- Боженка, принеси мне испить кисленького...
Девушка сбегала в погреб, наполнила из бочки кувшин холодным яблочным сидром и поставила его перед стариком. Тот не глядя налил полный стакан, залпом выпил, налил второй и, как бы заливая страшную жажду, осушил его.
- Спасибо, дочка! - Старик медленно поднялся, выпрямился и направился в мастерскую.
Он подошел к Ратибору, обтачивавшему лезвие топора, и тихонько тронул его за плечо. Они оба вышли из мастерской и долго бродили по двору, заходили в сараи, на склад, потом вернулись в мастерскую и, усевшись за столом, долго что-то подсчитывали и тихо переговаривались. Оба были сумрачны и угрюмы. Старик сел на табуретку, опершись обеими руками о колени.
- Да, сынок, видно, подходит полное разорение. Одного я не пойму: откуда набралось столько долгов - сто сорок семь коп грошей! Я всегда считал, что должен самое большее коп восемьдесят - девяносто.
- И почему-то все ваши долги оказались переписаны На Гартмана и Клуге - двух самых паскудных старо-местских патрициев, - в раздумье заметил Ратибор.
- Не удивляйся этому, сынок. Вот уже два года минуло с того самого времени, как папа проклял нашего мистра Яна Гуса, велел схватить его и мистру пришлось скрыться из Праги. Богачи-немцы крепко взялись за нашего брата, особенно за тех, кто известен как почитатель мистра Яна Гуса.
- Но ведь если даже продать все, что мы имеем, так все равно и половины долгов мы не заплатим.
- Вот то-то и оно, что не хватит, а сроку дают до следующего четверга. Как хочешь, так и выкручивайся, а нет - так тюрьма.
Мрачное настроение Войтеха передалось всем домочадцам. В доме стало тихо и печально. Текла ходила понурив голову, но тоже ничего не объясняла Божене, а та мучилась неизвестностью и не решалась спрашивать. "Как жаль, что Штепана нет! - думала девушка. - Был бы сейчас в Праге, все объяснил бы мне. Где-то он теперь вместе с мистром Яном Гусом? И когда вернется?" Да, Яна Гуса и Штепана в Праге не было.
За вспыхнувшим в 1412 году в Праге возмущением против продажи индульгенций последовало повеление папы Иоанна XXIII архиепископу пражскому и епископу литомышльскому Яну Железному немедленно схватить Яна Гуса.
Папское повеление подняло дух пражских патрициев, и они не раз пытались убить Яна Гуса, а Вифлеемскую часовню разрушить. Хотя пражская беднота, ремесленники и студенты дружно защищали своего наставника и свою часовню, жизнь Яна Гуса постоянно находилась в опасности.
Осуждение Яна Гуса поставило короля Вацлава в трудное положение. Король знал, что казнь Яна Гуса неминуемо вызвала бы в Чехии всеобщее народное возмущение, при котором мог бы рухнуть и его трон. Ослушаться же повелений папского престола король боялся, чтобы самому не попасть в еретики со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Король избрал третий путь. Вызвав к себе Яна Гуса, король с королевой в самых милостивых и мягких выражениях "посоветовали" ему до лучших времен удалиться из Праги во избежание нежелательного кровопролития и для сохранения его жизни, которую здесь король обеспечить не в состоянии.
И вот в один хмурый осенний вечер Ян Гус, закутанный в серый плащ, с низко опущенным капюшоном, оставил Прагу, а Штепан, как его верный ученик, решил разделить с ним все горести и невзгоды изгнания.
Почти два года Ян Гус провел в изгнании, странствуя по селам и городам южной и юго-западной Чехии, укрываясь в Козьем замке у Градища на Усти, и наконец поселился в замке Краковец, воспользовавшись гостеприимством одного из его почитателей - пана Гинка Вефля.
Где бы ни останавливался Ян Гус, народ толпами собирался слушать своего проповедника - будь то в церкви, на сельской площади или просто в поле. Проповеди Яна Гуса широко распространились по югу Чехии, а гонения на популярного проповедника еще более распалили ненависть народа к папскому престолу.
И в этот день, когда невзгоды снова посетили дом Дубов, Божене невольно вспомнились Ян Гус и Штепан, которые, наверно, в такой трудный момент помогли бы им своими советами.
