуна.
- Он просит назвать ваше имя, чтобы поминать в молитве.
- Не собирался я покупать на грош молитвы твоего друга. Я дал ему что мог, как чех моравану, попавшему в беду, тем более что и мне самому смертельную обиду нанесли немцы и попы...
Бакалавра поразил внезапно вспыхнувший огонь в темных глазах горбуна, который совсем молодым, звонким голосом прервал его:
- Что? Тебя тоже немцы обидели?
- Мой отец сожжен как еретик, хотя он был вовсе не повинен ни в чем, - тихо и лаконично отвечал проезжий. - Но мне надо торопиться. Будьте здоровы, друзья! - И путник снова тронул лошадь.
Но, отъехав несколько шагов, всадник остановил коня и крикнул нищим:
- Это, конечно, не мое дело, но, выезжая из ближайшей деревни - вон там, под горой, - я перегнал небольшой отряд мадьярских наемников. Едут они, по-видимому, тоже по этой дороге сюда...
Нищие, ничего не отвечая, переглянулись между собой. Но едва всадник отъехал, как горбун крикнул ему вслед:
- Постойте, пан бакалавр, скажите же, как ваше имя!
Бакалавр обернулся в седле и ответил:
- Крещен Штепаном, а по прозвищу Скала.
- Счастливой дороги, пан Штепан!-отозвался горбун и, поглядев вслед удаляющемуся всаднику, добавил, обернувшись к Ярде: - А грош мы ему вернем. Ну, идем.
Оба нищих поднялись, надели котомки, подобрали посохи и проворно скрылись в овраге.
Больше недели продолжалось путешествие Штепана. Пока он не побывал в Моравии, эта задача казалась ему не слишком трудной, но теперь, двигаясь по долине реки Ганы, Штепан думал, что найти Волка дело не такое простое.
Ему не раз приходилось слышать о неуловимой шайке ганакских волков, наводящей ужас на панов, немецких колонистов, монастыри и всех тех, кто своей жестокостью и жадностью возбудил недовольство жителей в здешних деревнях. Шайка появлялась неожиданно в разных местах Моравии, молниеносно громила монастыри, замки, маленькие городки и так же мгновенно исчезала, не оставляя после себя никаких следов. "Ганакскими волками" она называлась потому, что впервые она появилась на реке Гане и разбойники вместо масок надевали на лица волчьи морды. Никто не мог назвать даже приблизительно численность шайки и имя ее главаря.
Штепану, как и Милану, казалось вполне возможным, что исчезнувший Карел примкнул к ганакским волкам, тем более что шайка пользовалась поддержкой крестьян. Не было случая, чтобы разбойники тронули крестьянина, если он только не был предателем.
В полдень Штепан остановился в маленьком городке на берегу Ганы - Коетине. За незатейливым обедом он заговорил с хозяином постоялого двора - невысоким, еще не старым ганаком, худощавым и подвижным и, видимо, любящим поговорить и побалагурить с проезжающими. Воспользовавшись минутой, когда хозяин принес ему в конце обеда кружку пива, Штепан спросил его, далеко ли еще до деревни Листовы.
Сидевший неподалеку старый крестьянин в кожаных красных штанах с кисточками по бокам и в зеленом коротком полукафтане, подпоясанном широким, с серебряными украшениями кожаным поясом, вмешался в разговор:
- Листова? Есть такая деревня на Гане. День езды отсюда.
- Вы, отец, сами не из тех мест?
- Наша деревня, можно сказать, по соседству с Листовой.
Штепан подсел к старику. Старый ганак Далибор поинтересовался, в свою очередь:
- Если пан не обидится, могу я спросить, по каким делам вы едете в наши края?
- Мои друзья в Праге поручили мне найти их родичей.
- А можно узнать, кого? Я там многих знаю.
- Может быть, вы знаете меховщика Болеслава, что в лесах аббатства живет?
- Меховщика Болеслава, что был раньше лесником? Как не знать! Последний раз я его, правда, уже давненько встречал, потому он теперь снова стал лесником и опять очень далеко в лесу живет. Только на рынке да в церкви в праздник его и увидишь. Но что за родичи у него в Праге?
Штепан был в затруднении. Старик же продолжал:
- Как я знаю, у него в живых-то остались, кроме своей семьи, только крестница его, ее мать да дядя: Божена, Власта да Милан. Но где они сейчас, никто не знает.
Почтенная наружность Далибора внушила Штепану доверие, и он после некоторого колебания осторожно проговорил:
- Да, отец, Милан и Божена и просили меня найти лесника Болеслава.
Далибор лукаво прищурил один глаз и усмехнулся:
- Вот так-то лучше. Значит, Милан и Божена живы и благополучны? А как Власта?
- Мир ее душе. По дороге умерла от болезни и горя,
- Да, да, горе тяжкое, что и говорить. Ведь я их всех хорошо знал: и покойного Матея и всю его родню.
Штепан придвинулся поближе и слегка понизил голос:
- Скажите, отец, не слыхали ли вы чего о сыне покойного, Карле?
Далибор предусмотрительно огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости нет лишних ушей, тихо прошептал:
- О Карле было известно, что пошел он за Мораву в горы. Доподлинно же никто ничего не знает. Толкуют, что Карел и еще кое-кто из наших хлапов мстят немцам и попам и собрались в ватагу ганакских волков. Но правда ли это или, быть может, одни бабьи сказки, никто вам не скажет.
- Вы, отец, не откажетесь быть мне попутчиком до Листовы, а потом не покажете ли дорогу к леснику Болеславу?
- Зачем отказываться! Вместе и дорога веселее будет. Выезжаю я сегодня в ночь. Мне за Листовой надо сворачивать влево с того самого места, где дорога раздваивается: на Желивку - к нам и направо - к францисканскому монастырю.
- А что, волки и сейчас орудуют?
Старик засмеялся:
- Дня два назад обоз немецких купцов обобрали до нитки. Правда, убить никого не убили, потому что те сразу же оружие отдали и не оборонялись.
- Но, я думаю, их преследуют.
- Преследуют-то преследуют, да все без толку. Вот уже столько лет ловят, голову атамана Волка оценили в пять коп, и то не помогло. И не поможет, оттого что...- тут старик совсем понизил голос и прошептал: - все мужики им помогают - прячут, кормят, предупреждают об опасности. Вот какие дела! - закончил Далибор и вновь принялся за сыр с хлебом.
Закончив обед, убрали и напоили лошадей и улеглись отдыхать. Перед закатом старик разбудил безмятежно спавшего Штепана, и, подкрепившись на дорогу, они выехали из городка. Дорога шла вдоль берега Ганы. Ночь была теплая, отдохнувшие лошади шли бодрым шагом. а путники коротали однообразную дорогу в дружеской беседе.
Далибор с чисто крестьянским любопытством расспрашивал Штепана о Праге, о покойном короле, о ценах на рынке, об университете, о пражских магистрах, о Яне Гусе, о братских собраниях на горах, слух о которых докатился и до глухих деревень Моравии. Штепан сам не заметил, что его рассказ о Яне Гусе и о борьбе народа за освобождение превратился в страстную, красноречивую проповедь. Старик слушал внимательно и, когда Штепан закончил, только односложно ответил:
- Будет еще буря и на нашей земле, по все равно, рано или поздно, немцев и попов мы прогоним. Нам, мораванам, и вам, чехам, нужно только держаться вместе. Но до той поры будут литься наши слезы и кровь, и много, ох, как много! А паны... они пойдут с нами, мужиками, только до первого перекрестка. Как поповские земли захватят, так и нас снова согнут в бараний рог. Помянете меня, старика, пан бакалавр!..