На другой день случилось нечто вовсе для всех неожиданное: явился Шимон, который после казни юношей на староместской площади ушел из дома Дубов и, сделавшись счастливым зятем купца Зуммера, почти не показывался в течение этих двух лет в отцовском доме. За это время он стал солидным, процветающим владельцем свечной торговли.
И вот, когда его никто не ждал, он постучал в двери отцовского дома. Войтех не счел нужным скрывать свое недоумение.
- Что случилось, что ты к нам пожаловал, Шимон? - осведомился старик, оглядывая сына.
Вся внешность Шимона говорила о его благосостоянии и полном довольстве своим положением и новой родней.
Играя изящной тростью с головкой из слоновой кости и золота - подарком тестя, Шимон развязно ответил:
- Со мной ничего не случилось, а вообще в мире происходит множество важных и великих событий,
- О чем это ты?
- Как о чем? Разве не важное событие для каждого католика - великий собор всей католической церкви, что должен в конце этого года собраться в Констанце?
- Слыхал краем уха об этом. Но все же, неужели ты пришел только сообщить нам о соборе в Констанце?
- Нет, вовсе не только о соборе. Хотя, - тут Шимон хитро прищурился, - собор и для вас не безразличен, так как ваш любимый мистр Ян Гус приглашен императором Сигизмундом явиться на собор, чтобы оправдать себя перед всем католическим миром.
- Мистр Ян Гус - на собор в Констанце? Так его же там сожгут!
- Даже наверное, - с улыбкой согласился Шимон. - Но я, отец, к вам, собственно, пришел по другому делу, близко вас касающемуся.
- Говори. Но чем короче, тем лучше.
- Очень хорошо. Скажу самым коротким образом. Вы разорены, и даже больше - вас собираются посадить в тюрьму. А Ратибору угрожает нечто худшее за его проделки в Праге...
- Знаю.
Шимон вынул из кармана бумагу:
- Здесь написано, что вы должны уплатить в течение трех дней сто сорок семь коп грошей.
- И это знаю. Дальше.
- Будьте терпеливы, отец. Я хочу вас спасти и нашел средство. Будут уплачены не только все ваши долги, но вы даже получите от пана Камерера - коншеля и одного из самых знатных патрициев Старого Места - пятьдесят коп грошей...
- Ну, продолжай! И что за святая душа этот твой пан Камерер! - язвительно, с насмешкой в голосе и недобрыми искорками в глазах заметил Войтех.
В этот момент в столовую незаметно вошел Ратибор и замер у дверей.
- Пан Камерер действительно достойный человек и искренне хочет вам помочь, так как за все это он от вас желает приобрести лишь одно: ваш секрет закалки стали.
В ответ Войтех разразился оглушительным хохотом.
- Вот что, Шимон: иди туда, откуда пришел, и передай своим друзьям немцам-патрициям, что Войтех согласен скорее сгнить в тюрьме за долги, чем отдать немцам секрет своей закалки. - И, возвысив голос, закончил: - Вы меня опутали своими хитростями и кознями, но купить меня не удастся!.. Иди с моих глаз! Ты мне не сын!
- Мне очень жаль вас, отец, но, кроме вас, в тюрьму пойдет еще кое-кто...
- Врешь! - крикнул Ратибор и, крепко схватив Шимона за воротник, вытащил его за дверь и одним ударом выкинул с крыльца на пыльную улицу.
Лежа в пыли, Шимон бормотал плачущим голосом:
- Ладно... Вы все меня вспомните, всех вас выдам: и тебя, и Штепана, и... Божену...
Ратибор мгновенно оказался около Шимона и с силой сжал ему горло. Шимон посинел и только дергался.
- Ратибор, брось его! - кричал Войтех.
- Сынок, да что с тобой... - плакала Текла.
Но Ратибор, казалось, не был способен ни слышать, ни понимать.
- Ратибор! Что ты делаешь?! - раздался над ним властный голос.
Ратибор вздрогнул, разжал руку и повернул голову. Перед ним стоял Ян Жижка.
- Я пришел к твоему отцу кое-что заказать - и вижу, что пришел как раз вовремя. Оставь его и идем в дом.
Ратибор, тяжело дыша, молча последовал за рыцарем на крыльцо, а Шимон, потирая горло, поднял из пыли свой бархатный берет, трость и, отряхивая платье, побрел вдоль по улице, бормоча: